Сергей Буренин - Бумеранг Гейдриха Страница 37

На территории Европы появилось новое государство — Чехо-Словакия.

Вернувшись домой, Чемберлен свою речь начал словами: «Друзья мои! Во второй раз в нашей истории сюда, на Даунинг-стрит, из Германии прибывает почетный мир. Я верю, что мы будем жить в мире». На другой день «Таймс» заявила, что «ни один завоеватель, возвратившийся с победой, не был увенчан такими лаврами».

В пылу общей эйфории никто не обратил внимания на то, что лорд Дафф Купер, первый лорд адмиралтейства, покинул кабинет и подал в отставку. На обсуждении результата переговоров в палате общин 5 октября Уинстон Черчилль заявил: «Мы потерпели полное и сокрушительное поражение… (здесь его речь была прервана бурей протестов.) Мы находимся в центре грандиозной катастрофы. Путь вниз по Дунаю… дорога к Черному морю открыты… Все государства Центральной Европы и бассейна Дуная одно за другим будут попадать в орбиту широкой системы нацистской политики… которая диктуется из Берлина… И не надо думать, что этим все кончится. Это только начало».

Но Черчилль не являлся даже членом правительства. Это был глас вопиющего в пустыне.

Прага, 5 октября 1938 года

В это утро президент Бенеш в последний раз пришел в свой кабинет. Он сел за письменный стол и попробовал вспомнить о том, какие мысли были у него, когда он впервые вошел в этот кабинет и оказался за этим столом. Но в голову постоянно лезли совсем другие мысли. В этот момент в дверь осторожно постучали, и на пороге появилась невысокая полная фигура. Бенеш сразу узнал полковника Франтишека Моравца.

— Извините, пан президент, я хотел бы сказать вам несколько слов, — сказал Моравец.

— Считайте, что я уже не президент, — тяжело вздохнув, ответил Бенеш. — Я сегодня подаю в отставку и до выборов нового передаю бразды правления генералу Сыровы. Так что, думаю, с вашим сообщением вы либо поторопились, либо опоздали. Меня уже можно считать частным лицом.

— Вы ошибаетесь в обоих предположениях. Во-первых, вы навсегда теперь останетесь вторым президентом свободной Чехословацкой республики. А во-вторых, я пришел именно к вам, не задумываясь о том, официальное ли вы лицо или частное. Я пришел предупредить вас.

— О чем же?

— Как я уже сказал, вы навсегда теперь останетесь нашим вторым президентом, вторым и последним законным. Вы будете притягательным центром для всех, кто не смирился с немцами. А то, что немцы на Судетах не остановятся, это понятно всем. Таким образом, для немцев вы очень нежелательная фигура. И я получил сведения, что охота на вас уже началась. Мой вам совет: как можно скорее уезжайте из этой страны.

— Спасибо за совет. Но куда же мне, извините за выражение, бежать?

— Давайте лучше воспользуемся словом эмигрировать. Лучше во Францию или Англию. Эти две страны падут, скорее всего, последними. А может, и сумеют выстоять. Я понимаю, что после их предательства вам бы этого не хотелось. Но поверьте мне, они очень скоро и очень дорого заплатят за это. Европа уже пропустила несколько шансов остановить Гитлера, а с каждым разом это будет все труднее. И вот в этой новой ситуации одна из этих стран обязательно станет центром объединенной борьбы с нацизмом.

— Спасибо еще раз. Я обдумаю ваш совет на досуге, которого у меня теперь будет достаточно.

— Пан президент, вы знаете, чем я занимаюсь. Я не говорю пустые слова. Я вас предупреждаю о реальной угрозе. И советую уехать как можно скорее. До свиданья. Я говорю вам «до свиданья», потому что подозреваю, что скоро мы с вами встретимся снова. Хотя, может быть, и в несколько других ролях.

— Еще раз спасибо, полковник. Я прислушаюсь к вашему совету. Уверен, что просто так, не имея на то достаточных оснований, вы бы такое не сказали.

Полковник Моравец козырнул, развернулся и вышел, причем президент Бенеш впервые увидел, что полковник может сделать это по-военному.

Берлин, 10 октября 1938 года

Краснодеревщик Эльзер машинально брел к станции окружной дороги. Он не мог объяснить, откуда у него такая уверенность в том, что его там ждут именно сегодня и именно в этот час. Он шел как во сне. Знакомые улицы вокруг него казались чужими. Но где-то внутри его больного мозга стучала одна мысль: надо сходить на станцию и взять взрывчатку. Вот уже более двух месяцев он мастерил бомбу с часовым механизмом. Часовой механизм был уже, можно сказать, готов. Бомбу можно было установить за трое суток, и она бы взорвалась в точно назначенное время, хотя само устройство было довольно простым и представляло из себя просто-напросто переделанный будильник.

Эльзер поднялся на платформу и встал с правой стороны от расписания движения поездов. Ждать пришлось недолго. Примерно через минуту к нему подошел мужчина в рабочей одежде и передал хозяйственную сумку средних размеров.

Ни слова не говоря, Эльзер взял сумку, повернулся и пошел к выходу с платформы. Мужчина еще какое-то время озадаченно смотрел вслед Эльзеру, потом пошел в другую сторону.

Эльзер шел к дому по той же дороге, по которой только что пришел на станцию. Тяжести сумки он не чувствовал. Теперь он знал только одно: у него все есть, и остальное зависит только от него. Скоро он изготовит бомбу, заложит ее в ту колонну, которая указана на фотографии, и взорвет того, кто был источником всех его несчастий. Он отомстит за брата.

За эти два месяца Эльзер изменился так, что его с трудом узнавали те, кто знал его почти всю жизнь. Столяр похудел, в его глазах появился какой-то больной, лихорадочный блеск. Он стал рассеян и не сразу понимал, что кто-то обращается именно к нему. Никто не мог объяснить, что же с ним случилось.

Эльзер все так же ходил на работу, но как только кончался рабочий день, он спешил домой, где садился и мастерил бомбу. Если бы его спросили, откуда у него появилась эта идея, он, наверное, пожал бы плечами. Просто в один прекрасный день он вдруг решил отомстить за арестованного за коммунистическую пропаганду брата, с которым, вообще-то, и не был согласен. Без каких-либо видимых причин он проснулся однажды утром и понял, что обязательно должен взорвать тирана, который упек его брата в кутузку. И он уже знал, что это будет бомба, знал, где и на какое время ее установить, он знал, что вот сегодня он придет на станцию и мужчина передаст ему для этой бомбы взрывчатку. И у него не возникало даже мысли подивиться, откуда он все это взял.

Прага, 12 октября 1938 года

Штабс-капитан Вацлав Моравек вошел в пивной погребок «Золотой рог» и начал оглядывать зал. В погребке стоял полумрак, и после яркого солнечного света он долго не мог сориентироваться. Наконец его глаза привыкли к полумраку пивной, и он увидел то, что хотел. Точнее, того, кого хотел: невысокого полноватого мужчину. Штабс-капитан подошел к столику, за которым сидел толстяк, и поздоровался.

— Давненько мы с тобой не пили вместе пивка, Франтишек.

Но толстяк только кивнул головой и сказал:

— Здравствуй, Вацлав. Я бы с удовольствием с тобой просто попил пивка, но теперь не то время. У меня к тебе серьезный разговор.

Пока официант ходил за пивом, заказанным Моравеком, оба мужчины молча разглядывали друг друга. Когда официант удалился, толстяк заговорил снова:

— Ты знаешь, чем я занимался последнее время, Вацлав. Думаю, ты прекрасно понимаешь, что не сегодня завтра Чехословакия перестанет существовать как свободное государство. Не сомневаюсь, что это не оставит тебя, как и многих других, равнодушным. Полагаю, нам надо уже сейчас начать готовиться к борьбе в подполье. Вот чтобы обсудить этот вопрос, я и пригласил тебя сюда.

Штабс-капитан, не отрывая взгляда от своего собеседника, сделал большой глоток из своей кружки, облизнул верхнюю губу и сказал:

— И как вы себе представляете эту подготовку и эту борьбу, полковник Моравец?

Моравец, чтобы придвинуться к собеседнику, навалился на стол всей грудью и сказал:

— Когда немцы оккупируют нашу страну полностью, из страны выедут не только многие политики, но и большинство кадровых офицеров. Вне всякого сомнения, где-то там, за границей, начнет формироваться освободительная чехословацкая армия, но ей понадобятся силы, на которые она смогла бы опереться здесь, в Чехословакии. Называй это как хочешь: партизаны, подпольщики или просто разведгруппы. И вот об этом надо подумать уже сейчас, пока мы еще хозяева в нашей стране. Я знаю тебя давно, поэтому и обратился к тебе в первую очередь. Ты человек военный, многое уже знаешь и умеешь. Вот я и хотел бы, чтобы ты возглавил одну из таких групп.

Пока Моравец говорил, его собеседник медленно попивал пиво, не спуская с него удивленно-настороженного взгляда.

— Я не совсем понимаю тебя, Франтишек, — сказал штабс-капитан, — Ты меня знаешь и должен хорошо себе представлять то, что я буду бороться за свободу, где бы я ни оказался. Что ты имеешь в виду, когда говоришь о том, что подпольную, или пусть партизанскую, группу надо создавать сейчас?