Владимир Бешанов - Сталин – гробовщик Красной Армии. Главный виновник Катастрофы 1941 Страница 37

«Несколько позднее, – сообщает маршал М.В. Захаров, – по действиям войск на маневрах были сделаны теоретические и практические выводы, сыгравшие большую роль в последующем развитии наших вооруженных сил».

Да, выводы последовали вполне практические: через два года почти никого не осталось в живых из тех, кто на Полесье и под Шепетовкой водительствовал армиями «восточных» и «западных», «красных» и «синих» и наблюдал за потешными битвами с трибун.

В 1937 году был принят третий пятилетний план развития РККА на 1938–1942 годы. Им предусматривалось:

1) сохранение имеющегося числа механизированных соединений – 4 корпуса, 21 бригада, 3 отдельные мотоброневые бригады;

2) создание вместо учебных бригад – одиннадцати учебных полков;

3) переход на усиленные танковые взводы с пятью машинами вместо прежних трех;

4) перевести механизированные бригады на новую организацию: четыре танковых батальона по 54 линейных и 6 артиллерийских танков в каждом, разведывательный и мотострелковый батальоны, подразделения обеспечения;

5) установить штатную численность: в легкотанковой бригаде – 278 танков БТ, в танковой бригаде – 267 танков Т-26, в тяжелой бригаде – 183 (136 Т-28, 37 БТ, 10 химических), в танковом полку – от 190 до 267 боевых машин;

6) ввести в состав каждой стрелковой дивизии танковый батальон двухротного состава (Т-26 и Т-38), а в кавалерийскую дивизию – танковый полк.

На Дальнем Востоке имелись все возможности вместо витания «в оперативно-стратегических масштабах» решать конкретную проблему. Здесь после оккупации японскими войсками Северо-Восточного Китая постепенно разгорался советско-японский пограничный конфликт, тем более что и границы как таковой там никогда не было. «Самураи», подстрекаемые «правящими кругами США, Англии и Франции и поддерживаемые фашистской Германией» – сами бы они до такого ни в жизнь не додумались, – планировали отхватить себе Советское Приморье и северный Сахалин. Товарищ Сталин имел виды на китайскую территорию. Практически сразу начались стычки, провокации, скандалы с разоблачением шпионов и диверсантов, которых активно забрасывали друг к другу обе стороны. С советской стороны в инцидентах принимали участие, как правило, пограничники, и надо сказать, что в НКВД умели готовить настоящих бойцов, а вот если в дело ввязывались «колхозоармейцы»…

Например, 1 февраля 1936 года у заставы Сиянхэ две роты японцев столкнулись с двумя ротами 78-го Казанского полка 26-й Сталинской дивизии. Сражения не состоялось, разошлись почти мирно, но на всякий случай советское командование решило выслать на помощь пехоте танковый взвод «двадцатьшестых» из состава 2-й механизированной бригады. Однако «лучшие машины» (хранившиеся на консервации ради «сбережения ресурса») оказались неисправными, а «лучшие водители» не знали этих – не закрепленных за ними – танков. Началась беготня, суматоха, заводкой машин занимались все, и в итоге этот процесс занял четыре часа. В пути все Т-26 поочередно ломались, а в сопровождавшей их ремонтной летучке не оказалось нужных запчастей и инструментов. Технический же состав оказался технически неподготовлен и с ремонтом не справился. Затем кончилось горючее – а бензозаправщиков при взводе не было… В общем, 150 километров взвод преодолевал 56 часов, из шести танков до места назначения дошли лишь четыре. Но и на них «оружие было подготовлено слабо» (?).

Летом 1938 года разразились события в районе озера Хасан, где сходились границы СССР, Кореи и Маньчжурии.

Все началось с того, что 8 июля наряд Посьетского погранотряда взобрался на гребень господствовавшей над окружающей местностью высоты Заозерная – оттуда им было сподручнее наблюдать. К 11 июля на сопке обустроилось уже около 40 бойцов со станковыми и ручными пулеметами, деловито оборудовавших на маньчжурской территории позицию с окопами и натянутой у самой земли проволокой («спотыкач»). По свидетельству бывшего начальника погранзаставы «Подгорная» П.Ф. Терешкина, «на склонах сопки устроили камнезавалы и заложили несколько фугасов – «сюрпризов». Через две недели «гарнизон» насчитывал 70 человек личного состава двух застав. Затевая эту акцию, советское командование прекрасно сознавало, что «захват высоты может вызвать стремление со стороны японцев овладеть самими этой высотой», и дополнительно выслало в район озера Хасан роту 119-го полка 40-й стрелковой дивизии.

15 июля появились японские жандармы и вежливо потребовали нарушителей удалиться (согласно другой версии, они пытались зафиксировать на фотопленке факт «строительства укреплений»). Пограничники на провокацию не поддались и для полной ясности застрелили одного из жандармов. Все – строго по уставу: «Стой! Назад! Стрелять буду!», предупредительный выстрел и огонь по «нарушителям». Во всяком случае, комкор Г.М. Штерн на заседании Военного совета при НКО рассказывал эту историю именно так: «15 июля два японских военных и три штатских вышли на высоту и сделали несколько десятков шагов по нашей территории. Сапер Виневитин, заметив это, с дистанции 120 метров выстрелил и одного японского жандарма убил и одного ранил. После этого началась волна нахальных заявлений по нашему адресу…» Нет, похоже, предупредительного не было, был сразу контрольный. Из сообщения сотрудника Центрального пограничного музея ФСБ РФ М.А. Гундырина: «Властный оклик «Стой!» оказался для них настолько ошеломляющим, что, ни секунды не раздумывая, они стремглав бросились наутек. Виневитин прицелился и выстрелил. Один из нарушителей упал с простреленным черепом».

В тот же день японский поверенный в делах Японии в Москве нахально заявился в наркомат иностранных дел с «надуманной претензией», мол, убивают наших граждан на честно нами оккупированной территории; будьте любезны – очистить. Господин Ниси самым решительным образом потребовал немедленно отвести советские войска и намекнул на возможные осложнения. 20 июля к наркому М.М. Литвинову с тем же вопросом обратился посол Мамору Сигэмицу. В обоих случаях японские дипломаты получили достойный отпор без всяких политесов: им посоветовали соблюдать осторожность и показали карту, неопровержимо свидетельствующую, что «высоты Заозерная и Безымянная находятся на российской территории». Обе стороны ссылались на один и тот же документ – Хуньчуньские соглашения, подписанные правительствами России и Китая в 1886 году, – но толковали их по-разному. Так, японцы формулировку «граница идет по западной стороне озера Хасан» расшифровывали однозначно – по западному берегу; наши специалисты делали вывод, что «не только западные берега этого озера, но и некоторый район к западу от этих берегов принадлежит Советскому Союзу». Самое смешное, что на советской карте, изданной Управлением военной топографии РККА в 1933 году, граница вообще была обозначена по восточному берегу Хасана.

Руководители НКИД вели себя с неподражаемым апломбом, ни малейшей заинтересованности в мирном разрешении конфликта не проявили, от предложений убрать войска с высоты Чангуфэнь (Заозерной) и спокойно разобраться с конфигурацией границы отмахнулись и вчинили оппонентам встречный протест по поводу вторжения японских жандармов на советскую территорию. Отношения между двумя странами, чьи геополитические амбиции столкнулись в Китае, были, мягко говоря, холодными. Аргументы товарищей Литвинова и Стомонякова – непробиваемыми: «Весь мир знает, что Советское правительство стремится к миру и что единственным зачинщиком конфликтов на Дальнем Востоке являются японо-маньчжурские власти». Дисциплинированный и выдержанный советский пограничник так устроен, что физически не способен пересечь государственную границу; если где-то находится советский пограничник, значит, там и есть советская земля, и японским жандармам на ней делать нечего.

Возможность нормально договориться имелась. Желания не было. Потому консенсуса достичь не удалось. Токио оставил за собой право «применить силу для того, чтобы заставить советские войска эвакуироваться из незаконно занятой ими территории». В Москве ничуть не испугались.

Японское командование приступило в подготовке операции «по вытеснению советских войск». Нарком К.Е. Ворошилов 22 июля приказал маршалу В.К. Блюхеру привести в состояние повышенной боевой готовности ряд соединений и авиацию Дальневосточного фронта. Однако Василий Константинович вместо того, чтобы проявить похвальное рвение и готовиться «по-настоящему воевать с японцами», затеял самодеятельное расследование и установил, что даже по московским картам «черту заступили» советские пограничники, чем, собственно, и спровоцировали конфликт с сопредельной стороной. Фактически Блюхер злостно саботировал указания товарища Сталина дать как следует по зубам «японским милитаристам», вознамерившимся испытать прочность наших рубежей, и продемонстрировать всему миру неуклонно растущую, несмотря на множество затесавшихся врагов, мощь Красной Армии.