Евгений Анисимов - Дворцовые тайны Страница 33

Ясно, что, живя в тяжких грехах, Ванька понимал, что ему грозит опасность разоблачения, и он делал все, чтобы избежать эшафота. Из дела Каина видно, что он дружил с сильными мира сего — чиновниками Сыскного приказа, полиции, Сената. Дружба была взаимовыгодная — он платил им деньгами и услугами, они его всячески покрывали. Сращение власти и уголовщины было здесь полным. Позже Каин показал, что чиновники, «за то, чтоб ево остерегали, даривал им и многократно в домах у них бывал и, как между приятелей обыкновенно, пивал у них чай и с некоторыми в карты игрывал». Дарил он чиновникам и конфискованные у воров вещи, которые раскладывал (для удобства выбора) на столе в судейской комнате, так сказать, прямо на алтаре правосудия, посредине которого стояло зерцало Петра Великого с законами империи! Ну а доставить другу-чиновнику девицу посмазливей, фунт хорошего чая или табакерку дорогую, как теперь в определенной среде говорят, «Нет базара!».

Но, памятуя пословицу о кончике вьющейся веревочки, двинемся к финалу нашей истории. Концу авантюриста предшествовал некий знак судьбы. Вот запись в журнале приказа от 8 августа 1748 года: «Ходил он, Каин, для поиску и поимки воров и мошенников и на мосту попался ему мошенник Петр Камчатка, которого взяв, Каин привел в Сыскной приказ». Камчатку пытали, били кнутом и сослали навечно на рудники. Конечно, «вор должен сидеть в тюрьме» и Камчатка симпатий не вызывает, но все-таки записанная в журнале история о том, как Каин «взял» на мосту шедшего ему навстречу старого друга, который не раз спасал самого Ваньку от петли и кнута, выразительна: Каин в своем падении опустился до самого дна. Как часто бывает, все началось с женщины — точнее, пятнадцатилетней солдатской дочери, которую Каин «для непотребного дела сманил», а потом, как ненужную тряпку, выбросил. Так бы и забылся этот случай — один из десятков преступлений Каина, если бы не отец девочки, солдат Федор Тарасов. Он дошел до самого генерал-полицмейстера Москвы Татищева и подал ему жалобу на Каина и на чиновников, которые покрывали преступника.

Татищев, и ранее наслышанный о проделках Каина, начал следствие, да не в полиции, а в тогдашней ФСБ — Тайной канцелярии. Ванька пытался оговорить свидетелей, тогда Татищев посадил его в своем доме в сырой погреб на хлеб и воду. Каин, не привыкший к такому «суровству», испугался, взмолился о пощаде и стал давать показания, от которых на голове генерал-полицмейстера волосы дыбом встали. Он тотчас доложил обо всем в Петербург императрице Елизавете Петровне, оттуда нагрянула комиссия — пошли аресты, допросы, дело закрутилось. Между тем руководство Сыскного приказа, на которое столько лет «подрабатывал» Каин, во что бы то ни стало хотело заполучить мерзавца себе и провести расследование по полной форме. Чем могло закончиться для Ваньки это расследование, читателю объяснять не надо. Но Татищев оказался человеком порядочным и умным — Ваньку сыскарям он не отдал, а караулы приказал удвоить...

Дело тянулось долго-долго. Только в 1755 году Каина приговорили к смерти, но так как при Елизавете никого не казнили, то Каину «навели красоту»: вырвали ноздри, выжгли на лбу «В», на левой щеке «О», а на правой «Р» и, заклепав в кандалы, отправили «в тяжкую работу» на каторгу в Рогервик, где он и надиктовал свои мемуары — одну из любимых народом книг. Но что примечательно, каторга — ведь не место для литературного творчества. Видно, и там Каин сумел устроиться с комфортом. Как писал служивший конвойным офицером на каторге в Рогервике Андрей Болотов, те из преступников, кто имел деньги, дикий камень не ломали и в порт его не таскали, а жили припеваючи в выгороженных в казарме каморках. Вероятно, была там и каморка Ваньки.

Наконец, последнее. Можно спросить: а что же было с высокопоставленными сообщниками Каина из полиции? Глупый вопрос и наивный. Никто из чиновников Сыскного приказа на каторгу не попал, доказать их вину на следствии так и не смогли. Кто-то был уволен, кто-то переведен в другую канцелярию, кто-то отделался испугом... А вы, наверное, думали, что в те времена было иначе?

Идеальный фаворит: Иван Шувалов

В конце 1749 года у сорокалетней императрицы Елизаветы Петровны появился новый фаворит, Иван Иванович Шувалов, двадцати двух лет от роду. Многим казалось, что его «случай» будет недолгим и на смену ему придет новый юноша. Но придворные оракулы просчитались. Недели шли за неделями, складывались в месяцы, годы, а Ванечка все не шел с ума капризной красавицы-императрицы. Присмотревшись к Шувалову, можно было заметить, что он резко отличается от других молодых людей при дворе. На это обратила внимание великая княгиня Екатерина Алексеевна, будущая Екатерина II. Она писала в мемуарах, что «вечно его находила в передней с книгой в руке... этот юноша показался мне умным и с большим желанием учиться... он был очень недурен лицом, очень услужлив, очень вежлив, очень внимателен и казался от природы очень кроткого нрава».

Шувалов родился в 1727 году, получил домашнее образование и был пристроен ко двору своими двоюродными братьями — влиятельными Петром и Александром Шуваловыми. Они рассчитывали, что юноша там оботрется, пообвыкнет и начнет делать карьеру, как все Шуваловы. Но Иван превзошел все ожидания родни — он стал фаворитом императрицы Елизаветы и был им до самой ее смерти. В истории этой долгой связи, продлившейся два десятка лет, есть своя тайна. Конечно, Иван Шувалов был нужен стареющей кокетке Елизавете. Рядом с красивым юношей она чувствовала себя молодой. Новая любовь на фоне блестящих праздников и развлечений помогала отодвинуть неизбежную и печальную осень жизни. Но это только часть правды о причинах необыкновенно долгой привязанности императрицы к Шувалову. Довольно быстро она узнала и оценила поистине золотой характер своего молодого любовника.

С самого начала Иван, вопреки надеждам корыстолюбивых кузенов, не проявил характерной для них наглости и жадности в хватании богатств, земель, титулов и должностей. А между тем возможности его были огромны — в конце жизни императрицы Иван Иванович был единственным ее докладчиком, готовил тексты указов и объявлял сановникам ее решения. И при этом фаворит никакой выгоды не извлек. В 1757 году вице-канцлер М. И. Воронцов представил государыне (читай — фавориту) проект указа о пожаловании Шувалову титула графа, ордена Андрея Первозванного, сенаторского чина, 10 тысяч крепостных душ. Бесспорно, соблазн был велик. Государыня чувствовала себя неважно, а нестарому Шувалову — еще жить да жить. Самое время упрочить свое состояние на будущие годы. Но Иван Иванович выдержал и это искушение — отказался подать государыне проект этого указа. Поэтому напрасно его порой величают графом — этого титула он никогда не носил. «Могу сказать, — писал он Воронцову, — что рожден без самолюбия безмерного, без желания к богатству, честям и знатности, когда я, милостивый государь, ни в каких случаях к сим вещам моей алчбы не казал в таких летах, где страсти и тщеславие владычествуют людьми, то ныне истинно и более притчины нет.» Позже, уже после смерти Елизаветы, он писал сестре: «Благодарю моего Бога, что дал мне умеренность в младом моем возрасте, не был никогда ослеплен честьми и богатством, так и в совершеннейших годах еще меньше быть могу». Это не была поза, это была жизненная позиция. Он не выпрашивал у государыни, как другие сановники, «деревенишек», «людишек», звезд, чинов и орденских лент.

Разумеется, все относительно, и фаворит императрицы не бедствовал. Он жил в царском дворце на полном казенном довольствии, построил и собственный роскошный дворец на Невском проспекте с огромной картинной галереей и библиотекой. И все-таки никто не мог прошипеть ему вослед: «Вор!» Остаться, да еще так долго, у кормушки власти честным, бескорыстным, незапятнанным человеком — подвиг необыкновенный. Рассказывали, что после смерти Елизаветы Петровны Иван Шувалов передал ее преемнику императору Петру III миллион рублей — прощальный подарок государыни. Этот поступок Шувалова вполне соответствует всему, что мы о нем знаем. Известно также, что после смерти Елизаветы и отставки он часто занимал деньги у своей сестры, но совсем не потому, что кутил безмерно или проигрывал миллионы в карты. Просто он был не очень богат для вчерашнего фаворита императрицы.

В бескорыстии и скромности Ивана Ивановича кроется одна из причин его долгого фавора. Всегда подозрительная к малейшим попыткам фаворитов использовать ее любовь к ним в ущерб ее власти, Елизавета безгранично доверяла Шувалову потому, что не сомневалась в его порядочности.

Попав в любовники годившейся ему в матери государыни, Шувалов вряд ли смущался этим обстоятельством. Фаворитизм был общепринятым придворным институтом в жизни королевской Европы, считался замечательным средством, чтобы сделать карьеру и разбогатеть. Во Франции он был признан официально, существовала даже особая церемония представления королеве новой фаворитки короля. Молодой, красивый, модно одетый Шувалов был сыном своего века и от своего счастья отказываться не собирался. Естественно, что Елизавете он понравился не столько ученостью, сколько светскими манерами и щегольством. Да и вряд ли иной человек мог бы сделаться фаворитом императрицы, модницы и кокетки. Ведь ей непременно наскучил бы книгочей в перекрученных чулках.