Морис Симашко - Искупление Дабира Страница 34

Где-то стучат барабаны. Они лежат, откинувшись, и он смотрит без стеснения. Все такое же у нее, как у всякой женщины. Нет для него нового в этом...

Некий свет появляется от ее груди и колен, перебрасывается выше, и вся она уже светится. Он вдруг склоняется и начинает целовать у нее грудь, колени, бедра, золотые волосы. И нет ничего для него радостнее.

V. СУД ИМАМА ОМАРА

Чтобы лучше увидеть, пробирается он вперед. Невидимые руки хватают его. Он громко призывает бога в свидетельство, и мушериф поднимает плеть. Агай наверху отворачивается.

Боль от удара проникает в мозг, и вся сразу проявляется тяжесть агаевой пирамиды. Ревут карнаи, установленные на огромных стриженых верблюдах. С несокрушимой размеренностью движется войско. Форма обретает душу, и дрожь проходит по телу при виде ее торжества. Где-то в недрах теряется очищающий гул времени...

На дело рук и таланта своего смотрит с помоста великий дабир круглыми глазами. Неистовствуют барабаны. Железные кони и люди, покорные ритму, утверждают идею. Сияние завораживает, и все явственней слышится равномерный стук калама о дерево.

Только лошади в рядах изменяют цвета. Выдвинутые вперед сарханги и хайльбаши поочередно соскакивают перед помостом. Однообразно склоняются они, производя знак целования земли. Шлемы сдвигаются при этом, и словно в ошейник государства продеваются их крепкие бритые головы.

А он все ищет среди них того туркмена, что пел на горе у гябров песню исконной человеческой воли. Но одинаковы у всех лица. О пирамиду агая разбился юный тюркский порыв. Последний Великий Султан сидит, выхолощенный дабирами, и некому раздвинуть тысячелетние камни...

Уже не люди, а машины движутся в ряд, сверкая мертвым железом. По две пары лошадей впряжено в мечущие огонь аррады и по восемь -- в большие манджани-ки. Слоны везут на себе поджигающие дома кашкад-жиры, дивы, раваны с огромными ковшами. Таранящие стены караки волочатся по земле.

И вот ударяют сразу все барабаны, ревут большие и малые трубы. Единый восторженный крик вырывается у тысяч людей. Двенадцать бихарских слонов втягивают на площадь великий диваркан -- Разрушитель городов. Выше деревьев угрожающе покачивается его многоугольная башня, и нет стены в мире, за которой можно укрыться от него.

Вся^содрогается от непомерной тяжести старая площадь Йезден. Маленькими и одинаковыми становятся люди. Бога не существует. Все отчетливее стучит калам дабира, отмеряя жизнь. Ужас бытия без смысла и причины открывается ему. Агай смотрит с высоты помоста.

И вдруг видится некий свет. Опять, когда шел он сюда, встретилась ему в саду маленькая Туркан-хатун. Красивого шагирда вела она за руку, и понимающе улыбнулись они друг другу.

Веселый знак замены проступает на всем окружающем : на железных машинах, на войске, на лбу у тех, что сидят на помосте. Природа не терпит химеры. От собственной тяжести рухнет пирамида агая. Узкая полоска праха останется на площади Йездан.

Нарастающий гул времени снова слышится ему. Будто гигантский крот роется в недрах, обрывая прогнившие корни. И не в силах сдержать свою радость, смеется он в лицо агаю.

* ЭПИЛОГ *

I. СООБЩЕНИЕ ИБН АЛ-АСИРА '

485 года по старому от-1092 года по счету хри-так и не сделались все

Это произошло 10 рамадана счету хиджры, или 14 октября стиан. "Таблицы Малик-шаха" ленским календарем.

Великий Вазир и атабек Величайшего Султана Низам ал-Мульк направился в шатер к своим женам, которые были с ним при войске. Оно стояло уже в двух переходах от Исфагана, напротив Дейлемских гор. Вместе с вази-ром находился молодой шагирд, которому он полностью доверял, так как спас его когда-то от голодной смерти. Они ели на дастархане, простеленном у шатра. Шагирд нарезал дыню простым дорожным ножом. Вазир протянул ему кусок хлеба, и тогда шагирд ударил его этим ножом в сердце.

О том, что был батинитом этот шагирд, объявили всем. Специально будто бы послали его из Дейлема, чтобы совершить это и не дать состояться походу войска. И еще говорят, что сделал он так, потому что не мог простить протянутый ему некогда хлеб...

II. ОТКРОВЕНИЕ ШАГИРДА

О своем он думает и улыбается, надрезая для старого вазира золотую хузанскую дыню. С легким звоном распадается она, а он начинает освобождать от семени розовую середину. Зайчик с ножа весело пробегает по дастар-хану.

Покойно и хорошо ему теперь. Краски, звуки, запахи переполняют мир, и нет в нем тоскливых видений. В небытие ушел некий фидаи на столбе вместе с тайными имамами, у которых руки обмазаны жиром и кровью.

На солнце всякий раз поглядывает он. Когда скроется оно, придет за ним снова маленький человек с пухлым лицом. Неведомой дорогой будет идти он, потому что отдельно от других стоит знакомый шелковый шатер с лентами. Он войдет туда и ощутит жаркую, радостную плоть женщины. И будут светиться потом у него руки...

----

Ибн ал-Асир -- средневековый историк.

Будто просыпается он и смотрит, еще не понимая. Все та же рука протягивает ему хлеб. Обжигающий запах уже проник в голову, отравил мозг и душу. Жестокой сытостью перехватывает горло, и содрогается он от ненависти. Рычат во тьме собаки...

И сразу приходит освобождение. Добрые круглые глаза с участием смотрят на него. Но бессильно опадает сухая старческая рука. Тогда только видит он свой нож в груди человека, опять протянувшего ему хлеб...

III. ВАЗИР

Ифтар -- первый день после установленного Пророком поста сегодня, и когда сделается темно, войско свернет неожиданно в Дейлемские горы. Тяжелый диваркан пронесут туда на спинах слоны. И пока будут разбивать стены батинитов, допишет он книгу о государстве...

Старательный шагирд уже надрезал дыню, отделил семя и кожуру, аккуратно уложил все на дастархан. Можно начинать есть после столь долгого воздержания. Положенные к месту слова произносит он, разламывает хлеб, протягивает шагирду.

Но не берет почему-то у него хлеб шагирд. Как некогда у мальчика в Тусе, делаются у него глаза. Великая преданность в них, и руки у шагирда мечутся, совсем как у слепого.

Легкий, радостный толчок в сердце ощущает он. Неотрывно смотрят на него любящие глаза юноши. Никто и никогда еще не смотрел так на него...

Все ниже клонится он над хаузом, пытаясь разглядеть там что-то. Рука его протягивается к воде, и некий мальчик с клоком волос, на счастье, тянется навстречу. Морщится лоб у него, и смешно топырятся глаза. Очень важно то, что хочется ему сделать.

Но вот уловил он наконец необходимую напряженность головы. Огромное счастье переполняет его душу. Он поднимает глаза к небу и смеется. Потом снова наклоняется, весь уходя в яркую солнечную воду, и уже свободно, легко двигает ушами. Еще и еще раз делает он это, убеждаясь в своей победе над невозможным...

1972 - 1975