Римская империя. Рассказы о повседневной жизни - Коллектив авторов Страница 34

несбывшихся надеждах и стали довольствоваться малым. Но по-прежнему эта толпа любит звонкие яркие слова, она разражается громовыми аплодисментами, когда Цезарь в своей речи торжественно говорит, что для него нет более цезарианцев и помпеянцев, а есть только граждане одного великого государства. И еще больше рукоплещет толпа, когда Цезарь, кончая свою речь о тяжелых событиях прежних дней и о грядущих благах мирной жизни, заявляет, что к обещанным 75 денариям[10] на всякого гражданина он прибавляет еще 25. Толпа в безумном восторге провожает Цезаря, который ей кажется каким-то полубогом после всех побед, одержанных им, и расходится по домам, с нетерпением ожидая предстоящие триумфы[11]. Сенат, прежде непокорный, теперь трепеща перед Цезарем, вернувшимся из походов во главе преданного войска, не думает перечить ему. Напротив, он сам постановил оказать Цезарю при его возвращении невиданные почести. И вот предстоят четыре триумфа по четырем частям света, в которых Цезарь одерживал победы. Александр вместе с другими ждал с нетерпением обещанных зрелищ…

Вскоре триумфы начались, но Александру не было никакой возможности посмотреть на них. Со всех концов Италии начали съезжаться люди на римские празднества. Лукцей загонял Александра со всевозможными поручениями. Надо было быстро приспособить все сараи и другие нежилые постройки под временные квартиры для приезжающих. Нашедшие такие квартиры считали себя счастливцами, так как народа сошлось так много, что многим приходилось располагаться на ночлег на улицах Рима. Все дороги, ведущие к Риму, были заставлены палатками и шалашами, а народ все прибывал. Как три года тому назад Италия в страхе перед Цезарем бежала от него в Рим, так теперь Италия сбегалась в Рим смотреть на торжество Цезаря. Но теперь шли в Рим не те, кто бежали тогда. Теперь стекалась со всех сторон беднота, жадная до зрелищ и надеющаяся на подарки. Люди состоятельные и знатные, наоборот, оставались на своих местах, довольные тем, что Цезарь их не трогает. Но, хотя народ был другой, толкотня была такая же везде. Говорили, что много людей погибло в давке.

Театр Помпея в Риме

Наконец Александру удалось устроить все дела Лукцея, и он попал на четвертый и последний африканский триумф Он стоял в толпе и смотрел на торжественную процессию. Цезарь ехал в колеснице, запряженной белыми конями. Это означало, что Цезарь признается спасителем государства. Почетной охраной Цезаря были 72 ликтора в знак того, что он был трижды диктатором[12]. Цезарь ехал спокойный и величественный. Воины, следовавшие в процессии, все время пели песни. Шутливые песни часто переходили в насмешки над Цезарем. Солдаты пели о том, как любит Цезарь щеголять, как он хочет одеваться, подобно царю, и тут же вспоминали о том, как они, по его милости, голодали во время войн. Они словно напоминали Цезарю, что только их руками он достиг своего теперешнего величия. Толпа замечала, что Цезарь всякий раз улыбался, когда до его слуха доносились насмешки воинов. Об этом все говорили, а втихомолку передавали друг другу, что Цезарь только прикидывается, а на самом деле ему очень неприятно поведение воинов. Кое-кто говорил даже, что теперь Цезарь делает все то, чего хотят воины, забравшие его в руки. Но никто уж в толпе не решался говорить что-нибудь подобное вслух, да и немногих это интересовало. Большинство, в том числе и Александр, смотрели на те диковинки, которые показывали в процессии. Всем очень нравилось, что в процессии вели пленного сына царя нумидийского, который помогал помпеянцам. Толпа с жадностью смотрела на статуи и фигуры, изображавшие покоренные города Африки, смотрела на добычу, вывезенную оттуда. Стройными рядами проходили войска под песни и звуки труб. Их провожали неистовые, несмолкавшие приветственные крики народа. А впереди еще предстояло всенародное пиршество, предстояли игры и примерные сражения. Толпа пьянела от восторга и забывала о том, что уж не она правит Римом, а Цезарь и его солдаты.

Толпа шумела на улицах Рима, но только слабыми отзвуками доносился этот шум в библиотечную комнату, где сидел в глубокой задумчивости Лукцей. Много мрачных воспоминаний теснилось в его голове, много затаенных обид и оскорблений всплывало в памяти. В Рим вернулся уже не прежний Лукцей, а другой. Это был уже человек, которого обманула жизнь. Увлекавшая его политическая жизнь умерла, или, вернее, он уже умер для нее, он выкинут из нее судьбой. Остались прежде любимые книги. Но тяжкие три года уничтожили в Лукцее даже вкус к литературной работе. Он уже думал о том, чтобы уничтожить все собранные материалы, потому что хранить их у себя опасно, когда Цезарь правит Римом. Лукцей хотел остаток своей жизни прожить, ни о чем не думая, ничего не желая, пользуясь лишь благами своего значительного состояния, которое хотя и пострадало за эти три года, но меньше, чем он ожидал. И вот теперь он сидел в своей библиотеке и мысленно прощался со своей прежней беспокойной, но интересной жизнью, и ему казалось, что вместе с его личной жизнью кончается и отходит в прошлое славная жизнь прежнего великого Рима.

Последние республиканцы

Я. Сорнев

I

Не стало храброго противника Цезаря, сражавшегося при Фарсале и сложившего голову на берегах Египта: погиб Помпей. Обломки разгромленной армии республиканцев пристали к северному побережью Африки. Затаенная вековая ненависть пунийцев против римского владычества и намерение Нумидии подняться против Рима внушали республиканцам надежду, что умирающая республика еще раз – не на жизнь, а на смерть – вступит в схватку с нарождающимся новым порядком. Сципион, тесть Помпея, начальник республиканских войск, и Юба, царь Нумидии, стягивали свои войска в ожидании высадки Цезаря. Катон, правнук знаменитого Катона Старшего, беззаветно преданный республике, заперся в многолюдном городе Утике, ожидая исхода предстоящей битвы между республиканцами и Цезарем. И вот наступил роковой день, день решительного сражения. При Тапсе сошлись враги, и обе стороны вступили в отчаянный бой. Поздно вечером через три дня в Утику прибыл гонец. Он сообщил, что все потеряно: Цезарь овладел республиканским лагерем, десять тысяч республиканцев легли на поле брани, а Сципион и Юба с незначительными силами бежали и скрываются неизвестно где. В один миг весть о разгроме республиканцев облетела весь город. Несмотря на непроглядную темень ночи, сотни жителей толпились на улицах и площадях города, кричали, суетились и не знали, что предпринять. Тогда, освещенный слабым светом факелов, вышел на площадь Катон. Он обратился к гражданам с успокоительной речью, ободрял их и обещал, что с наступлением дня общий