Александр Зимин - Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.) Страница 36

Несмотря на победную реляцию посла Василия III Мухаммед-Гирею, в действительности набег не был столь удачным. По псковским сведениям, пушечный обстрел Полоцка, осажденного новгородскими полками В. Шуйского и псковскими И. Шуйского, больших результатов не дал. А тут еще к осажденным подоспела помощь от Сигизмунда. Литовский воевода Волынец ударил по русским полкам «и потопоша их много в Двине. И отъидоша от Полоцка, ничтоже получи»[717].

По литовскому рассказу, под Полоцком Альбрехт Гаштольд разбил отряд в 15 тыс. русских, а Юрий Радзивилл — в 5 тыс. человек. В плен якобы попали князья Иван Бухнер (Буйнос) Ростовский, Александр Кашин и до 200–300 человек воинов[718]. Словом, никакого реального влияния ни на ход войны, ни на дипломатические переговоры военные действия 1517 и 1518 гг. не имели[719].

В самый разгар летней кампании, 27 июля 1518 г., в Москву вернулся из поездки в Инсбрук В. С. Племянников в сопровождении имперского посла Франческо да Колло. Теперь имперского представителя сопровождал и папский легат Антоний де Конти («От Комит»)[720]. Крупные успехи Селима I (захват Египта) и его прямая угроза европейским державам заставляли Империю и папу предпринять новую попытку склонить московского государя к борьбе с турками или во всяком случае добиться замирения его с Сигизмундом. Если не Россия, то во всяком случае Польша должна, по мысли императора и папы, стать барьером на дальнейшем пути турок в Европу.

Было и еще одно обстоятельство, объясняющее появление папской миссии в Москве. После бесед в столице России Д. Шонберга у того создалось впечатление (ошибочное), что здесь склоняются к принятию унии с католической церковью[721]. Это было сообщено в Рим. И 4 июня Лев X направил буллу Василию III, содержащую предложения участвовать в «крестовом походе» против турок и, кроме того, вступить в лоно католической церкви[722]. Послание до Василия III не дошло, а иллюзии в Риме оставались. Ф. да Колло повидал пользовавшегося известным влиянием при московском дворе ученого-медика Николая Булева, сторонника идеи соединения церквей. Разговоры с ним также могли содействовать созданию впечатления у папского и имперского дипломатов о наличии на Руси прокатолических тенденций.

Ф. да Колло и А. де Конти, как и ранее Герберштейн, начали свое обращение к Василию III с того, что изобразили страшную картину опасности, надвинувшейся на весь «христианский мир» с Востока. В тех же тонах было составлено и послание Максимилиана к московскому государю от 20 апреля 1518 г. Отсюда следовало, что христианские монархи должны объединить свои усилия для борьбы с турками и прекратить всякие междоусобия. Примерно в то же время папа Лев X провозгласил пятилетнее перемирие между всеми христианскими государями (13 марта 1518 г.)[723]. Василий III ответил, что он готов заключить мир с Сигизмундом, но что переговоры должны вестись непосредственно с литовскими послами. Условия мирного соглашения русская сторона выдвигала прежние: мир между державами возможен только после возврата России ее «отчины» (Киева и других городов), которую сейчас Сигизмунд держит за собой. Впрочем, перемирие на пять лет Василий III соглашался заключить на условиях сохранения существовавших в то время границ и обмена пленными (после Оршинской битвы в Литве и Польше все еще находилось много русских пленников)[724].

Для выяснения позиции Литвы к Сигизмунду 16 августа из Москвы по поручению имперского посланника отправился Ян фон Турн, но только после приезда 14 декабря в столицу «Янова человека» точка зрения короля стала ясной. Литовская сторона соглашалась на перемирие, но без размена пленными и при том условии, чтобы в перемирных грамотах «городов бы имяны не писати»[725]. В противном случае перемирие, по мнению литовской стороны, могло привести к фактическому признанию Смоленска русским владением. На это русское правительство не склонно было соглашаться. В конце концов посольству Ф. да Колло удалось добиться заключения перемирия сроком на один год (от Рождества, т. е. 25 декабря 1518 г.), в течение которого послы могли вернуться к Максимилиану, довести до его сведения результаты переговоров и возвратиться для их продолжения в Москву.

Обнадеживающие новости поступили из Крыма. 4 марта 1518 г. в Москву возвратился сын боярский Василий Иванович Шадрин (из рода Вельяминовых), который был взят в плен крымцами во время набега 1516 г.[726] Вместе с И. Челищевым Шадрин являлся как бы неофициальным уполномоченным России при дворе Мухаммед-Гирея. Вернувшись на Русь, он посвятил московского государя в сложную расстановку сил в Крыму. Среди татарской знати боролись две группировки: одну из них возглавлял воинственный сын Мухаммед-Гирея Богатыр-Салтан, другую (прорусскую) — влиятельный мурза Аппак[727]. Победа русских войск над К. Острожским способствовала в то время тому, что в Крыму одержало верх стремление к мирному урегулированию отношений с Россией.

В августе из Крыма вернулся и официальный посол московского государя Илья Челищев, а с ним мурза Кудояр с уверениями Мухаммед-Гирея в дружбе. Крымский царь сообщал о набеге на литовские земли, который совершил его сын Богатыр-Салтан с дядей Ахматом[728]. Однако шертную грамоту Мухаммед-Гирей все же пока не дал. Обмен посольствами «на высшем уровне» задерживался, но сообщалось, что в Москву посылается с миссией мурза Аппак. 12 сентября в Крым отправился «ближний человек» (или, как мы бы сказали, личный представитель) Василия III Останя Андреев. Он должен был поторопить крымского царя с присылкой мурзы Аппака и шертной грамоты на верность Москве. Сообщалось при этом, что посол Василия III князь Ю. Д. Пронский отправляется в Крым, но он задержится в Путивле до тех пор, пока на Русь не прибудет Аппак[729].

Завершив первый этап переговоров с имперскими послами и Крымом, великий князь отправился в Волоколамск «на потеху» (14 сентября — 26 октября). Вернувшись в Москву, он в ноябре отпускает в Крым мурзу Кудояра и Илью Челищева, уже известного крымской знати[730]. Кудояр и Челищев должны были еще раз напомнить крымскому царю, что Ю. Д. Пронский не поедет в Крым до тех пор, пока не выедет на Русь Аппак. Русский посол должен был приложить все усилия, чтобы крымский хан принес шерть московскому государю. 30 декабря состоялась прощальная аудиенция литовских послов при дворе Василия III, а 4 января они покинули Москву[731]. Однако продолжения переговоров не последовало: 11 января 1519 г. Максимилиан скончался[732]. По возвращении в Италию Ф. да Колло написал «Записки» о своей миссии в Россию, вышедшие в Падуе только в 1603 г.[733] К сожалению, эти «Записки» не переведены на русский язык и известны только по небольшим извлечениям, сделанным Н. М. Карамзиным[734].

В декабре 1518 г. произошло событие, которого долго ожидали со страхом в Казани, тревогою в Крыму и надеждою в Москве. Умер казанский царь Мухаммед-Эмин. Болел он тяжело и долго; его «порази бог язвою неисцелимою от главы до ногу, и люте боляше, три лета на одре лежаше, весь кипя гноем и червьми, и врачеве же и волхвы его не возмогоша от язвы тоя исцелити его»[735]. 29 декабря с известием об этом в Москву прибыло посольство Кул-Дербыша, которое от имени Казанской земли просило пожаловать их новым царем[736].

Медлить было нельзя, ибо не дремал и Крым. Туда после смерти Мухаммед-Эмина казанская знать направила «посылку» (посольство). Крымский царь хотел было поставить на царство в Казани своего брата Сагиб-Гирея, но опасность, грозившая со стороны Турции, а главное — распри с влиятельными мурзами Ширинами (близкими к Ши-галею и детям Ахмата) не позволили ему на этот раз активно вмешаться в казанские дела[737]. 6 января 1519 г. Василий III посылает в Казань одного из наиболее близких к нему лиц, М. Ю. Захарьина (причастного, как мы помним, к смерти Абдул-Латифа), и дьяка Ивана Телешова. Они объявляют казанцам великокняжескую волю: «Великий государь жаловати и беречи хочет, а дает им на Казань царя Шигалея Шиховриарова царевича». Эта кандидатура была принята, и Захарьин вернулся в Москву, сопровождаемый торжественным посольством казанцев, в состав которого входили Абибазей, Булат, князь Ширина, «земский князь» Шайсуп и бакшей Бозюка. 1 марта Шигалей и казанские мурзы дали запись в том, что им «дела великого князя беречи и неотступным им быти». Через неделю (8 марта) Шигалей с этими послами, а также князь Д. Ф. Бельский и знакомые уже казанцам М. Ю. Захарьин с Телешовым отправились в Казань. В апреле Шигалей был посажен на царство, казанская знать приведена к шерти[738].