Алексей Смирнов - Арабо-израильские войны Страница 36

И вот уже новый, еще более оглушительный взрыв потряс окрестности. На месте изящного купола и грандиозного здания вырос еще более громоздкий по размеру шампиньон бело-грязного цвета, осыпавшийся осколками битого кирпича. Главная еврейская церковь была окончательно разрушена. (Само слово "хурва" в переводе означает "развалины", эта синагога была построена на месте еще более древней, разрушенной в Средние века.

В конце концов, это был террорист (он же народный герой) Фавзи Эль-Кутуб, который выпил чашечку чая на развалинах "Хурвы" еще до наступления вечера 27 мая.

* * *

Сразу после 9 часов утра 28 мая телефон зазвонил на рабочем столе майора Телля в штабе "Рауда".

Со своего передового НП капитан Мусса сообщил ему: "Два раввина вышли из расположения еврейских позиций и направляются к нам с белым флагом". "Ждите меня", - коротко ответил майор и направился к выходу.

Абдулла Телль был весьма образованным для своего времени человеком, причем с особой склонностью к историческим наукам. Направляясь на НП капитана, он вспомнил рассказ своей матери, которая без малого 30 лет назад подносила его, годовалого младенца, к окну, показывая последних уходивших турецких солдат, закрывавших "эру оттоманов".

Вспомнил он и про калифа Омара, арабского полководца, которому в 636 году вручили ключи от города. Наверное, он испытывал тогда те же чувства, что и Абдулла Телль сегодня. При этом майор держал в подсознании, как по-рыцарски благородно повел себя калиф по отношению к сдавшимся и какое почетное место он заслужил в силу этих качеств в арабской историографии.

По прибытии на НП ему представили Зеева Минцберга, восьмидесяти трех лет, и Рев Хазана, семидесяти лет. Это были первые раввины, да и вообще евреи, с которыми встретился лицом к лицу иорданский майор (что вообще-то было объяснимо, так как свое детство он провел в арабской "глубинке", а юность в армейских лагерях и казармах, где никаких евреев, конечно, не было и в помине).

В тот момент иорданец еще не знал, какая жестокая конфронтация предшествовала появлению еврейских богослужителей на другой стороне линии фронта. Начиная с самого утра целых два часа в штабе, где лицом к лицу встретились Моше Русснак и три раввина - а старшим из них был Мордехай Вайнгартен, - шел ожесточенный спор. Дело дошло до того, что Русснак, очевидно, утеряв контроль за своими действиями, выхватил пистолет и со словами "я пристрелю всякого, кто посмеет выйти с белым флагом", выстрелил почтенным старцам поверх голов. На это Вайнгартен заявил ему: "Ты можешь перестрелять нас всех, но это ничего не изменит. Нам уже все равно, убьют ли нас те или другие. Положение безнадежно, и конец у нас будет один".

После этого Русснак сдался. Единственное, на чем он настоял, - раввины должны просить у арабов просто прекращения огня, чтобы убрать убитых и раненых. Таким образом, он надеялся потянуть время.

Но Телль был слишком проницательным человеком, чтобы попасться на такую нехитрую уловку. Выслушав раввинов, он вежливо, но твердо заявил, что речь может идти только о капитуляции, а в отсутствие представителя "Хаганы" он вообще считает все разговоры бессмысленными.

Парламентеры были отпущены с предупреждением, что легионеры воздержатся от стрельбы только на один час, а затем...

Русснак еще раз собрал своих людей. Боеприпасы действительно были на исходе; вода, бинты, медикаменты - все кончилось. Арабам потребуется не больше часа, чтобы ворваться в "треугольник", а после этого уже никто не гарантировал бы, что в горячке боя "иррегуляры" не перережут всех подряд и до единого.

Решение было принято. На ту сторону на этот раз пошли все три раввина, а с ними один из заместителей Русснака по имени Шауль Тевиль, который говорил по-арабски.

Соответственно и место переговоров было перенесено с передового НП непосредственно в штаб Арабского легиона. К этому времени там собралась толпа любопытствующих "джихадовцев" и местных жителей, которые всего лишь за десять дней до этого натерпелись такого страха во время первого штурма города, что едва не сбежали из него через ворота Сент-Этьен. На этот раз у них было совсем другое настроение. Увидев трех раввинов и еврейского боевого офицера, у них непроизвольно сжались кулаки, а в глазах засверкали молнии торжества и злорадства. От диких криков и призывов линчевать парламентариев на месте их удержало только присутствие многочисленного вооруженного эскорта, который предусмотрительно был направлен Теллем на место встречи...

Чтобы поднять уровень переговоров, а также обезопасить своих соплеменников от возможных "сюрпризов" в дальнейшем, Шауль Тевиль настоял на присутствии представителя "Красного Креста" швейцарца Отто Лернера и все того же посланника ООН испанца Пабло де Азкарате. Эти международные посредники оставили для потомков любопытные свидетельства того, что происходило у них на глазах: "...Арабский офицер мог служить образцом корректности, он не произнес ни одного слова, не сделал ни одного жеста, чтобы унизить своего противника. В свою очередь, еврейский командир демонстрировал абсолютный самоконтроль и достоинство, не показывая ни тени страха или угодливости..."

Условия сдачи были просты и приемлемы для еврейской стороны: всем детям, старикам и женщинам будет позволено беспрепятственно уйти в Новый город, в качестве военнопленных будут задержаны только мужчины призывного возраста; все раненые - кто бы они ни были - будут отправлены в Новый город или им окажут помощь на месте, в зависимости от тяжести случая. "Хотя я знаю, что многие женщины тоже сражались в рядах "Хаганы", - добавил Абдулла Телль - пусть они тоже уходят в еврейский город вместе со всеми, я с женщинами не воюю..." Принципиально это ничего не меняло, тем не менее Тевиль от имени своего командира поблагодарил араба за столь благородный жест.

В завершение Телль назначил час и место, куда он лично прибудет принимать капитуляцию комбатантов "Хаганы".

Ботинки вычищены, униформы приведены в порядок: где-то три десятка последних оставшихся в живых защитников Еврейского квартала выстроились в небольшом дворике для церемонии сдачи своим арабским победителям.

Когда вместе со своей свитой появился Телль, Русснак - насколько он смог сделать, потому что он вообще-то не имел никакой военной подготовки, даже начальной, - отпечатал ему навстречу несколько шагов, отдал военный салют и представился.

Минуту, если не две, Телль молча разглядывал своего противника. Трудно с уверенностью сказать, что за мысли были у него в голове в этот момент. Русснак был всего лишь на несколько лет моложе тридцатилетнего майора. Этим бы молодым людям - чешскому еврею и иорданскому арабу - встретиться в другое время где-нибудь на бейсбольной площадке в Принстоне или в аудитории Оксфорда, но судьба распорядилась по-иному.

После долгой паузы Абдулла сделал кивок головой, что, надо полагать, служило ответным приветствием, и, бросив взгляд на немногочисленную шеренгу, произнес: "Если бы мы знали, что вас так мало, то мы бы просто забили вас палками..." (Эти слова были записаны очевидцем и вошли в историю арабо-израильского противостояния.)

Телль прошелся вдоль строя людей, уже сложивших оружие, и он физически ощутил их страх - эти закаленные, много испытавшие мужчины считали, что через несколько секунд их просто "перережут, как скот". Арабский командир, который несомненно испытывал чувство уважения к своему достойному противнику, сделал примирительный жест: "Не бойтесь, вы все останетесь живыми..." Абдулла Телль сдержал свое слово: единственными жертвами того дня стали не евреи, а арабы - несколько мародеров, которые слишком поторопились начать грабеж еврейского имущества и были без долгих разбирательств расстреляны тут же у городской стены...

С детьми и узлами убогих пожитков на руках печальная процессия из 1700 гражданских лиц тронулась в свое самое короткое изгнание за всю историю еврейского народа. Им нужно было преодолеть всего лишь 500 метров до ворот Сиона, а затем еще через пару сотен они оказывались у своих. К этому времени вдоль всего маршрута уже собралась торжествующая толпа, послышались выкрики и оскорбления в адрес "проклятых ягуди" (евреев) и уже прозвучали, как мы сейчас говорим, три знаковых слова: "Деир Яссин" и "смерть!". Ситуация уже грозила выйти из-под контроля. И опять Телль сдержал свое слово (так и хочется провести аналогию с сегодняшним Арафатом. - Примеч. авт.). Он отдал приказ, и легионеры выстроились плотными шеренгами, отсекая беснующуюся толпу, моментами не стесняясь приложиться прикладами в бок своим слишком разошедшимся соплеменникам. Было даже произведено несколько выстрелов в воздух. Из числа беженцев никто не пострадал.

Здесь же в толпе стоял и Фавзи Эль-Кутуб. На этот раз в руках у него не было бомбы. Его мечта сбылась. Не скрывая восторга, он наблюдал, как прямо на его глазах евреи убираются с его родной земли - ровно через 12 лет с того момента, как он метнул свою первую гранату в витрину еврейской лавки.