Николай Черкашин - Командоры полярных морей Страница 34

Стефан Транзе пережил все эти ужасы и уехал во Францию по рабочему найму — в Тулузу на ковроткацкую фабрику. После Второй мировой войны перебрался в США, к брату Николаю, где и окончил свои дни.

Владимир Транзе (второй брат по старшинству), гардемарин выпускного курса, погиб не в море… В январе 1904 года император Николай II посетил Морское училище по случаю начала Русско-японской войны и произвел досрочное производство старшекурсников в офицеры.

РУКОЮ ОЧЕВИДЦА. «В швейцарской, — писал в книге “Моряки” контр-адмирал Т.К. Граф, — мы обступили государя и государыню и стали умолять всех нас сейчас же отправить в Порт-Артур на эскадру. На это государь возразил, что кто же тогда будет служить на кораблях в Балтийском и Черном морях. Но все же, так как по положению десять первых могли выбирать вакансии сами, государь разрешил отправить их в Порт-Артур. Остальные были разочарованы, но понимали, что иначе и быть не может. Затем мы стали упрашивать их величества дать нам что-нибудь на память, и, не удержи нас окружающее начальство, мы готовы были разорвать шубу государыни и пальто государя. Все же царские пуговицы, носовые платки и перчатки исчезли в одну секунду, разодранные на куски.

Наконец их величества сдались и, еще раз попрощавшись со всеми, стали выходить. Мы бросились за ними и облепили карету. Несколько человек взобрались даже наверх и к кучеру на козлы, но их оттуда согнали.

Мороз был около 10 градусов, а мы выскочили без фуражек и в одних голландках. Однако это нам не помешало, когда карета тронулась, с криками “ура” броситься за нею. Как начальство ни останавливало, но порыв был так велик, что, казалось, и сам государь не мог бы воспрепятствовать бежать за ним. И мы неслись все дальше и дальше, не отдавая себе ясного отчета куда. Около Николаевского моста уже стали уставать, но и не думали прекращать проводы. Когда же государь остановил карету и взял к себе ближайших, испугавшись, что они могут простудиться, то остальные гардемарины бросились на извозчиков, а некоторых взяли лица из свиты.

Так мы и продолжали сопровождать царскую карету и все время кричали “ура”. Публика в удивлении останавливалась, но, поняв, в чем дело, тоже кричала и снимала шапки. Вид получался совершенно необычайный, и, наверное, полиция была очень смущена и не знала, что и предпринять.

Наконец царская карета остановилась у подъезда Зимнего дворца на набережной, а за ней подкатили и наши извозчики. Их величества, видя нас, стали ласково упрекать за то, что мы по морозу, без всякой верхней одежды, совершили это путешествие, и приказали в таком виде назад не возвращаться. В ожидании же присылки наших шинелей из корпуса государь велел войти во дворец и отдал распоряжение, чтобы нас напоили горячим чаем и вином. Мы страшно обрадовались и скромно вошли во дворец. Потом нас провели в какое-то помещение и скоро подали чай и вино. Вскоре были доставлены шинели, и мы отправились восвояси».

И все-таки один из гардемаринов простудился, заболел и умер. Этот печальный жребий выпал на долю Владимира Транзе.

В том же печальном году родился самый младший из братьев Транзе — Авенир. Быть бы ему моряком, но грянул октябрь 17-го, Морской корпус в 18-м выбросил свой последний, «ленинский выпуск» из недоучившихся гардемаринов.

Авенир вместе с матерью и остатками некогда большой (девять братьев и сестер) семьи остался жить в Эстонии. Однако навсегда сохранил интерес к флоту, к морякам. Прочитал, пожалуй, все книги в нарвской городской библиотеке о морских путешествиях, Порт-Артуре, Цусиме, войне на Балтике… Кто мог подумать, что библиотечный формуляр с длиннющим списком морских книг станет для него роковым документом? В сорок первом, за неделю до начала войны, чье-то бдительное око усмотрит в читательской страсти Авенира антисоветские настроения (среди прочитанных книг были и мемуары офицеров белого флота), и Транзе-младшего заберут в НКВД. Но тут разразилась война. Всех арестованных погрузили в эшелон для отправки на восток. Спасение пришло воистину с неба. Состав стоял на товарных путях Нарвы, когда неподалеку немецкая авиабомба попала в эшелон, груженный морскими минами.

За минуту до чудовищного взрыва он еще беседовал со своими спутниками — бывшим директором эстонского банка и нарвским протоиереем Колчиным… Заслышав вой падающей бомбы, он инстинктивно бросился под нары. Вагон разнесло вдребезги. Он вылез из-под месива трупов. Протоиерей, залитый кровью, еще хрипел… Вопли, стоны, женский визг. Авенир, припадая на раненую ногу (осколок прошил мякоть ягодицы), бросился туда, куда бежали оставшиеся в живых, — прочь от горящего эшелона. Морские мины рвались одна за другой… Впереди бежал солдат из охраны. Авенир видел, как ему снесло голову, но солдат еще бежал по инерции.

Рельсы и вагонные колеса долетали аж до Ратушной площади. Авенир добрался до домика дальней родственницы. Ее тоже ранило в локоть. Она не сразу узнала в бритоголовом окровавленном зэке Авенира Транзе.

«Спаси! Спрячь!» — бился он у нее в ногах.

Она спрятала его в дровяном сарае, сообщила жене. Вдвоем переложили поленницу так, чтобы выгородить тайный закуток для раскладушки. На нее и уложили раненого. Несколько дней он прометался в бреду. Стоны его могли услышать соседи. Тогда женщины открылись хозяину дома (он жил во флигеле), и тот ночью перетащил на себе Авенира в подвал. Там он и пролежал до 18 августа 1941 года, когда войска НКВД покинули город вместе с армейскими частями… Авенир перебрался в Таллин. Работал подмастерьем на суконной фабрике.

5 марта 1944 года в его дом попала авиабомба. Из вещей уцелел только подстаканник…

Умер Авенир Александрович Транзе в 1982 году в Таллине, кладовщиком железнодорожной санэпидемстанции.

Такая вот грустная сага… Впрочем, не грустнее, чем сама жизнь.

Голос у Леонида Александровича сел вместе с батарейкой диктофона. Мы стали прощаться. И тут Верзунов сделал старику царский подарок.

— А вы знаете, что в Карском море есть острова Транзе?

— Как… Транзе? — растерялся патриарх корневитого рода.

— Неужели вы не знали? Вот, смотрите…

Верзунов развернул подробную карту Северной Земли и показал два небольших острова в проливе Вилькинкого. Над ними, словно нимб, нет, словно радуга, шла типографская надпись: «Острова Транзе».

Руки у Леонида Александровича затряслись, губы задрожали, он стащил с худого лысого черепа вельветовый картуз. Карта не уточняла, что это были острова Николая Транзе. В тринадцати буквах надписи увековечивалась память всех моряков этой фамилии…

Спустя несколько недель после нашего визита Леонид Александрович тихо скончался. Но он успел сказать то, что хранил всю жизнь. Он успел передать нам весть… Его погребли на Песчаном кладбище в Таллине. Владимир Владимирович Верзунов положил ему в гроб три гвоздики: белую, синюю, красную — цвета российского флага, поднятого первооткрывателями на скалах Северной — а тогда Императора Николая II — Земли. И еще прочитал эпитафию — сонет Жохова:

Под глыбой льда холодного Таймыра…

Я же добавлю от себя северянинские строчки:

Как хороши, как свежи будут розы,Моей страной мне брошенные в гроб.

Глава пятнадцатая.

ЧЕЛОВЕК БЕЗ ОСТРОВА

Москва. Январь 1994 года

Получаю юбилейный номер «Морского сборника». Старейшему российскому журналу 150 лет. По сему поводу на развороте портреты всех главных редакторов. Вдруг среди прочих — знакомое лицо, а чтобы не было никаких сомнений, подпись: «П.А. Новопашенныи. 1919 год». Как?! Он и главным редактором любимого журнала успел побывать?! Вот уж — человек-загадка…

Но это маленькое фото, как и старая визитка в Берлине, предвещало большие новости. Это был и привет, и предупреждение: ждите!

Мне не по себе стало, когда ночью после торопливо-коротких междугородных трелей в телефонной трубке раздался голос «Я — Новопашенная… Вы писали о моем отце? Меня зовут Ирина Петровна. Я звоню из Канады…» Это был звонок почти что с того света. Только не в загробном, а в географическом смысле. Потому что там, на той стороне планеты, сиял сейчас солнечный свет и мир тот назывался Новым Светом…

Потом, придя в себя после разговора с дочерью моего героя, я объяснил себе все так: есть ноосфера — обширнейшая область человеческого разума, совокупного земного интеллекта, общемировой памяти. Это как бы радиоэфир нашей галактики, и я, любитель-коротковолновик, бросил в него позывные, казалось бы, давно умолкшей станции и вдруг получил ответ. Станция с позывными «Петр Новопашенный» работала! Я получил — неважно, через кого и откуда, — ответы на свои вопросы. Тут не было ни временных, ни пространственных, ни цензорских барьеров. Есть контакт!