Павел Загребельный - Изгнание из рая Страница 33

- И люди в нем должны быть какие? Образцовые?

"Куда он клонит? - подумал Гриша. - И к чему тут вся эта образцовость? Каким-то гадством тут пахнет".

- А что такое? - изображая сплошную наивность, спросил он.

- Ничего особенного.

И снова шуршит, как мышь в сухих кукурузных стеблях.

- Вы подавали заявление в институт?

- Подавал. На факультет механизации сельского хозяйства. Заочный.

- С какой целью?

- Да с какой же? Поднять свой уровень.

- Уровень механизатора?

- Точно.

- Вот тут у меня характеристика, подписана председателем колхоза. На вас эта характеристика?

- Если на меня, значит, на меня.

- Тут написано, что вы механизатор.

- Написано - значит, написано.

- Но это не отвечает действительности.

- Да и в самом деле. Написали "механизатор", а надо было: "механизатор широкого профиля". Потому что я - на всех машинах.

- Вы хотите выдать желаемое за действительное.

- Что-то я не пойму...

- Ведь вы теперь не механизатор, а председатель сельсовета.

- Председатель? И уже не механизатор?

- Уже нет.

- А когда начнется вторая жатва, пойдет кукуруза, пойдет свекла, вы думаете, я буду сидеть в кабинете? Я сяду на комбайн!

- Несерьезно, товарищ Левенец.

- Что - несерьезно?

- Председатель сельсовета на комбайне - это несерьезно.

- Слушайте, - воскликнул Гриша. - Вот я как-то был в Киеве и видел, как заместитель Председателя Совета Министров выходит из государственных дверей, садится в машину, ключик - в замок зажигания, чик-чик и поехал! Это что, по-вашему?

- Несолидно, товарищ Левенец!

- Что несолидно? Что ключик - в зажигание и чик-чик без шофера?

- Несолидно обманывать государство.

- Как это, обманываю? - аж подскочил от праведного возмущения Гриша.

- Выдаете себя за механизатора, не будучи им.

- Ну, хорошо, пусть сегодня я не механизатор. А когда подавал заявление - был я им или нет?

- Нужно было известить институт, что вы уже не принадлежите к производственной сфере.

- Не принадлежу? А как же Продовольственная программа и единый агрокомплекс?

- Надо еще разобраться, принадлежите ли вы к агрокомплексу.

- А к чему же я принадлежу?

- Спрашивать разрешите мне. Мы имеем заявление о том, что вы нарушили положение о приеме в институт. Заявление подтвердилось.

- Хотел бы я знать, чье это заявление!

- Оно адресовано нам, так что об этом не будем. Речь идет о другом. Вы заслуживаете наказания. Точно так же, как те, кто давал вам фальшивые справки и рекомендации.

- Рекомендацию мне дало общее собрание колхоза!

Недайкаша не слушал Гришу, продолжал свое:

- Ректора мы накажем за то, что допустил вас к экзаменам.

- Не было экзаменов! Только беседа.

Тот так и въелся:

- Какая беседа? С кем?

- Ну, с профессором, с доцентами.

- Накажем и их.

Сколь напрасными могли бы показаться споры философов всех времен о том, есть ли у человека душа или нет. В этом человеке души не нашли бы никакие академии наук. Гриша готов был изрубить его, как капусту, а он спокойненько перечислял, кого надо покарать, кого предупредить. И за что же? Что это происходит на белом свете!

- Мы проверили, - не унимался Недайкаша, - вы не привозили для руководства института ни поросят, ни индеек, ни сала, ни меду - это свидетельствует в вашу пользу.

- Я же приезжал в институт, а не на базар! - взорвался Гриша.

- Ездят по-всякому. Но к вам в этом плане нет претензий. Мы только делаем вам замечание, указывая на нарушение и аннулируем ваше заявление, поскольку вы нарушили существующее положение.

- Да оно ведь неправильное - вы же сами видите!

- Пока положение существует, его надо выполнять. Изменится положение тогда другое дело.

- И что же мне? Ждать, пока оно изменится? А сколько ждать?

- Этого я вам не могу сказать. Наберитесь терпения.

- Да я набрался его с самого рождения. А особенно - на зимних ремонтах техники. Вы когда-нибудь слышали об этих ремонтах? В нетопленых мастерских, без запчастей и материалов и двенадцать рэ в месяц!

- Поймите меня правильно, - встал, наконец, Недайкаша из-за стола, и Гриша увидел, что он невысокого роста и весьма болезненный на вид, - наш долг придерживаться законов, следить, чтобы не было никаких нарушений. Ваш случай особый, и если бы не это заявление на вас, мы бы не придирались. Но теперь - надо подождать. Думаю, все будет в порядке и со временем можно будет вернуться к этому вопросу...

Тут в духе старинных романов Недайкаша должен был бы воскликнуть: "Я прощаю вас за невольный обман!" - а Гриша в свою очередь: "А я прощаю вас за чрезмерную придирчивость!" - а потом броситься в объятия друг к другу, расцеловаться и заплакать.

Гай-гай, кто же обнимается, целуется и плачет в наш атомный век? К тому же мы знаем, чем кончаются все эти сладкопевные прощения. Разве в бессмертной поэме "Фауст" над несчастной Маргаритой, брошенной в темницу, не звучит голос с неба: "Спасена!" - вопреки безжалостным словам Мефистофеля: "Она обречена!"? А что получается на самом деле? Побеждает не всепрощающий голос неба, а жестокая дьявольская сила. Короче говоря, Гриша мог пожалеть, что надел новые брюки. Необязательно надевать новые брюки только для того, чтобы оказаться в состоянии апории. Зато он теперь убедился в целесообразности мудрого совета Ганны Афанасьевны читать законы и постановления. Чтобы жить счастливо, надо знать то, что твердо установлено. А, как говорил философ, кое-что твердо установлено не потому, что оно само по себе очевидно и убедительно, а потому, что оно удерживается окружающим его.

Гриша возвращался автобусом в Веселоярск, вокруг расстилались широкие поля богатой родной земли, снова словно бы летал над этой землей невидимый хор, но уже не на золотистых, а на черных крыльях, и хотя пел снова о просе, да не так, как раньше, а наоборот:

А мы просо вытопчем, вытопчем!

Ой, дед-ладо, вытопчем, вытопчем!

Более всего он боялся сказать обо всем Дашуньке. Ну как ты тут объяснишь? Но она все поняла без объяснений.

- Не приняли? Только и хлопот! Все равно примут - куда они денутся! Бездари всякие по десять раз сдают экзамены и прорываются в институты. А ты ведь у меня умный! Умный же?

- Да, наверное, не очень глупый, - насупился Гриша, а потом вдруг просиял и встрепенулся и уже со свежими силами предстал перед Ганной Афанасьевной, которая, к сожалению, не владела необходимой для таких случаев чуткостью и не подняла Гришино настроение еще на несколько градусов, а наоборот, резко опустила его, сообщив:

- Тут, пока вас не было, депутатская группа по торговле и бытовому обслуживанию проверила продмаг и выявила отсутствие в продаже пшена.

- Пшена?

- Ага. Они будут вам докладывать, чтобы вы приняли меры, Григорий Васильевич.

- По пшену?

- По пшену.

Гриша вспомнил, как еще перед открытием Веселоярского музея под открытым небом, забрел сюда откуда-то дурень со ступой, таскал ее всюду, допытывался у пионеров:

- Откуда пшено берется?

- Из магазина!

- А там где берется?

- Привозят!

- Хотите, я покажу, как ваши предки делали пшено?

- Не хотим!

Никто ничего не хочет знать, а каждому дай! Теперь вот дай пшено. А кто будет сеять просо? Когда пропадают озимые, пересеваем только ячменем, будто все мы пивовары. А где взять пшено? И спросить бы у него: зачем он ездил в область? Чтобы вернуться и тебе сказали: нет пшена? Если бы встретили вестями, что за время его отсутствия на Веселоярск наползли новые толпы ухажеров за Дашунькой, он бы не удивился. Но встретить пшеном?

Тут автор, может, впервые пожалел, что бросил своего героя на произвол судьбы. Доктора эрудических наук Кнурца отправил на пенсию, сам засел в столице, в Веселоярск даже не наведывался. А был бы рядом с Гришей Левенцом в такую трудную минуту его жизни, разъяснил бы ему, что пшено очень полезно, что на пшене держалась вся цивилизация Киевской Руси, все победы нашего казачества, пшеном выкормлены и Ярослав Мудрый, и Сковорода, да и Иван Петрович Котляревский, о чем он недвусмысленно заявил в своей бессмертной "Энеиде", уже в первой книге среди излюбленных яств вспоминая классическое блюдо пшенное - кулеш:

Там яства и приправы - чудо!

Бери что хочешь, наугад.

Конца не видно переменам:

Свиная голова под хреном,

Кулеш, лепешка и лапша.

Тому - индюк с подливой лаком,

Другому - корж медовый с маком,

И путря тоже хороша.

(Перевод В.Потаповой)

Разумеется, ничего подобного в "Энеиде" Вергилия вы не найдете, так что можете и не искать. Нет там ничего и о пшене, а вот в "Энеиде" Котляревского про пшено речь идет и в части третьей, и в четвертой, и в пятой, как, скажем, хотя бы вот такое место:

Им дали в сотники панов,

Значки с хоругвью войсковою,

Бунчук с пернатой булавою,

Запас недельный сухарей,

Мушкеты, пики с палашами,

Бочонок серебра - рублями,