Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 5. Мощеные реки. Страница 36

Не от ветра крутились крылья, наоборот, сами они ввинчивались в тугие пласты ветров. Новая «мельница» могла висеть над землей и лететь в какую хотелось сторону… А старая мельница вся дряхлела.

И вдруг кому-то из людей пришла в голову мысль: а ведь холмы и дорога между холмами станет скучнее, если исчезнет последняя мельница. Однажды скрипнул ключ в старом замке, и мельница услыхала такой разговор:

— Сделаем три этажа. Внизу — заходи, выпей квасу с дороги, хлебного пива…

— На второй ярус сделаем лестницу. Тут будут блины. Обедай, отдыхай.

— Пол сделаем на кругу. Можно будет поворачивать наподобие жернова.

— На самом верху — тоже столы. Для тех, кто не очень спешит. Повесим старинную лампу…

И вот появились у мельницы новые крылья.

Грузовик начал возить кирпичи, плотники сделали вокруг мельницы мостик. Внутри хлопочут сейчас столяр и художник. И уже скоро проголодавшийся путник свернет с дороги на мельницу. Летом — холодный квас, яблоки, огурцы. Зимой — чай. И во всякое время года — блины. На мостике станешь — видно дорогу, холмы с полосами хлебов, острова леса. Старая мельница — часть этой древней земли.

Если какой-нибудь ветер занесет вас на дорогу возле поселка Шедува, вы сразу увидите мельницу. Будете пить хлебный литовский квас — поднимите кружку за старые и новые крылья, за здоровье людей, умеющих беречь красоту на земле.

Фото автора. Литва. 26 августа 1966 г.

Н = 525

(Широка страна моя…)

Сразу объясним заголовок. Буквой «h» на чертежах обозначается высота. В данном случае высота равняется 525 метрам.

Ту-104 летит на высоте десять тысяч метров. В самолете мы жуем бутерброды, спим, читаем и уже привычно глядим на синюю Землю: на спичечные коробки домов, на жилки рек, на блюдца озер, на овчинки рощиц, на паутину дорог. Когда-нибудь на Землю можно будет глянуть с Луны. Однако нас волнует сейчас высота 525. Это строительная высота. Она росла гораздо медленнее, чем набирали потолок самолеты. Вехи ее таковы: египетские пирамиды, Эйфелева башня, американский небоскреб Эмпайр-стейт-билдинг (449 метров).

И вот теперь московская высота — 525. Когда эта цифра была на бумаге — на чертежах и в газетах, мы удивлялись, сомневались, восторгались, обсуждали дерзкий проект. Но вот она стоит уже над землей, эта удивительная игла из бетона.

Ее уже видно с любого места Москвы. В июне она поравнялась с французской башней. Она вот-вот поравняется с вершиной нью-йоркского небоскреба. Но после этого ей еще надо будет тянуться кверху на сорок привычных нам этажей.

Я видел немало строек. Ничто не поражает, как эта башня. Стоишь внизу — верхушка ее синеет, как синеет обычно вдалеке лес. Будь она шире, массивней, как тот небоскреб, она не казалась бы такой хрупкой, такой стремительной.

Проплыло облако и обняло, обволокло башню где-то около «пояса». Ночью легко спутать: звезда ли упала, электросварщик ли теряет искры на высоте. Днем я видел, как двое монтажников лезли наверх по внешней лестнице.

Лестницу в дымке почти не было видно, два муравья медленно ползли по трубе. Я полчаса был занят работой, случайно поднял глаза — лезут. Не помню уж сколько еще минут простоял с задранной головой, пока двое не скрылись в темном отверстии у самого верха. Кто лазил по пожарной лестнице хотя бы на пятый этаж, знает, как человеку достается каждый метр высоты.

Башня растет незаметно для глаза, как дерево или минутная стрелка, в среднем около метра в сутки. И уже несколько месяцев москвичи с некоторым недоверием глядят на странное, хрупкое сооружение. «Жуткая высота…», «Расчеты… А разве не бывает…» — это обычные разговоры в автобусе, проходящем около башни.

«Небось, кто чертил, ночи не спит…» — сказал летчик, с которым мы делали этот снимок.

А в самом деле? Башню строит много людей, но ведь кто-то сказал первое «а»? Спится ли спокойно этому человеку?

Снимок башни сверху сделан с вертолета. Пилот — Георгий Карманов.

* * *

Я разыскал сказавшего «а». В маленькой комнате подвального этажа, где проектируют зрелищные и спортивные сооружения, сидел человек с логарифмической линейкой и что-то писал на обрывке бумаги. Рядом стояли рулоны бумаги и костыли.

— Николай Васильевич Никитин?

— Я.

Живые, приветливые глаза, простота, позволяющая сразу же задать и шутливый, и серьезный вопрос насчет спокойного сна.

— Вы о башне?.. Ни минуты не сомневаюсь. Будет крепко стоять. А сны… Сны у меня, простите, всегда железобетонные. Чем труднее расчеты, тем чаще сны. Наверное, старость…

Сказавшему «а» исполняется шестьдесят. Это не первый и не последний проект Никитина, хотя, конечно, — главное дело жизни.

— Как рождался проект телецентра? А вот так же, сначала не обрывке прикинул — можно построить. Потом посерьезней расчет. Потом показал друзьям. Потом конкурс. Понравилось, одобрили. Потом забраковали. Потом снова одобрили. Потом опять… Начали строить наконец. Остановились. Вот тогда было, конечно, ночи не спал…

Сказавший «а» в своих проектах всегда говорил это «а», вызывая сомнения, возражения, перестраховку. Из-за этого многие проекты остались в альбомах. Он всегда предлагал новое, необычное и давно уже слывет богом-конструктором. Ему поручали расчет фундамента МГУ, к нему идут со всеми труднейшими вопросами. Он находит решения. Бетонная игла — его гордость: ни один конструктор еще не выводил на бумаге: h-525.

— Почему именно 525?

— Данная. высота удовлетворяет многим условиям конструкции и возможностям нового телецентра.

— Строилось что-нибудь подобное в мире за последние годы?

— Железобетонную башню построили в Штутгарте. Автор ее Леонгардт решился на высоту 220. Кстати, он был недавно в гостях у меня. Поднялись кверху… Сказал, что завидует. Я и сам себе немного завидую… Этот год для меня — и счастливый, и грустный. Болел, лишился ноги. В это же время стал доктором наук, а главное — поднялась башня. Ложусь спать — из окна красные огни видно. Моя башня… Я не хвастун, не честолюбец, но, ей-богу, хорошо при жизни увидеть эту постройку.

— Эйфелева… А как бы вы отнеслись к названию: Никитинская?..

— Нескромно, несправедливо. Я действительно сказал «а». Но сказано слово и архитектором, и инженером, и каждым рабочим… Вы поднимались кверху?.. Только с вертолета? Советую, советую. Я сам, как на празднике, там бываю…

* * *

Подняться оказалось непросто. Посторонний человек — помеха на высоте. Существуют суровые правила, и пришлось просить разрешения у министра.

Обязательно надевается каска — даже орешек бетона, упав с высоты, может повалить с ног, а тут с неба, глядишь, грянуть могут и молоток, и гайка…

Десять бетонных ног держат башню. По сравнению со всей махиной пластины ног кажутся тонкими, хрупкими. Фундамент до курьезного неглубок — менее пяти метров. Но все рассчитано. «Ноги» удержат и бетонный ствол, и антенну, и стальную «начинку» трубы, и смотровую площадку, и ресторан на высоте. Каждая опора выдержит три с половиной тысячи тонн…

Дверь в металлическую коробку лифта. Щелчок. Поехали. Медленно едем. Гул, как в огромном бетонном чане. Вовсе не тесен этот колодец — до стены шестом не дотянешься. Гул и шорох. Падают искры электросварки, где-то стучат молотом по металлу, плывут сверху вниз металлические переплетения. Парень, повиснув на одной из балок, кричит кому-то, глядя высоко кверху: «Майна!»

Выше труба чуть теснее, но все равно поднимайся в любом из трех лифтов — рукой до стены не дотянешься. Я опускался в шахту на глубину в восемьсот метров. Очень похожее ощущение. Только там в бадье стоишь, а тут коробка. Там летишь с бешеной скоростью, темнота. А тут лампочки, электросварка и время от времени, как в соборе, — столбы дневного голубоватого света.

Тринадцать минут подъем. Можно и наглядеться, и познакомиться со спутниками. Вот рядом со мной у двери — монтажник Тарунтаев Василий Никифорович. Уже вернувшись на землю, я узнал: этот человек ставил до войны звезды на кремлевские башни, монтировал известную всем Шуховскую радиобашню, Дворец съездов в Кремле. На вид ему сорок, но оказалось — «одной высоты у него тридцать пять лет». Еще монтажник Анатолий Буланкин.

— Там, внизу, Буланкина… Родственница?

— Жена. Лифтером…

Почему-то повисаем на месте. Жуткая чернота внизу. Неразборчивые, плавающие голоса в глубине, слабые огоньки. Высота — триста семнадцать. По окружности сверху вниз темнеют канаты. Это — одна из деталей конструкции. Предварительно напряженные тросы добавляют башне жесткость и прочность…

И снова вверх.

Стоп. Далее не идет лифт. Высота — 373 метра. Ошеломляюще высоко! В синем утреннем дыму далеко внизу — Москва. Неужели Рижский вокзал?! Тонкие, как гитарные струны, пути. Полоски составов на струнах. Игрушками кажутся строения выставки. У самой башни — игрушечные: Останкинский дворец и церковь. Бумажка, пущенная из рук, долго ходит в пластах воздуха, глазам надоедает следить…