Ярослав Шимов - Меч Христов. Карл I Анжуйский и становление Запада Страница 36

Конфликт с папством продолжался еще три года и, к удивлению многих, принес победу Манфреду. На юге Италии у него оказалось больше союзников, чем у римского понтифика, чьи военные силы были ограниченны. Александр IV был куда менее решительным и удачливым политиком, чем его предшественник[100]. Портрет, нарисованный несколькими штрихами хронистом Салимбене, дает представление о нем как о человеке образованном, который «любил заниматься богословием, и часто и с охотой произносил проповеди, служил мессы и освящал церкви… Он сохранял необычайную преданность друзьям… Не вмешивался этот папа в войны, а провел дни свои в мире. Был он толстый, то есть дородный и тучный… Благожелательный, милостивый, богобоязненный, “праведный и благочестивый” (Лк. т. 25) он был и преданный Богу»{191}.

Многие в Италии, причем не только на юге, полагали папский режим менее экономически и политически выгодным, чем власть Гогенштауфенов{192}. Что же касается Regno, то там сыграли свою роль не только эти соображения, но и сформировавшаяся за десятилетия лояльность местных элит «швабской» династии, и определенные политические, экономические, культурные и личные связи, которые за времена Отвилей и Гогенштауфенов сплотили изначально пестрые и разнородные территории итальянского юга. Они заставили жителей Regno почувствовать себя принадлежащими единому целому, а потому — предпочесть власть отпрыска старой династии, пусть и бастарда, неуверенному папскому правлению, грозившему новыми междоусобицами. «Королевство… определенным образом проявило собственную волю и нежелание подвергнуться расчленению от рук папства»{193}.

Александру IV не оставалось ничего, кроме как вновь поставить все на ненадежную английскую карту. В 1255 году папа подтвердил решение своего предшественника о даровании сицилийской короны Эдмунду, младшему сыну Генриха III. В обмен король Англии взял на себя тяжелые финансовые обязательства — выплачивать Риму 2 тысячи унций золота в год и возместить расходы на войну папства с Манфредом. Таких денег у короля Генриха попросту не было{194}. Более того, сицилийские обязательства вызывали все большее раздражение у английских баронов, в конце концов выступивших против своего короля с оружием в руках.

В Риме поняли, что для решения проблемы по имени Манфред придется искать других помощников. Но решать эту задачу Александру IV уже не пришлось, так как его не слишком долгий и неяркий понтификат подошел к концу в апреле 1261 года.

Преемником покойного был спустя несколько месяцев избран француз Жак Панталеон, патриарх Иерусалимский, ставший Урбаном IV. Тогда, конечно, никто не предполагал, что избрание этого папы открывает новую эпоху в истории католической церкви. На протяжении более чем столетия после интронизации папы Урбана престол святого Петра будут занимать в основном понтифики родом из Франции, в коллегии кардиналов также начнут доминировать французские прелаты, а в XIV веке папство и вовсе на несколько десятилетий перенесет свою резиденцию в Авиньон. За редким исключением папы этого периода будут тесно сотрудничать с Французским королевством, а многие — находиться от него в прямой зависимости. Карл Анжуйский и его эпопея во многом положили начало этому процессу, в результате которого «папство, не имея возможности опереться на империю, попало под власть новой ведущей европейской державы — Франции»{195}.

Однако в начале 1260-х годов до этого было еще далеко. Папа Урбан, человек весьма энергичный и много поездивший по свету, попытался найти решение проблемы Гогенштауфенов, то есть сделать то, в чем не преуспел его предшественник. К тому времени Манфред официально короновался в качестве сицилийского короля, воспользовавшись слухами о смерти в Германии маленького Конрадина, — слухи эти, возможно, были распущены агентами самого Манфреда[101]. Вдобавок он приобрел заметное влияние не только во всей Италии, к северу от границ Regno, но и за морем, выдав в 1262 году свою дочь Констанцию за наследника арагонского престола принца Педро, будущего Педро III (этот брак сыграет важную роль в событиях, последовавших за «Сицилийской вечерней» 20 лет спустя). Папа был в ярости: Арагон, одно из самых могущественных государств Средиземноморья, стал союзником Гогенштауфена. На английского короля и его сына в сицилийской партии более рассчитывать не приходилось, и в поисках поддержки Урбан IV обратил взор к своей родине, Франции. Так на сцену в качестве претендента на сицилийский трон спустя десятилетие вновь вышел Карл Анжуйский.

Папский посланник Альберт Пармский прибыл в Париж в апреле 1262 года. Ему было поручено добиться от Людовика IX пересмотра прежнего решения и позволить одному из принцев французского королевского дома (конкретное имя пока не называлось) стать с благословения папы королем Сицилийским. Услышав об этой просьбе, Людовик «почувствовал себя неудобно, учитывая наследственные права Конрадина. В то же время он не одобрял поведения Манфреда, который, безусловно, был узурпатором и врагом церкви… Он отказался от трона Сицилии для самого себя или одного из своих сыновей, но не возражал, когда Альберт сделал соответствующее предложение его брату Карлу, графу Анжуйскому»{196}. Совесть короля была неспокойна — о чем говорит и тот факт, что позднее, когда Карл выступил в поход за короной и стало ясно, что без войны дело не обойдется, Людовик счел нужным выдвинуть аргументы в поддержку принятого решения: «Он подчеркивал, что решение папы не противоречит феодальному праву, ибо он — сюзерен Сицилийского королевства. Союз Манфреда с мусульманами еще больше, чем его нападки на Святой престол, оправдывал объявленную ему войну, придавая ей характер крестового похода»{197}.

Более того, Людовик настолько не горел желанием ввязываться — непосредственно или руками своего брата — в сицилийский «проект», что осенью 1262 года не препятствовал возобновлению переговоров между папой и Манфредом. Однако переговоры сорвались, и историки, симпатизирующие талантливому и энергичному сицилийскому королю, имевшему несчастье родиться вне законного брака, склонны винить в этом папство: «Разумные политические расчеты Манфреда провалились, столкнувшись с абсолютным безразличием папства к любым политическим интересам и моральным соображениям, помимо непреклонной защиты позиций римской церкви… Папство стремилось показать свою способность самостоятельно распоряжаться собственным фьефом. Манфред не был императором и не стремился им стать, он не представлял собой имперской угрозы власти папы над христианским Западом. Но в каком-то смысле он олицетворял подход, противоречивший папскому: он выступал за прагматический modus vivendi. Папству это было не нужно. Если королевство принадлежало папе, его следовало предоставлять во владение на папских условиях, и никакой оппозиции здесь папа терпеть не собирался»{198}. С другой стороны, за предыдущие десятилетия Рим столько раз трясся от страха перед могуществом Гогенштауфенов, что желание папства нанести наконец окончательное поражение этому упорному роду выглядит скорее рациональным политическим выбором, нежели следствием чрезмерного фанатизма и ослепления. Хотя, вероятно, церковь преувеличивала опасность, исходившую от Манфреда: по масштабам своего влияния и военно-политическому потенциалу он, конечно, сильно уступал отцу.

Летом 1263 года заработала политико-дипломатическая машина, толкавшая Карла Анжуйского к сицилийскому трону. Урбан IV направил своего посланника в Англию, уведомив Генриха III и принца Эдмунда о том, что о Сицилии они отныне могут забыть. 17 июня в Риме представителям Карла Анжуйского был вручен проект соглашения между ним и папой. В конце того же месяца послы Карла прибыли в папскую резиденцию, неся письменное согласие своего господина с условиями договора. Условия эти были нелегкими{199}. В качестве будущего короля Сицилии Карл отказывался от особых прав папского апостольского легата, которыми располагали некогда Отвили, — иными словами, он не мог вмешиваться в вопросы церковной иерархии в своих новых владениях. Он также отказывался от каких-либо претензий в будущем как на императорский трон, так и на какую-либо власть в той части Италии, которая находилась под сюзеренитетом империи или во владении папы. За папой сохранялось право лишить короля престола, и в этом случае Карл не мог требовать верности от своих сицилийских вассалов. Кроме того, король обязывался предоставлять в распоряжение папы по первому требованию три сотни рыцарей и определенное число судов; платить Риму ежегодно 10 тысяч унций золота; не облагать своих новых подданных избыточными налогами и в целом править в соответствии с законами «золотых дней короля Вильгельма Доброго». В обмен на все это Святой престол обязался объявить войну против Манфреда крестовым походом, а также не допустить возможного избрания императором Конрадина или любой другой особы, претендующей на сицилийский престол.