Гарольд Лэмб - Кир Великий. Первый монарх Страница 35

Ощущение испуга разозлило его и заставило искать утешения в действии.

— Прекратите, демоны! — крикнул он рабам в платьях, которые всего-то держали свои метелки у ламп, загораживая их пламя от порывов ветра.

Быстрыми шагами Кир вышел на портик и был встречен глубокими поклонами придворных: поскольку он оставил зал аудиенции, это считалось его новым появлением. Камбис болтал с группой знати из Сард, они смеялись какой-то шутке, но при виде Кира их веселость исчезла.

— Камбис, — приказал он, — ты должен оставаться в пределах Аншана. Действуй за меня, советуясь с вождями Десяти племен. Ко мне посылай только при необходимости. — Его взгляд скользнул по внимательным лицам писцов, переводчиков и посланников. — Оставайтесь здесь, — коротко распорядился он и поискал глазами кого-либо, кто мог бы выполнить приказ. Командир асваранцев разглядывал жезл управляющего, и Кир сделал воину знак. — Ты отправишься в лагерь персов. Пусть все всадники приготовятся к долгому путешествию, которое продлится много лун. Пусть все приготовят снаряжение и продовольствие в дорогу. Собираться в ущелье — в том, куда втекает река. — Он подумал немного и кивнул. — Это говорю я, царь Ахеменид.

Воин помедлил, а встревоженный управляющий прошептал вопрос. Когда будет угодно их властелину отправиться в путешествие? Сколько дней отведено на подготовку?

Кир посмотрел на носителя жезла.

— Пять часов, не дней. — Он указал на высокого воина. — Теперь пойми следующее. И передай, когда приедешь в лагерь. На рассвете я выезжаю в направлении летнего восхода. Все, кто к этому времени будут готовы, последуют за мной. Кто не успеет подготовиться, останется здесь.

Так начал Кир путешествие на восток, сопровождаемый Эмбой, запасными нисайскими жеребцами и Амитис, ехавшей не в крытой повозке, а верхом на горном пони. С ним были стражники, все, как один, с обозом и стадами. За ними резво бежали гирканские лошади, чувствовавшие, что движутся в сторону родины, и ехало несколько каппадокийцев вперемежку с охотниками и мастифами.

Наблюдая за этим выездом, иностранные посланники высказывали предположения о грядущей новой войне; хранители закона объясняли, что Кир, обычно путешествующий вдоль границ, почувствовал необходимость посетить свои восточные владения. Остальные шептались об охватившем его безумии.

Кир не мог бы им объяснить, зачем он отправился в путь. Он верил, что на это немногочисленное сопровождение можно положиться. И, когда они выбрались из речного ущелья на равнину, покрытую лишь травой, с несколькими облаками на горизонте, впервые за многие годы ему стало абсолютно спокойно и легко.

Часть четвертая

У КОСТРА БАКТРИИ

КАВИ ВИШТАСПА

Над ущельем, ведущим в восточные земли, стояла Хрустальная гора. Пока путешественники не оставили ее позади, она маячила перед ними несколько дней. Сколько бы они ни проезжали за день, вид сторожевой горы изменялся очень незначительно. Огибая ее по извилистому караванному пути, они не чувствовали ветра, гнавшего белые перья со снежного хохолка Хрустальной горы (или горы Демавенд).

Ученые мужи Ахеменидов не могли объяснить значение белых перьев, появлявшихся гораздо выше ранних утренних облаков. И рассказать о боге, обитавшем на вершине, они тоже не могли. Ученые полагали, что, поскольку Хрустальной эту вершину назвали ассирийцы, они должны были видеть там хрусталь в годы своего могущества, когда армии Ниневии пробивались по горным склонам в поисках лошадей, скота и рабов. Но этим армиям редко удавалось подняться высоко, и горный народ прогонял их обратно.

— Это же ясно, — откликнулся Кир, — армиям ассирийцев противостояли боги этой громадной горы. Кем бы они ни были, на нашем пути их пока не видно.

Его лашкаргах — движущийся лагерь — едва ли напоминал армию. Днем всадники рассыпались по равнине, чтобы поохотиться и покормить животных, полагаясь на отряд разведчиков, предупреждавший о всякой угрозе. Обоз продвигался вперед и во второй половине дня, поэтому, когда Кир со своими спутниками прибывали к ручью, выбранному для ночевки, они находили там расставленные для военачальников кожаные палатки, размеченные места для лошадей и разведенные костры. В отличие от дневного путешествия в ночном лагере царил строгий порядок — асваранцы размещались по кругу вокруг Кира и лошадей. После тревоги всадникам всегда требовалось несколько минут, чтобы в темноте найти своих коней, оседлать их и сгруппироваться с товарищами по отряду. Таким образом, пехотинцы и повозки должны были окружить всадников и защищать их необходимое время. Охотники и местные жители располагались вне основного лашкаргаха с собаками. Дрессированные собаки сторожили и в то время, когда караул спал.

В самом начале похода Кир позаботился, чтобы пешие воины, кроме луков и дротиков, взяли лопаты и другой инвентарь. Если дорога впереди была разбита или завалена оползнем, передовой отряд откладывал оружие, брался за инструменты и приводил ее в порядок. Асваранцы, не желавшие мучиться с землей, имели короткие топоры, которые можно было использовать для расчистки пути, если он был завален особенно сильно. Обоз, груженный лесом и лодками-плоскодонками с цепями, сопровождали инженеры, способные возводить мосты через реки.

Они двигались по главному западно-восточному караванному маршруту. К западу от перехода Раги он огибал Гирканское море и подходил к озеру Урмия и портам Эвксинского моря. Ответвление вело к Экбатане, а оттуда на запад к ущелью, выходившему к прежним ассирийским землям. Но в тот момент персы повернулись лицом к востоку.

За Хрустальной горой не возникло никаких непосредственных угроз. Отряд Ахеменида проходил по люцерновым полям и вспаханной земле. Из домов, сложенных из сырцового кирпича, и соломенных хижин выходили крестьяне и смотрели на них без всякого страха. Они говорили, что земли эти принадлежали царю (кави) Виштаспе, сурово наказывавшему всех, кто вторгался в его владения. Тогда Кир приказал не отбирать у местных жителей мясо скота, а выменивать. Эти поселения были арийскими, их вожди приглашали незнакомых всадников спешиться, поесть мяса, попить молока и переночевать под их крышами. Хотя, наверное, доброжелательство этих людей основывалось не на приказе местного царя, а объяснялось какой-либо иной причиной.

Однажды на рассвете, когда поднялся ветер с севера, Эмба втянул носом воздух энергичнее, чем белый нисайский жеребец, которого он вел за уздечку.

— Море! — крикнул он. — Родное мое море!

То было утро первого Зла. Персы пробирались среди красных камней по темному ущелью, ведущему на север. Они преследовали последних сопротивлявшихся мидян, меченосцев господина Абрадата, отказавшегося в Экбатане поклясться в верности Киру. Войско Абрадата отступило через горную равнину и повернуло на север, очевидно стремясь найти убежище в далекой скифской степи, — хотя Кир считал Травяное море не самым лучшим укрытием. Поэтому он решил, что упорный Абрадат отчаялся и может прекратить борьбу, если столкнется с более сильными персами.

Соответственно, Кир ехал впереди, с авангардом асваранцев, среди которого оказались одни лишь опытные воины-германии. Это утро на тропе волновало его кровь, он был весел и подгонял воинов, будто они участвовали в охоте на оленя. Ничто не предвещало им близкую встречу. Впереди ущелье сужалось, переходя в скалистый перевал, засыпанный валунами. У прохода столпились беглецы, которые не смогли его преодолеть на полном скаку. Обнаружив, что загнаны в угол, они повернулись, подняв щиты и копья. На одном щите сверкал грифон, символ Абрадата, бывшего глашатаем Мидии. Он держался в тылу своих людей.

Энергичные персы немедленно напали на мятежников. Они не стали останавливаться и доставать луки. Масса атакующих нисайцев вломилась в ряды бунтовщиков, разбросав коней мидян по краям ущелья и отправив всадников на землю. Через несколько минут все мидяне были или мертвы, или совершенно беспомощны из-за полученных ранений.

У Кира победа вызвала пылкое ликование, словно ему удалось убить быстроногого оленя. В этом ущелье он уничтожил единственного знатного мидянина, сопротивлявшегося его власти. Эмба, державший на поводу запасного боевого коня, почувствовал в этом предзнаменование.

— Красны стены ущелья, красна и земля под ними.

Щит Абрадата принесли Киру, но тело вождя среди других убитых распознать не смогли, хотя он, безусловно, был со своими воинами. Персы плохо знали его в лицо, а мидяне отказались указать тело. Когда подошли основные силы лашкаргаха, Кир увидел Амитис, направлявшуюся к месту боя, держа за руку другую, укрытую покрывалом женщину.

— Если ты ищешь господина Абрадата, — крикнула Киру жена, — вот та, кто его найдет.

Другая женщина была лидийка, моложе Кира, и держалась рядом с крытой повозкой, которую он выделил своей эламской жене, забеременевшей в путешествии. С согласия Кира Амитис взяла себе в спутницы лидийку Пантею. Кир вспомнил, как его жена несколько раз упрашивала его помиловать Абрадата, говоря, что теперь, когда Астиаг лежит в могиле, Абрадат освободился отданной им клятвы верности и может согласиться служить ахеменидскому монарху. Однако Кир не желал предлагать службу человеку, поднявшему против него оружие.