Александр Кадетов - Выстрел по «Ледоколу». Как Виктор Суворов предавал «Аквариум» Страница 36

— Конечно, конечно, я верну вам ее завтра в полдень, не беспокойтесь, — быстро проговорил Резун. — Можете не сомневаться.

На следующий день Резун явился в редакцию часов в одиннадцать с большим пакетом. В пакете была русская водка, шампанское, икра. Он вернул инструкцию, поблагодарил и был чрезвычайно доволен.

Англичанин, потягивая пиво, вспоминал, как однажды спросил русского, почему он интересуется военной тематикой. Тот ответил, что по возвращении на родину планирует серьезно заняться научной работой по истории Второй мировой войны. Подбирает материалы по военным вопросам. Собирает мемуарную литературу. Кроме того, по работе ему приходится заниматься военными вопросами по переговорам Солт. По совету резидента Фурлонг подарил Резуну книгу Вильяма Ширера «Взлёт и падение Третьего рейха».

Определённые подозрения у Фурлонга вызвал и слабый французский язык русского дипломата. Обычно международные чиновники в совершенстве владели иностранными языками, многие знали несколько.

После первого доклада о русском резидент заинтересовался этим сообщением, а через месяц, вызвав Фурлонга к себе, подробно расспрашивал о деталях и просил обратить на него самое серьезное внимание. Тогда Фурлонгу показалось, что у резидента имелась какая-то информация на русского, о которой он по каким-то причинам не хотел говорить. Шеф улыбался своей загадочной улыбкой, как бы подчеркивая, что ему всегда известно больше, чем кому-либо другому. На этот раз ему явно не хотелось сообщать Фурлонгу всю имеющуюся у него информацию о русском. Резидента больше интересовало мнение подчиненного о Резуне.

Раньше эта снисходительная улыбка шефа раздражала и даже бесила Фурлонга. Но постепенно он привык к этой манере шефа вести беседу и не обращал на нее внимания. Правда, это не всегда удавалось скрыть. Он недолюбливал этого выскочку из аристократической семьи, который всегда старался унизить, подчеркнув, что ты варвар из Шотландии и не чета ему, патрицию, чистокровному англосаксу. О'Брайн Тир был настоящий англичанин, чопорный и высокомерный, знающий себе цену. Шутки в отношении других народов были проникнуты ядовитым юмором.

Особенно он не мог терпеть немцев, в каждом видел маленького Гитлера. Не жаловал и французов, называя их лягушатниками. Швейцарцев называл скрягами, зло шутил над их порядками в стране. Вечером после 23.00 у них, по правилам общежития, даже писать мужчинам стоя нельзя, дабы не потревожить шумом соседей. Садись и оправляйся, возмущался шеф, рассказывая о порядках в Швейцарии.

После ланча Фурлонг перешел в бар, взобрался на высокую тумбу у стойки. Бармен, сразу заметив своего постоянного клиента, поспешил к нему с услужливой профессиональной улыбкой.

Заказав двойную порцию шотландского виски, Фурлонг продолжал думать о предстоящей встрече с резидентом. Как настоящий шотландец он пил только чистое виски и снисходительно улыбайся, когда видел, как кто-нибудь разбавлял этот напиток. «Почему он меня так срочно вызывает? — думал он. — Ведь я с ним встречался неделю тому назад, вроде все обсудили. Может быть, резидент получил какие-нибудь срочные указания из Сенчури-Хаус, из штаб-квартиры СИС? В том, что речь, несомненно, пойдет о Резуне, нет никаких сомнений. На прошлой встрече с резидентом тот сказал совершенно определенно, что русский для меня должен быть объектом номер один». Собственно, шеф для него ничего нового не открыл. Фурлонг и сам прекрасно знал, что в случае удачи с русским знакомым ему дадут дослужить эти три года, оставшиеся до пенсии. В пятьдесят пять он получит солидную пенсию, сможет завести свое дело и спокойно доживать свой век в родной Шотландии.

Конечно, есть и кое-что новое, о чем можно доложить по работе с Резуном. На прошлой неделе, например, в среду отлично сработала одна задумка, которая пролила свет на многое. Как-то в разговоре Фурлонг по договоренности с резидентом рассказал Резуну, что его брат, командир атомной подводной лодки, служит на английской базе на Гибралтаре. Русский очень заинтересовался этим сообщением, стал расспрашивать о Гибралтаре, о брате, о подводных лодках, чем еще больше выдавал себя как военный разведчик. Шеф наверняка обрадуется, узнав, что его идеи претворяются в жизнь.

На следующей встрече с Резуном в редакции, вспоминал англичанин не без удовольствия, в кабинет во время беседы по его сигналу вошла секретарша Марта, как всегда, покачивая своими мощными бедрами, и положила на стол почту. Фурлонг извинился и стал просматривать документы и письма. Вдруг он расплылся в улыбке и проговорил: «Боже мой, наконец-то весточка от брата с Гибралтара». И углубился в чтение письма. Резун в это время сидел напротив англичанина и просматривал какой-то журнал.

— Ну что нового сообщает брат с берегов Атлантики? — спросил Резун, когда англичанин закончил чтение и отложил письмо в сторону.

— Пишет, что скоро, наконец, переберутся на родную базу в Шотландию, — ответил Фурлонг и продолжал: — Брат так мечтает скорее вернуться на родину. Опостылело ему служить на чужбине рядом с этими янки.

— Вы что, покидаете Гибралтар? — спросил Резун.

— Ну что вы, Гибралтар — наша военно-морская база, наша опора. Брат пишет, что на смену придет новая флотилия из Шотландии.

— Наверное, ваш брат будет служить теперь в Холи-Лох? — проявлял любопытство Резун.

— Не знаю, — отвечал Фурлонг. — Как вы хорошо знаете наши военно-морские базы, господин Резун.

— Я постоянно читаю ваш журнал, — отвечал Резун. — Там недавно была опубликована большая статья о военно-морских силах Великобритании. Но меня больше интересуют операции по проводке кораблей из Великобритании в СССР Северным морским путем в Мурманск и Архангельск во время Второй мировой. Кстати, если нам встретится литература по этому вопросу, скажите мне, пожалуйста.

— Хорошо, — ответил Фурлонг. — Буду иметь в виду. Собираете материал для будущей диссертации?

— Совершенно верно, — подтвердил Резун. — Думаю, об этом еще никто детально не писал. Этот вопрос требует подробного научного исследования.

«Конечно, об этом стоит доложить резиденту, — подумал Фурлонг. — А вдруг шеф пронюхал о моей сексуальной связи с русским?» — пронеслась тревожная мысль.

Он хорошо помнил свой первый сексуальный контакт с Резуном. Жена у англичанина практически постоянно проживала в Великобритании. Под Глазго в Шотландии у них был дом с небольшим земельным участком, который по наследству достался его жене от родителей. Жена Фурлонга не работала и всю свою любовь и заботу отдавала кошкам, которых в доме никогда не было меньше двадцати. У мужа в Швейцарии бывала наездами. Такое большое кошачье хозяйство надолго оставлять было нельзя, да и климат Швейцарии на нее плохо действовал. Дочь жила отдельно. Она занималась конным спортом, была членом какого-то клуба, все свободное время пропадала на конюшне, ухаживая за лошадьми. После того как ко дню рождения родители подарили ей лошадь, ее редко видели дома. Конюшня стала ее домом. Сын, футбольный фанат шотландского клуба «Глазго рейнджере», учился на экономиста, в свободное время пропадал на стадионах и тоже редко бывал дома. Он собирал и коллекционировал различную футбольную атрибутику: вымпелы команд, подержанную форму футболистов различных клубов, значки, проспекты, фотографии знаменитых футболистов. У него была своя жизнь, в которую родители не вмешивались.

Рональд Фурлонг был среднего роста, плотного телосложения, с большой круглой головой и массивным подбородком. В молодости он играл в регби, но с годами бросил заниматься спортом и стал заметно толстеть. Попытался было заняться теннисом, но начал беспокоить радикулит. Теннис пришлось оставить. Он был типичным шотландцем, неторопливым в движениях, флегматичным на вид, большим любителем виски. За вечер он мог спокойно один выпить бутылку «Джон и Уокер».

В тот памятный день Фурлонг пригласил Резуна к себе домой по случаю своего дня рождения. Посидели, выпили, поболтали, а дальше все оказалось очень просто, получилось как бы само собой. Русский быстро почувствовал, что от него требовалось.

Через некоторое время Фурлонг понял, что Резун поддался ему и пошел на сексуальный контакт, потому что хотел его завербовать. Хотя чувствовалось, что русский был не новичок в этом деле. Они стали часто встречаться и в редакции, и дома у Фурлонга. Англичанин давал ему материалы, которые готовились к печати. Резун дарил щедрые подарки, которые англичанин с большим удовольствием принимал. Да и кто из иностранцев в то время отказывался от русской водки и икры? Любовные контакты продолжались, но не так часто, как хотел бы Рональд. Он даже ревновал Резуна к своей секретарше Марте. Посещая редакцию, русский всегда оглядывал ее с ног до головы, словно раздевал. Цокал языком и говорил, какая звонкая девица, хоть в анатомический музей. При этом он загадочно улыбался и потирал руки. Когда Фурлонг спрашивал, почему в анатомический музей, Резун произносил загадочное и непонятное слово «антропос». Его глаза зажигались хитрым огоньком, и он говорил: «Надо знать русскую классику».