Виктор Исраэлян - Дипломатия в годы войны (1941–1945) Страница 38

Приняв решение сменить Стэндли, Рузвельту, однако, нелегко было найти преемника на этот важный пост. Дело в том, что на пути успешного развития советско-американского сотрудничества было немало трудностей и препятствий, создававшихся в США противниками дружественных отношений с Советским Союзом, которых было немало в государственном аппарате Соединенных Штатов. Взять, например, частный вопрос об информировании американской общественности о Советском Союзе. Излишне говорить об огромном интересе, который проявлял американский народ ко всем областям жизни и деятельности своего союзника – советского народа. В этой связи колоссально возросли потребности в соответствующей информации. Естественно, что в Советском Союзе с готовностью откликнулись на запросы многих американских научных и других организаций, а также частных лиц на различную советскую литературу. Однако американские власти стали чинить всевозможные препятствия доставке советской литературы американским адресатам. В течение 1941-1942 годов посольство СССР в Вашингтоне неоднократно делало представления государственному департаменту по поводу недоставки, уничтожения и возвращения отправителям американскими властями советских газет и книг, отправляемых из СССР американским научным, культурным и другим учреждениям и частным лицам[296]. Американской книготорговле «четырех континентов», специализировавшейся в годы войны на покупке и продаже советских книг и газет, было предложено на рассылаемый советский печатный материал наклеивать ярлыки: «Пропаганда, не одобряемая американским правительством». Такое же требование было предъявлено департаментом юстиции телеграфному агентству Интерконтинент Ньюс, доставлявшему ряду американских печатных изданий телеграфную информацию, поступавшую из Советского Союза.

Указанные акции американских властей носили столь недружественный Советскому Союзу характер, что правительство СССР вынуждено было через своего посла в Вашингтоне М.М. Литвинова сделать в марте 1943 года новое представление правительству США. В советском представлении приводились многочисленные факты антисоветской позиции ряда американских органов и деятелей. В заключение в меморандуме говорилось: «Вышеуказанные суждения и действия американских властей не могут не рассматриваться как дискриминационные в отношении СССР и образующие препятствия к поддержанию культурных связей и взаимной информации между обеими странами и не соответствующие нынешним отношениям между обеими странами»[297].

Ухудшение советско-американских отношений могло бы нанести ущерб военно-стратегическим интересам США. Это хорошо понимали в Вашингтоне. Поэтому был принят ряд шагов, направленных на сглаживание шероховатостей, образовавшихся в этих отношениях в 1943 году. Президент Рузвельт назначил в качестве нового посла США в СССР видного политического деятеля, уже хорошо знакомого с вопросами советско-американских отношений А. Гарримана. В этот же период американский президент выступил с инициативой о проведении двусторонней советско-американской встречи в верхах.

Для организации такой встречи Рузвельт направил в СССР сенатора Джозефа Дэвиса, прибывшего в мае 1943 года в Москву. В письме, которое он привез главе Советского правительства, говорилось, что единственной целью миссии Дэвиса является обсуждение возможности советско-американской встречи. «Я хочу избежать трудностей, – писал в указанном письме американский президент, – которые связаны как с конференциями с большим количеством участников, так и с медлительностью дипломатических переговоров. Поэтому наиболее прюстым и наиболее практичным методом, который я могу себе представить, была бы неофициальная и совершенно простая встреча между нами в течение нескольких дней». Рузвельт предлагал организовать советско-американскую встречу на высшем уровне летом 1943 года. Что касается места встречи, то он предлагал организовать ее либо на советской, либо на американской стороне Берингова пролива. Желая придать встрече со Сталиным как можно более неофициальный характер, Рузвельт предлагал ограничить состав участников предполагавшихся переговоров. «Меня сопровождал бы Гарри Гопкинс, переводчик и стенографист, и Вы и я переговорили бы в весьма неофициальном порядке, и между нами состоялось бы то, что мы называем „встречей умов“»[298].

В своем ответном послании глава Советского правительства сообщил президенту, что полностью согласен с ним в отношении необходимости организации советско-американской конференции на высшем уровне и что такую конференцию не следует откладывать. Вместе с тем глава Советского правительства информировал Рузвельта о том, что в связи с предполагавшимся новым летним наступлением немцев советские войска усиленно готовились для отражения возможного наступления. В этой связи он считал затруднительным договориться по всем вопросам, связанным со встречей с американским президентом. «Не зная, как будут развертываться события на советско-германском фронте в июне месяце, – писал глава Советского правительства, – я не смогу уехать из Москвы в течение этого месяца. Поэтому я предложил бы устроить нашу встречу в июле или в августе. Если Вы согласны с этим, я обязуюсь уведомить Вас за две недели до дня встречи, когда эта встреча могла бы состояться в июле или в августе»[299].

Цели миссии Дэвиса были сугубо законспирированы. В течение некоторого времени Рузвельт не сообщал о предпринятой им инициативе даже английскому правительству. Содержание послания американского президента не было известно и послу Соединенных Штатов в Москве. Последний был глубоко убежден в том, что Дэвис приехал для того, чтобы присутствовать на просмотре фильма «Миссия в Москву», поставленного по его одноименной книге.

Лишь в конце июня 1943 года Рузвельт поручил Гарриману устно сообщить Черчиллю о его намерении организовать советско-американскую встречу до конференции глав трех правительств. В Вашингтоне хорошо было известно, что английский премьер-министр отнесется крайне неблагоприятно к такой перспективе. По свидетельству Гарримана, ему пришлось потратить немало времени для того, чтобы объяснить Черчиллю целесообразность советско-американской встречи на высшем уровне[300].

Черчиллю не оставалось ничего иного, как принять к сведению информацию Гарримана, хотя он не мог скрыть того, что был разочарован перспективой встречи глав правительств СССР и США без его участия.

Советско-американская встреча на высшем уровне все же так и не состоялась. Это, разумеется, нельзя объяснить только противодействием Черчилля. Главная причина заключалась в том, что в силу отказа правительств США и Англии от открытия второго фронта в 1943 году, сообщенного Советскому правительству в июне того же года, общая атмосфера в советско-англо-американских отношениях ухудшилась, что не благоприятствовало проведению летом 1943 года советско-американской конференции глав правительств. Определенное значение в этом имел, несомненно, и колоссальный размах летних боев на советско-германском фронте, требовавших от Сталина постоянного участия в руководстве военными операциями.

12 мая 1943 г. в Вашингтоне открылась новая англо-американская конференция на высшем уровне. Инициатива о созыве конференции, имевшей условное обозначение «Трезубец», была проявлена Черчиллем, который взял с собой в Вашингтон большую делегацию. Весь цвет английского верховного командования был представлен на конференции. В первый же день ее работы Черчилль выступил с пространным заявлением, в котором обосновывал преимущества так называемого балканского варианта второго фронта. Он утверждал, что дальнейшее развитие военных операций в направлении Сицилия – Южная Италия даст якобы наилучшие результаты. Всячески преувеличивая и приукрашивая перспективы средиземноморского, или балканского варианта. Черчилль решительно выступал против форсирования Ла-Манша в 1943 году. По свидетельству одного из участников конференции – У. Леги, Черчилль, касаясь открытия второго фронта в Европе, заявил, что «для осуществления такой попытки весной 1943 года не смогут быть произведены необходимые приготовления, но что такое вторжение в Европу должно быть осуществлено когда-нибудь в будущем. Не было сделано и намека на то, что он благосклонно относится к такой попытке в 1944 году, пока Германия не будет разбита в результате русской кампании и возрастающих бомбардировок союзников»[301].

Перенос открытия второго фронта на 1944 год не вызывал каких-либо возражений со стороны Рузвельта. Он лишь высказал сомнения в целесообразности высадки в Италии, так как это, по его мнению, привело бы в конце концов к высвобождению германских дивизий.