Средневековый Восток - Леонид Васильев Страница 38

У Сань-гуй обладал достаточными силами, чтобы покончить с Ли Цзы-чэном. Но от Шаньхайгуаня до Пекина путь для его пехоты был немалый. Иное дело — конница. И недолго думая, китайский полководец вступил в переговоры с маньчжурами. Видимо, немало им пообещав, он добился их согласия участвовать в своей авантюре. Маньчжурская конница ринулась через открытые для нее ворота Шаньхайгуаня на Пекин, а У Сань-гуй двинулся следом. Есть основания полагать, что в мечтах он уже видел себя на китайском троне. Однако когда он со своими войсками вошел в Пекин, оказалось, что маньчжуры не только изгнали из столицы Ли Цзы-чэна (который вскоре погиб), но и успели объявить своего малолетнего императора Шуньчжи правителем всего Китая — теперь уже цинского Китая. И хотя власть маньчжурской династии простиралась в это время лишь на район столицы и ее окрестности, дело было сделано. Воевать с маньчжурами в создавшейся ситуации, имея опору лишь в растянутой на многие сотни километров армии, У Сань-гуй не решился.

Антиманьчжурская борьба продолжалась в Китае довольно долго. Но все-таки ослабленная длительными внутриполитическими неурядицами и только что пережившая крестьянскую войну страна оказалась легкой добычей для хорошо организованного и хорошо вооруженного войска завоевателей. На то, чтобы полностью подавить сопротивление, у маньчжуров ушло не более двух-трех десятков лет. Отчасти это произошло благодаря тому, что им удалось довольно быстро поставить на службу себе уцелевшие китайские войска, ядром которых стала армия У Сань-гуя во главе с самим полководцем. Последней отчаянной попыткой китайцев сбросить маньчжурское бремя было восстание 1673 года, которое возглавил все тот же У Сань-гуй, назначенный к тому времени наместником юго-западных провинций. Жребий неудачника, однако, явно преследовал его: восстание было подавлено, а Китай на долгие века остался империей Цин.

Как и их многочисленные иноземные предшественники на императорском троне, маньчжуры, несмотря на сохраненные для восьмизнаменных войск и всей маньчжурской аристократии привилегии и на официальное запрещение смешанных браков (запрет, правда, действовал не слишком строго), быстро китаизировались. Конечно, они стремились сохранить от растворения в гигантской массе китайцев свой немногочисленный этнос, и благодаря запретам и изоляции им это в определенной мере удалось. Но они никогда, подобно монголам, не противопоставляли себя китайцам в плане культурном и, напротив, охотно впитывали китайскую культуру.

Начиная с Канси, правившего в 1662–1723 годах, маньчжурские императоры были конфуцианцами, причем ревностными, и управляли страной, внимая советам конфуцианских ученых-чиновников. Были сохранены традиционная китайская административная система и механизм воспроизводства бюрократии, то есть система экзаменов. Были проведены аграрные мероприятия, направленные на упорядочение землепользования и налогообложения. Казенные земли гуань-тянь щедро раздавались маньчжурам, и правительство строго следило за тем, чтобы не слишком привязанные к земле вчерашние воины-кочевники не продавали своих наделов. Такое же строгое внимание проявлялось к крестьянской общинной деревне, где за налоги отвечали связанные круговой порукой низовые ячейки — пятидворки или десятидворки. Все эти меры, в общем, давали свои результаты. Китай под властью династии Цин на протяжении первых двух веков развивался достаточно интенсивно.

Тут надо заметить, что невероятно быстрый рост народонаселения (на рубеже XVIII и XIX веков в Китае насчитывалось около 300 миллионов человек, тогда как на протяжении предшествующих двух тысячелетий средняя численность населения страны колебалась на уровне 60 миллионов) внес свои коррективы в привычную динамику династийного цикла. Это имело и плюсы, и минусы. Минусом была явная нехватка земли. Давно ушли в прошлое те времена, когда крестьянский надел измерялся сотней му. Теперь он стал значительно меньше — в лучшем случае вдвое. Но зато во многом изменилось отношение к земле. Демографическое давление вызвало к жизни феномен все возраставшей интенсификации и увеличения производительности труда. Улучшались агротехнические приемы, использовались севообороты, принимались во внимание местные условия для выращивания наиболее выгодных культур и реализации их на рынке. И во всем этом активное участие принимало государство, поскольку ситуация, которая складывалась в земледелии, имела для него первостепенное значение.

В соответствии с классическим тезисом китайской древности: «земледелие — ствол, основа; торговля, ремесло и иные занятия — ветви, второстепенное» — маньчжурское правительство и весь его аппарат обращали внимание прежде всего на состояние землепользования, так как стабильность именно в этой сфере экономики гарантировала основную часть доходов казны, но и обеспечивало устойчивость империи. Маньчжуры обеспечили покорность китайского населения (символом его была коса, которую под страхом смерти обязаны были носить китайцы мужского пола), но в то же время ревностно заботились о его процветании, взяв на вооружение классический конфуцианский тезис о том, что благополучие государства зиждется на благе народа.

Если не считать земель категории гуань-тянь, которые раздавались маньчжурской знати и солдатам, за счет которых существовали императорский двор и храмы и из которых выделялись служебные наделы чиновникам, то все основные земли страны были, как и обычно, землями минь-тянь. Было бы неточным считать эти земли частными, даже если они почти свободно переходили из рук в руки. Для китайского государства в принципе было не так уж важно, у кого земля; важно только, чтобы за ее использование аккуратно выплачивалась рента-налог. Правда, существенное перемещение земель во владение богатых всегда, как мы знаем, ударяло по казне, и именно поэтому государство то и дело воздвигало препятствия для такого перемещения. Как же обстояло дело с этим в цинском Китае?

Из источников явствует, что основной контингент богатых землевладельцев составляли шэньши[12] и разбогатевший городской люд. Связи между этими категориями владельцев, как и между ними, с одной стороны, и разбогатевшими деревенскими землевладельцами — с другой, издавна были самыми тесными. В богатых деревенских кланах всегда были свои шэньши, а богатые горожане не упускали случая породниться с обедневшими шэньши и тем повысить свой статус. Все это в конечном счете влекло за собой, как и обычно, перекачивание всей тяжести налогов на средних и мелких землевладельцев. Ведь с шэньши, которые помогали чиновникам управлять страной и принимали активное участие во всех общественных делах на местах — в строительстве дорог, храмов, плотин, каналов, сборе налогов, организации тех или иных массовых движений и начинаний и т. п., — много взять не представлялось возможным. Напротив, к ним еще и прилипало немало из того, что бралось в форме налогов и повинностей в данном уезде. Так что же было делать с интересами казны?

Уже говорилось о том, что в цинском Китае обычный династийный цикл несколько деформировался за счет гигантского демографического взрыва. Умножение населения и резкая интенсификация земледельческого труда с соответствующим ростом производства способствовали поступлению налогов в