Ефим Черняк - Химеры старого мира. Из истории психологической войны Страница 34

Считая начало коллективизации концом нэпа, буржуазная пропаганда выкинула новый трюк. Восемь лет подряд она твердила, что нэп — свидетельство «крушения коммунистического эксперимента». И вдруг совершается поворот на 180 градусов — логика вообще не в почете у организаторов психологической войны, рассчитывающих на короткую память людей. Теперь объявляется, что отказ от нэпа — это, как пишет широко читаемый лондонский журнал «Экономист», «в действительности признак слабости». Оказывается, успешное вытеснение капиталистических элементов доказывает только одно — что коммунисты их боятся![243] Замечательная пропагандистская «логика», согласно которой можно объявить «слабостью» рабочего класса и его успехи в борьбе за свержение власти капитала и построение коммунизма. Первые пропагандистские выстрелы против пятилетки были целиком построены на этой «логике» наизнанку. В дополнение только ее именовали то «одним из величайших блефов, которые знает история» («Файнэншл Таймс»), то слепым подражанием… американским методам («Каррент хистори»), или даже — чему бы вы думали? — прусскому преклонению перед государством[244] и т. п.

Славные легендарные годы первой пятилетки, незабвенные в памяти нашего народа! Героическим трудом советского рабочего класса за три года вместо пяти был выполнен план по машиностроению, которое выросло в четыре раза, что вывело СССР в этой важнейшей отрасли тяжелой индустрии на второе место в мире после США. Развернулось широкое перевооружение всей промышленности и сельского хозяйства. Вступили в строй 1500 новых заводов и фабрик. Была создана автомобильная, тракторная, авиационная промышленность, значительно двинулась вперед энергетика, заметно выросла черная и цветная металлургия. Объем промышленного производства возрос в три раза. Советский Союз превратился из аграрной страны в индустриальную, стал мощной промышленной державой. Сельское хозяйство получило 120 тысяч тракторов, явившихся технической базой нового крупного сельскохозяйственного производства. Колхозный строй одержал решительную победу. Был ликвидирован последний эксплуататорский класс — кулачество. За годы пятилетки было подготовлено около 100 тысяч специалистов с высшим и средним техническим образованием, сотни тысяч квалифицированных рабочих для крупной промышленности. Началась коренная реконструкция Москвы и других городов. Все шире развертывалась культурная революция. В нашей стране был построен фундамент социализма, неизмеримо расширилась и упрочилась социальная база диктатуры пролетариата, опиравшаяся на нерушимый союз с колхозным крестьянством. К началу 1933 года пятилетний план был выполнен. Страна приступила к осуществлению второго пятилетнего плана, годы которого стали периодом завершения социалистической реконструкции народного хозяйства — временем новых, поистине богатырских свершений советского народа.

Успехи советского народа были еще более разительными на фоне невиданного по силе, глубине и размаху мирового экономического кризиса 1929–1933 годов, охватившего весь капиталистический мир. Объем промышленного производства в крупнейшей стране капитализма США сократился более чем вдвое, число безработных достигало 17 миллионов человек. Миллионы доведенных до крайней нищеты безработных насчитывались в Германии и других западноевропейских странах. Чрезвычайной остроты достигли классовые противоречия. Империалистическая буржуазия все более стала делать ставку на установление открыто террористической диктатуры фашистского типа. В январе 1933 года в Германии власть перешла в руки нацистов.

Антисоветская пропагандистская война в годы первой пятилетки приняла невиданные прежде масштабы. Попытки реакционной печати оболгать пятилетку велись с разных сторон. В 1930 году еще преобладала линия наигранного скепсиса. Верить в успех пятилетки все равно, что верить в чудеса — такой вывод сделала серия статей, опубликованных лондонской «Дейли ньюс»[245]. Подчеркивая гигантские трудности, которые предстоит преодолеть Советам, и годы, которые нужны для этого, «Нью — Йорк Таймс» писала об «опиуме пятилетки»[246]. Вместе с тем тут же отмечалось, что якобы при капитализме подобный рост промышленности протекал бы более гладко и быстро[247]. Это был прямой обман, особо вопиющий, поскольку как раз тогда капитализм проявил свои способности к чудовищному разрушению производительных сил общества. Кроме того, даже в наилучшие для капитализма годы рост производства в буржуазных странах происходил во много раз медленнее, чем в Советском Союзе во время первой пятилетки.

Антисоветской пропагандой в данном случае руководило не только стремление принизить советские темпы. В обстановке невиданного экономического кризиса в части буржуазной печати стали проглядывать ростки новых взглядов, которые впоследствии, через три десятилетия, получили название теории конвергенции — сближения капитализма и социализма [248]. В западной прессе публиковалась масса материалов, представляющих дело таким образом, что в России просто, мол, развертывается промышленная революция, которая в Западной Европе происходила в XVIII и XIX веках. О том, что в итоге промышленной революции было создано капиталистическое общество с его непримиримыми классовыми противоречиями, а в ходе пятилетки закладывался фундамент социализма, — такую «мелочь» просто игнорировали. «Вероятно, промышленная революция, единственная настоящая революция в новой истории — это единственное, что останется от героических усилий Советов» [249], — писала американская печать.

Чтобы ослабить бурно возраставшую в годы пятилетки притягательную силу советского примера для трудящихся масс, изобреталось немало и других пропагандистских ухищрений. Красочно расписывались те неизбежные жертвы, на которые добровольно шли советские люди во имя светлого будущего своего народа и своей страны. Реакционная пропаганда всячески пыталась убедить трудящихся капиталистических стран в том, что советский рабочий класс «против» или хотя бы «равнодушен» к пятилетке. Как ранее годами твердилось, будто бы советские рабочие были на стороне троцкистско — зиновьевского антипартийного блока, так теперь объявлялось об их мнимой поддержке правой оппозиции. Корреспондент «Таймс», сумевший выискать неверие в будущее плана у большинства рабочих, тут же добавлял, что, вероятно, к власти придут правые, «имеющие опору» в рабочем классе [250]. «Дейли мейл» (по — английски «Ежедневная почта»), которую в Англии прозвали «Дейли лай» — «ежедневной ложью», регулярно сообщала о крахе пятилетки[251], «Дейли экспресс» сделала даже открытие, что «рабочие саботируют пятилетку» [252].

Впрочем, накануне появления этого «открытия» другая лондонская твердолобая газета, «Дейли телеграф», писала о «невиданном в истории» «пламенном энтузиазме» советских людей, чтобы тут же добавить, будто он привел все же к провалу пятилетнего плана. Россия, заключала эта газета, или отбросит «самоубийственное экономическое безумие коммунистического доктринерства», или наступит «полный крах индустриализации России»[253]. Знакомые слова! Их как заклинания повторяла реакционная пропаганда на каждом новом этапе развития советского общества, обещая ему всяческие беды, если оно не отречется от марксизма — ленинизма. А параллельно — тоже уже неизвестно в который раз — обсуждается тема «отречения». «Ленинская программа отброшена», — кричит заголовок в «Нью — Йорк сан»[254] на втором году пятилетки. «Отход от коммунизма», — гласит название передовой «Таймс» незадолго до досрочного выполнения пятилетнего плана [255]. «Отступление от Маркса», — резюмирует через несколько месяцев «Нью — Йорк геральд трибюн»[256], правда, уже в качестве рекомендации Советам.

И нэп объявлялся «отходом», и то, что буржуазная печать называла «ликвидацией нэпа». Если в середине 20–х годов «отречением от ленинизма» именовали якобы недостаточное противодействие развитию частного сектора в экономике, то теперь за то же «отречение» выдается политика полного вытеснения этих элементов из промышленности, сельского хозяйства и торговли страны.

Но вот пятилетка успешно завершена — реакционная печать пытается начать новую песню, что машины, может быть, у большевиков и появились, а умения ими пользоваться нет![257]. «Морнинг пост» даже утверждала, что тракторы в сельском хозяйстве надежд не оправдали и «имели большой успех только в качестве кинопропаганды»[258]. Вторая пятилетка, мол, объявлена вообще, чтобы скрыть неудачу первой, «догадывались» многие реакционные газеты[259].