Режин Перну - Ричард Львиное Сердце Страница 38

Похоже, что составитель хроники спутал, умышленно или же неумышленно, два различных эпизода крестового похода. Ибо тут же он добавляет: «Придя в Акру, герцог Бургундский недолго пожил, но скоро умер. Его погребли на погосте святого Николая». Что ж, это ставит под сомнение правдоподобие всего рассказа, так как герцог Бургундский оставался в живых еще в 1192 году. Рене Груссе не без оснований замечает, что хронист Амбруаз вряд ли упустил бы возможность лишний раз обвинить французов в измене, поскольку этот летописец всегда поступал так, если подворачивался малейший повод[44]. А он между тем сообщает лишь, что в сентябре Ричард приблизился к Иерусалиму на расстояние в две мили…

На самом же деле после победы при Арзуфе Ричард направил свою армию на Яффу. Город и порт были полностью разрушены по приказу Саладина, и их надлежало восстановить и укрепить. Яффе суждено будет превратиться впоследствии в самый излюбленный крестоносцами порт, да и Тель-Авив, возникший рядом с этим древним городом, до сих пор остается отправной точкой, вокруг которой вертится вся жизнь в Израиле; рядом находится Лод, где построен аэропорт, соседствующий с другим античным городом — Лиддой. В общем, это как бы точка отсчета, столь же привычная сегодня, как и в XII–XIII веках.

Восстановительные работы затянулись более чем на два месяца. Рабочие, занятые на стройках, трудились неохотно, под угрозой постоянного нападения, так что за ними нужно было все время приглядывать. Сам король Ричард во время одной из вылазок едва не был захвачен врасплох и успел только вскочить на коня. Он так и попал бы в плен, если бы один из бывших с ним рыцарей, Гийом де Прео, не воскликнул громким голосом: «Сарацины, я — мелек!» «Мелек (или малик) — это значит король, — добавляет Амбруаз. — Турки тотчас схватили его и утащили вглубь своего войска». Им, разумеется, был нужен Ричард, и лишь благодаря жертвенности своего товарища король не попал в их руки.

К концу октября 1191 года Яффу удалось почти полностью восстановить. Часть города крестоносцев уцелела до сего дня. Правда, состоит она прежде всего из крепости, которую возвел Людовик Святой полстолетия спустя.

Под прикрытием крепостных валов Яффы христианская армия вволю предавалась роскоши и удовольствиям.

«В прекрасных садах перед Яффой войско Божие воздвигло знамена свои, — пишет Амбруаз. — Там были большие луга и выгоны, а изюму, фиг, гранатов, миндаля в столь великом изобилии, что деревья гнулись под тяжестью плодов и можно было лакомиться вволю, так что войско сильно подкрепилось».

Изобилие осенних плодов внесло в жизнь в Яффе еще одно новшество:

«Женщины вернулись в Акру и в армию и вели себя отвратительно. Они прибывали на кораблях и на барках. Какая жалость! Столько скверных орудий для отвоевания наследия Божия!»

Очевидно, речь идет о проститутках, и прежде доставлявших Ричарду массу хлопот: он уже пытался оградить от них свою армию, когда выступил в поход вдоль побережья. Происходили и дезертирства, некоторые крестоносцы не побоялись вернуться в Акру ради более веселой жизни.

Затеяны были и новые переговоры. В качестве главных действующих лиц, как всегда, выступили Малик эль-Адиль, брат Саладина, и Онфруа де Торон, говоривший по-арабски так, словно он родился в этих местах. Встал вопрос о передаче франкам всего побережья, и Саладин, похоже, склонялся к согласию на это.

Ричард, однако, не отказался от мысли о походе на Иерусалим. К концу октября он восстановил боевые порядки, поручив заботы по обороне Яффы двум своим приближенным: Жану, епископу Эврё, и Гийому, графу Шалонскому. Вернув, не без труда, солдат, застрявших в Акре (Ги Лузиньян, посланный за ними, поначалу не справился со своей задачей), Ричард первым делом побеспокоил передовые отряды войск Саладина у Язура. Он решил укрепить путь из Яффы в Иерусалим, по которому обыкновенно двигались паломники, и с помощью тамплиеров занялся перестройкой двух крепостей. Одна называлась Казаль-де-Плейн, а другая — Казаль-Муайен или Маэн; она находилась в том месте, которое теперь называется Бейт-Дежан. 6 ноября произошла случайная стычка, едва не перешедшая в самую настоящую битву: два храмовника собрались за провиантом и фуражом, но к северо-востоку от Язура наткнулись на бедуинов. Им бы не поздоровилось, но тут появились еще пятнадцать рыцарей, и среди них Андре де Шовиньи. Стали подходить подкрепления с обеих сторон. К христианам присоединились Юг де Сент-Поль, Роберт Лестерский, Гийом де Кайо, Од де Тразинье. С мусульманской стороны на подмогу поспешило довольно многочисленное войско (по словам Амбруаза, оно насчитывало четыре тысячи человек). Столкновение примерно равных сил было неизбежным, если бы не вмешался Ричард, решивший вместе с несколькими иными рыцарями ознакомиться с положением на месте. Он стремительно налетел на врага и сумел отбить Роберта Лестера и Юга де Сент-Поля. Враги отступили, освободив христианам дорогу на Иерусалим.

После этого Ричард прибыл в Рамлу — историческое место для средневековых пилигримов. Именно здесь весной 1065 года, в Великую пятницу, паломники епископа Бамбергского Понтера подверглись нападению и были поголовно вырезаны. Резня продолжалась двое суток, до самой Пасхи. Это случилось незадолго до Первого крестового похода. Массовое избиение безоружных людей — а Понтер увлек за собой добрых десять тысяч паломников — бесспорно повлияло на призыв Урбана II тридцать лет спустя на соборе в Клермоне позаботиться о безопасности паломников в Святой земле. Да и сегодня имя Рамла на табличках и дорожных указателях, выставленных вдоль шоссе, порождает у любого человека, знакомого со средневековой историей, немало живых чувств…

Как раз между Рамлой и городом Лидда находилось то место, куда поначалу двинулся Ричард. Саладин, верный своей тактике выжженной земли, поспешил истребить все. Сам он избрал для себя путь, почти параллельный маршруту Ричарда, и находился у крепости, которая носила тогда имя Торон Рыцарей, а теперь называется Латрун (там и поныне возвышается монастырь траппистов). Войско разместилось лагерем в руинах Рамлы и устроилось более или менее сносно, когда начались осенние дожди — ливни, мучившие воинов почти шесть недель подряд. Волей-неволей пришлось задержаться, так что этап этот занял время с 15 ноября до 8 декабря 1191 года, причем войско находилось «в великом стеснении и неудобстве», уточняет Амбруаз. Да и внезапные нападения противника были не редкостью. Однажды, например, граф Роберт Лестерский с горсткой бойцов едва отбился от врага, обладавшего значительным численным превосходством, и вряд ли спасся бы, не появись Андре де Шовиньи со своим отрядом. В это самое время в Иерусалиме Малик эль-Адиль спешил с починкой городских укреплений; он увеличил стены, окаймлявшие гору Сион, и позаботился о припасах, без которых нельзя было выдержать осаду.

Непогода по-прежнему мешала армии двинуться в путь. Ричарду пришлось заняться обустройством войска на месте. Он занял Латрун и близлежащее местечко Бейт-Нуба, которое у крестоносцев называлось Бетенобль — «Благородный зверь», и устроил здесь лагерь, где предполагалось отпраздновать Рождество. Отсюда было рукой подать до водораздела между равниной и подножием холмов Иудеи, и каждая возвышенность, любой пригорок грозили стать западней, потому что за ними могли прятаться враги, способные устроить засаду и превратить скромную высоту в кровавую баню.

«Погоды стояли холодные и пасмурные, — писал Амбруаз. — Из-за великих дождей и великих бурь мы потеряли многих из наших животных. Дождь и град побивали нас и переворачивали наши шатры. Мы потеряли там до Рождества много лошадей. Пропали еще и сухари, которые испортились, потому что их заливала вода. Соленая свинина из-за бурь обветрилась и стала загнивать. Кольчуги покрылись ржавчиной, так что снимать и надевать их удавалось с немалым трудом».

Но Иерусалим был совсем близко, и всех переполнял восторг от мысли, что скоро они увидят Святой Град.

«Как бы ни страдали люди от дурного питания, но сердца их радовались и веселились по причине надежды дойти до Пресвятой Усыпальницы. Они столь жаждали Иерусалима, что готовы были жизни свои положить в его осаде. Лагерь пополнялся народом, прибывавшим в великой радости и вожделевшим великих дел. Те, которые заболевали в Яффе или где-то еще, укладывались на носилки и доставлялись в лагерь в великом множестве, из душевной решимости и доверчивости… Грохотали кольчуги, а люди воздевали головы горе и говорили: „Боже, помоги нам, Владычица святая Дева Мария, помоги нам, да поклонимся мы вам и да возблагодарим вас в виду Пресвятаго Гроба Господня“. Повсюду только обнимались и радовались, и все говорили: „Боже, наконец-то мы на верном пути, и это Милость Твоя руководит нами“»[45].