Сергей Цветков - Поход Русов на Константинополь в 860 году и начало Руси Страница 34

Ф.И. Успенский считал, что патриарх Фотий основывался на донесении Кирилла об успешной проповеди в Северном Причерноморье среди «фулльского колена в Крыму{243}. П.В. Кузенков совершенно прав, когда говорит, что «гипотезы сторонников “другой руси” нуждаются в более веском основании», поскольку едва ли ведение дипломатических переговоров с Византийской империей и назначение епископа, а потом и архиепископа «могли иметь место в отношении некой незначительной группы руси; и то и другое указывает на то, что Византия имела дело с достаточно мощным политическим образованием: ведь даже могущественный болгарский князь далеко не сразу добился назначения архиепископа для своей страны»{244}.

Поскольку сам Киев к середине IX в. по данным археологии не являлся значительным городским поселением, а известные городские центры той эпохи локализуются севернее, ряд исследователей относят сообщения источников этого времени, в том числе и о походе 860 г., к протогосударственному образованию в районе Ильменя и Ладоги. Кузенков считает, что это вряд ли возможно из-за больших расстояний, при этом отмечая, что: «Значительность похода 860 г. зачастую недооценивается, а ведь это была одна из крупнейших военных акций той эпохи: был осажден — и, судя по рассказу Фотия, едва не взят — сам Константинополь, огромный (длина его стен составляла 17 км) и многолюдный город, столица великой империи; и если бы не стихия, поход мог бы считаться триумфальным». Считая, что все же кафедра могла располагаться в Киеве, что у меня вызывает сомнение, он обоснованно пишет: «Для управления столь обширными пространствами вожди руси не могли себе позволить пребывания в каком-то одном месте (недаром Фотий именует русь “кочевым народом”) и должны были постоянно перемещаться со своей дружиной, опираясь на систему малых градов-крепостей и союзы с племенными князьями. Этим и можно объяснить отсутствие на данном этапе ярко выраженных центров, какими в X в. становятся Киев и Новгород»{245}.

По мнению В.В. Фомина, Россия — русская епархия, упоминаемая во всех церковных уставах византийских императоров с 879 г., занимая 61-е место в перечне метрополий — это город. Этот город, отождествляемый с Боспором, расположенный в районе нынешней Керчи просуществовал до XII в. Ученый опирается на данные арабского географа XII в. ал-Идриси, который писал, что Дон «течет до города Матраха (Тьмутаракани. — В. Ф.) и впадает в море между ним и городом Русийа» и договора между генуэзцами и Византией, предоставлявшим последним право направлять свои торговые суда во все гавани, кроме Rossia и Matracha{246}.

Раскопки на Голубищенском городище (на территории станицы Голубицкой на Таманьском полуострове) выявили «детинец (военно-административный центр) древнерусского города, а окружающее городище являлось его поселением. Площадь детинца составляет около 7 га, что, как указывает Ю.М. Десятчиков, намного превышает площади детинца Чернигова (4 га) и Новгорода Северского (2,5 га). Это дает основание считать, что обнаруженный город был весьма крупным и по своим размерам был чуть меньше Тьмутаракани, а, учитывая его расположение на берегу Азовского моря, его можно считать и крупным торговым портом. Ю.М. Десятчиков высказал предположение, которое затем было нами обосновано, что на этом месте располагался город Россия, известный по византийско-генуэзским договорам»{247}.

Свое предположение В.А. Захаров подкрепляет данными источников и археологии: «Ал-Идриси совершенно точно указал расстояние от Тьмутаракани до России, оно составляло — 27 арабских миль. Это соответствует современным 54 км, и в точности соответствует расстоянию между городищами Таманским и Голубицким. Именно из этих мест происходит известная печать Феофании Музалон, “архонтиссы России”, впервые опубликованная в 1883 г.»{248}.

Ал-Идриси пишет об этом городе: «От города Матраха до города Русийа двадцать семь миль(…). Город Русийа стоит на большой реке, текущей к нему с горы Кукайя. От города Русийа до города Бутар (Феодосия. — С.Ц.) двадцать миль»{249}. Эту реку разные исследователи отождествляют либо с Доном, либо с Кубанью.

Необходимо обратить внимание, что арабские источники отмечают все время три центра Русского каганата. Вызывает сомнение, что епископская, а впоследствии архиепископская кафедры находились в Киеве — скорее всего, она должна была находиться в прежнем языческом сакральном центре, в Артании. Не исключено также, что присылка архиепископа могла означать создание нескольких епископских кафедр, соответствующим трем центрам Русского каганата.

Что же касается территории Русского каганата, то выше уже говорилось, что полисная система городов Древней Руси, похожая на финикийскую, охватывала огромные территории, связанные речными путями, и в самом походе могли принимать как племена Севера, так и Юга и Востока Древней Руси того времени. Собрать такое большое войско и снарядить большое количество кораблей требовало огромных материальных затрат и людских ресурсов, так что, скорее всего, дружина для похода собиралась со всех восточнославянских племен под руководством русов. А то, что все восточнославянские племена были связаны между собой торговыми и военными интересами подтверждают данные археологии, в том числе и многочисленные находки арабских дирхемов того времени. Описание сборов русов в Константинополь, сделанное Константином Багрянородным, показывает взаимодействие и участие в этом действии, как племен Северной Руси, так и Южной. Более того, его описание, что именно с севера киевляне получали ладьи-однодревки и в Киеве их лишь дооснащивали, показывает, что они вряд ли могли осуществлять крупные морские походы без участия и помощи северных племен.

Что касается крещения Руси, то Кузенков совершенно справедливо пишет: договор с русами и отправка к ним епископа могла произойти между 861 и 866 гг. «Принятие христианства русью непосредственно связано здесь с заключением мирного договора, причем инициатива целиком приписана самим новообращенным. Представляется маловероятным, что подобное мероприятие могло осуществиться без предварительной миссионерской работы: вполне возможно, что о Христе проповедовали руси многочисленные пленники-христиане; они же могли объяснить язычникам и смысл неудачи похода 860 г. как небесную кару. Учитывая, сколь чувствительны к крупным военным поражениям культы, основанные на поклонении божествам войны, рвение новообращенных вполне объяснимо»{250}. К этому можно добавить, что необходимо помнить о крещение «сильного князя Бравлина» вместе с боярами, а так же миссионерскую деятельность в Хазарии св. Кирилла, при которой неизбежны были встречи и с представителями русов.

Константин Багрянородный весьма подробно описывает процесс крещения Руси в своем труде «Историческое повествование о жизни и деяниях Василия, прославленного василевса, трудолюбиво составленное из разных рассказов внуком его Константином, василевсом в бозе ромеев»: «Но и народ росов, неодолимейший и безбожнейший, он (Василий. — С. Ц.), склонив к соглашению обильными подношениями золота, серебра и шелковых одеяний и заключив с ними мирный договор, убедил также приобщиться к Игнатия архиепископа. Тот, явившись в страну упомянутого (народа), был после такового деяния благосклонно принят народом. Ибо когда архонт этого племени собрал подданных на прибывший к ним иерей и был подвергнут расспросам, что он проповедует и чему намерен учить их? И после того как тот, протягивая книгу Евангелия, возвестил им о некоторых чудесах Спасителя нашего и Бога и привел им примеры чудо действия Божия из ветхозаветной истории, росы тот час сказали: “Если и мы увидим чего-нибудь подобного, особенно же того, что рассказываешь ты о трех отроках в печи, вообще не будем верить тебе и рекшего: чего попросите во имя Мое, получите и верующий в Меня дела, которые творю Я, и сам сотворит, и больше сих сотворит, когда надо этому свершиться не напоказ, но во спасение душ”, — сказал им: “Хоть и нельзя искушать Господа Бога, но все же, если от души решились вы обратиться к Богу, просите, что хотите, и Бог сполна сделает это ради веры вашей, хотя сами мы просты и ничтожны”. Они же попросили ввергнуть в разведенный ими костер саму книгу христианской веры, то есть Божественное и Святое Евангелие, и если останется оно невредимым и несгоревшим, то обратятся они к Богу, им провозглашаемому. Когда это было сказано и иерей, воздев глаза и руки к Богу, изрек: “Прославь имя Твое, Иисусе Христе, Бог наш, и ныне в глазах всего этого народа!” — книга Святого Евангелия была брошена в огненную печь. По прошествии достаточного времени, когда печь была потушена, обнаружили, что Святой том остался нетронутым и неповрежденным, не испытав от огня никакого ущерба или урона, так что даже кисти на книжных запорах не претерпели никакой порчи или искажения. Видя это и поразившись величию чуда, варвары без колебания приступили ко крещению»{251}.