Александр Сидоров - Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга первая (1917-1940 г.г.) Страница 38

Создание такого «общака» профессиональный преступный мир приписывает себе, тем самым как бы подчёркивая благородство и справедливость «шпанского общества», которое якобы испокон веку заботится о простых «каторжанах».

К сожалению для «блатного мира», это не совсем соответствует истине. Не было «общаков» ни среди уголовников на царской каторге, ни в первые годы Советской власти, ни даже на первоначальном этапе существования ГУЛАГа.

Следует уточнить при этом, что в местах лишения свободы дореволюционной России, разумеется, существовали поборы, которым профессиональные преступники подвергали так называемых «брусов» — арестантов и каторжан, не имевших корней в преступном мире. Например, в Ростовской-на-Дону окружной тюрьме прокурорская проверка выявила следующий факт:

При камере пересыльных арестантов обыкновенно состоит особый староста для наблюдения за порядком; в текущем году весной таким старостой был осуждённый в каторжные работы арестант Тимофей Купчинский, который, пользуясь особым расположением тюремной администрации, обирал пересыльных арестантов частью посредством «парашечного сбора», причём забирал все оказавшиеся у арестанта деньги, неимущих бил, а у тех которые имели деньги, но добровольно не соглашались платить названного сбора, отнимал их силой…

В среде уголовников на воле также в отдельных бандах, «кодлах», «бражках», «малинах» (то есть преступных группах) существовали свои общие «котлы», где хранилась вся добыча, которая позже делилась соответственно рангу члена группировки и его конкретному вкладу в дело. Но «общак» в его современном «воровском» понимании значительно шире понятия казны одной отдельной преступной группы или группировки. Существует всероссийский «общак», из которого идёт помощь как отдельным представителям преступного мира, оказавшимся в тяжёлом положении, так и в места лишения свободы для всех «честных арестантов». В свою очередь, в «зонах» существует «общак», который делится на «зоновский» и «воровской». Из «зоновского» «положенцы» или «смотрящие» оказывают непосредственную поддержку арестантам данной колонии или тюрьмы, «воровской» идёт на волю — в распоряжение «воров» (или «воры» с воли распоряжаются, как его конкретно использовать).

На начальном этапе Гулага такое понимание «общака» было невозможно. У «блатных», «бродяг», «босяков» не было потребности, необходимости, а главное — желания заботиться обо всём арестантском мире. В этом они придерживались традиций дореволюционных «иванов». «Босяки» предпочитали просто «дербанить фраеров» в камерах, на этапах, в лагерях. «Законные воры» заботились исключительно о своём благополучии, им не было никакого дела о всякого рода «штымпах» и «фуцанах». Царил закон «Каждый — за себя». Или, как образно выражались сами «блатные»: «Умри ты сегодня, а я — завтра».

«Блатные», разумеется, «кучковались» вместе по принципу «шпанского братства», награбленное у «фраеров» сбрасывали «на котёл» или «дуванили» (делили между собой). Профессиональные уголовники также облагали данью арестантов-работяг, чтобы не особенно утомлять себя грабежами, а просто получать приносимый прямо в руки «положняк» (то есть «положенный» «оброк»). Например, по некоторым сведениям, «блатные» требовали от работающих заключённых части премиального вознаграждения. Причём если в начале 30-х годов эта часть составляла 50 процентов, то после 1934 года она возросла до двух третей. Это объясняется увеличением в местах лишения свободы количества профессиональных преступников-рецидивистов в результате очищения городов и посёлков от бывших уголовников (конец 1934 года). Ряды лагерного «блатного мира» значительно пополнились, и добычи на всех хватать перестало…

Возникает и так называемый «абиссинский налог». «Абиссинией» в то время называлась камера в тюрьме, где были сосредоточены исключительно «уркаганы». Почему именно «Абиссиния»? Да потому, что в камере было всегда жарко и душно из-за скопления народа (Абиссиния — это современная Эфиопия, страна африканская). Любопытно, что по этому же принципу камера беднейших зэков, оборванцев называлась «Индией» (впрочем, кое-где «Индией» называли и «воровскую хату»). «Абиссинским налогом» стали обозначать сбор со всех камер в пользу «Абиссинии», то есть в пользу «блатных».

Причём если в следственных тюрьмах ещё можно было порою этому противостоять («блатных» здесь старались содержать изолированно от других категорий арестантов), то в пересыльных тюрьмах, на этапе, в лагерях от «абиссинского налога» не был застрахован никто. В общем-то, это была просто одна из форм грабежа, «обжималовки» заключённых. Всё собранное шло на «благо воровское», то есть на «общак» исключительно для «блатных». Позже «абиссинским налогом» и «воровским благом» стали просто называть «воровской общак».

Среди общей массы арестантов существовали так же, как и сейчас, «землячества», «семьи», объединения арестантов по принципу «вместе кушаем»… Но всё это были мелкие группы на принципах взаимной симпатии, национальной однородности или происхождения из одной местности. К «общаку» они никакого отношения не имели.

Первые арестантские «кассы взаимопомощи», независимые от «воров», появились в российских местах лишения свободы в середине — конце 30-х годов. Идея их создания принадлежала «политикам», «литерным» — заключённым, которые были осуждены по так называемым «литерам», или «буквам» (подробнее о них см. главу «Литерки»).

Поначалу эти люди относились друг к другу с подозрением, считая всех вокруг «настоящими врагами народа», а себя — невиновными. Но тюремный быт постепенно заставлял людей сплачиваться и как-то выживать. Одним из способов такого выживания и был прообраз «общака» — «комбед». Писатель Варлам Шаламов, прошедший сталинские тюрьмы и лагеря, свидетельствует следующее:

В трагических страницах России тридцать седьмого и тридцать восьмого годов есть и лирические строки, написанные своеобразным почерком. В камерах Бутырской тюрьмы… переполненных до предела…сложился любопытный обычай.

В Бутырской тюрьме разрешались денежные передачи — не более 50 рублей в месяц. На эту сумму каждый, имеющий деньги, зачисленные на его лицевой счёт, мог приобрести продукты в тюремной лавочке, мог истратить четыре раза в месяц по тринадцать рублей — «лавочки» бывали раз в неделю…

В камере всегда были люди без копейки денег — не один и не два человека… Люди, у которых нет денег на лицевом счету тюрьмы, должны питаться казённым пайком без всякой добавки. Тюремный паёк — скучная штука…Лавочная колбаса, масло, сахар, сыр, свежие булки — были лакомствами. Продукты принесены, начинается вечернее чаепитие. Те же, у кого денег нет, чувствуют себя чужими на этом общем празднике…

Изобретательный мозг тюрьмы нашёл выход, устраняющий ложность положения безденежных товарищей и дающий почти официальное право каждому безденежному пользоваться «лавочкой». Он может вполне самостоятельно тратить свои собственные деньги, покупать то, что хочется.

Откуда же берутся эти деньги?

Здесь-то и рождается вновь знаменитое слово времён военного коммунизма, времён первых лет революции. Слово это — «комбеды», комитеты бедноты…

Организация комбедского дела сводилась к самому простому виду товарищеской взаимопомощи. При выписке «лавочки» каждый, кто выписывал себе продукты, должен был отчислить десять процентов в «комбед». Общая денежная сумма делилась на всех безденежных камеры — каждый из них получал право самостоятельной выписки продуктов из «лавочки».

В камере с населением 70–80 человек постоянно бывало 7–8 человек безденежных. Чаще всего бывало, что деньги приходили, должник пытался вернуть данное ему товарищами, но это было необязательно. Просто он, в свою очередь, отчислял те же десять процентов, когда мог…

За «комбед» не благодарили. Это выглядело как право арестанта, как непреложный тюремный обычай…

Бесспорно, любой арестант мог отказаться от отчислений. При таком заявлении никаких отчислений не производилось и всё заказанное доставлялось полностью.

Однако кто рискнёт на такое заявление? Кто рискнёт противопоставить себя тюремному коллективу — людям, которые с тобой двадцать четыре часа в сутки… («Комбеды»).

Шаламов в своём очерке перечислил также всевозможные способы, при помощи которых тюремное «братство» перевоспитывало «строптивцев». Из приведённого отрывка видно, что «комбеды» — идеальный прообраз современных «общаков».

Нынешние «кассы взаимопомощи» арестантов организованы именно по принципу «комбедов». Правда, практика часто далека от теории…