Анатолий Левандовский - Дантон Страница 39

Дантон долго молча писал. Потом протянул посетителю заполненный документ.

– Вот твой паспорт, иди…

Точно так же помог он эмигрировать бывшему члену Учредительного собрания Талейрану и тайному распорядителю секретных королевских сумм, из которых и сам прежде черпал, Омеру Талону; он спас из тюрьмы друга Ламетов Дюпора; ему, равно как и самому Шарлю Ламету, он лично оформил зарубежные паспорта…

Наконец, Жоржу Дантону оказался обязан свободой и жизнью не кто иной, как его соперник и враг, сам… господин Ролан!

Второго сентября вооруженные санкюлоты ворвались в министерство внутренних дел. Они искали «подлого Ролана». На руках у них оказался мандат, выданный Коммуной: старику не забыли его планов бегства из Парижа…

К счастью для министра внутренних дел, у него в это время находился Дантон. Жорж потребовал мандат, порвал его на куски и принялся отчаянно ругаться. Он заявил, что не допустит ущемления престижа правительства. Санкюлоты из уважения к министру революции уступили…

Ролан и не подумал оценить благородство соперника, а его жена, прекрасная Манон, заметила в частном письме:

«…Все мы сейчас находимся под ножами Марата и Робеспьера; эти люди возбуждают народ против Ассамблеи и Совета… Мой друг, свирепый Дантон царствует, Марат – несет впереди него факел и кинжал, а мы, его жертвы, ожидаем своей участи».

Мужество, твердость, сплоченность, проявленные французским народом в первые дни сентября, принесли свои плоды. В течение ближайшей недели из столицы на фронт ежедневно направлялось до двух тысяч вооруженных и обмундированных добровольцев.

Перед Аргонским лесом был создан железный заслон.

Французские Фермопилы оказались непреодолимыми.

Когда встревоженный герцог Брауншвейгский прислал своих представителей в лагерь Дюмурье, французский генерал Дюваль заметил прусскому уполномоченному:

– Вы воображали, что скоро вступите в Париж… Но ваш поход кончится тем же, чем кончился поход Карла XII на Москву: вы найдете свою Полтаву…

Дюваль не ошибся.

Двадцатого сентября союзники нашли «свою Полтаву». Ею оказалась притаившаяся у Аргонского леса маленькая деревушка Вальми.

При Вальми Франция одержала первую победу над контрреволюционной коалицией.

Через несколько дней войска Дюмурье, перейдя в наступление, вторглись на территорию Бельгии.

Угроза удушения временно отступила. Революционная Франция была спасена.

И в это благородное дело спасения своей отчизны внес немалую лепту Жорж Дантон.

Дни выборов

Выборы в Конвент проходили в очень сложной обстановке.

К их началу еще не был решен вопрос о государственном устройстве новой Франции.

Если Коммуна рассматривала свержение монархии как переход к республике, то жирондисты придерживались совсем иного взгляда. Их пресса выдвигала и восхваляла новых кандидатов на престол, в числе которых оказался даже… герцог Брауншвейгский! Законодательное собрание, не высказываясь прямо, втайне надеялось, что королевскую власть удастся сохранить.

События, однако, развивались совсем не по планам партии Бриссо. Республиканское движение быстро распространялось по стране. Ассамблея получала из разных городов и областей многочисленные адреса, ясно и недвусмысленно требовавшие покончить с монархическим строем.

– Самодержавная нация, и никаких королей! – так кричали и на Центральном плато, и в Вогезах, и в далеком Лангедоке.

Жирондисты вынуждены были уступить напору. Их газетная кампания прекратилась. Они боялись масс и не хотели их раздражать. Ведь, кроме всего прочего, они помнили, что время «активных граждан» кончилось и приходится слишком дорожить голосами простых избирателей!..

Именно в этих видах лидеры Собрания, до сих пор ничего не сделавшие для крестьянства, теперь лихорадочно спешили провозгласить кое-какие аграрные реформы.

Был принят закон о наделении крестьян участками за счет общинных и эмигрантских земель; особым декретом отменялись все невыкупленные феодальные права; прекращались судебные дела, связанные с претензиями помещиков к крестьянам.

Все это звучало достаточно громко. И хотя большая часть новых реформ осталась лишь на бумаге, сейчас они принесли свой эффект: деревня в основном проголосовала за жирондистов.

Их поддержали также многие крупные города юга и запада Франции.

Совершенно иная картина наблюдалась в Париже.

Париж давно уже разгадал закулисную игру жирондистов. Рабочие и ремесленники, мелкие торговцы и подмастерья, не задумываясь, несли свои голоса вождям демократии, в первую очередь Робеспьеру, Марату, Дантону.

«Триумвират»… «Триумгезат»…[18] – так окрестили своих главных врагов сеиды госпожи Ролан.

И правда, они постоянно действовали втроем, направляя всю избирательную кампанию в столице: Робеспьер – говорил, Марат – писал, Дантон – продвигал.

В Коммуне, в Якобинском клубе на предвыборных собраниях Робеспьер призывал народ следовать по пути демократии и указывал главное направление.

Марат поклялся, что от Парижа в Конвент не пройдет ни один бриссотинец. На страницах своей газеты он опубликовал рекомендательный список кандидатов и старался предостеречь избирателей от возможных ошибок.

«Министр революции» группировал свой штаб и оказывал давление там, где в этом была нужда. Он был кровно заинтересован, чтобы на скамьях новой Ассамблеи рядом с ним восседала вся его свита.

В первый день выборов, 5 сентября, баллотировались Робеспьер и Петион. Ни для кого не оставалось секретом, что бывший соратник Неподкупного ныне смотрел из рук Жиронды… Петион провалился и был вынужден перебаллотироваться от одного из департаментов. Робеспьер прошел первым депутатом столицы.

Дантон, шедший в списке сразу вслед за Робеспьером, получил рекордное число голосов: 638 из 700 возможных. Это был триумф! Но, не опьяняясь личным успехом, трибун тотчас же занялся делами друзей.

7 сентября, видя, что кандидатура Демулена находится под угрозой, Жорж красноречиво выступил в защиту журналиста и добился его избрания. Столь же энергично поддержал он Робера. Что касается Фабра, то, по выражению современников, Дантон буквально «пропихнул» его сквозь препятствия, воздвигнутые врагами драматурга. При том или ином содействии министра были избраны его многие старые соратники и почти весь новый состав Канцелярии: Фрерон и Сержан, Лежандр и Билло-Варенн, Манюэль, Панис и другие – всего не менее десяти из двадцати четырех депутатов столицы.

Нечего и говорить, что Другу народа не понадобилась протекция Жоржа: парижские санкюлоты были счастливы видеть в Конвенте своего старого глашатая и вождя.

Но вот 19 сентября, в последний день выборов, когда оставалось дополнить списки всего лишь одним депутатом, неожиданно всплыла кандидатура… бывшего принца крови, аристократа, богача и интригана, герцога Филиппа Орлеанского…

Правда, он не был более Филиппом Орлеанским. Незадолго перед этим герцог обратился в Коммуну с просьбой изменить ему имя, мало подходившее к нынешней обстановке; теперь он прозывался просто «гражданином Эгалите»[19].

Кто выдвинул этого человека? Почему его избрали, хотя и со скрипом, хотя и при возражениях Робеспьера, хотя и самым незначительным числом голосов?

Позднее жирондисты станут обвинять во всем Жоржа Дантона. А еще позднее в этом же самом его уличат и якобинцы. И в данном случае вряд ли обвинение будет ложным.

Когда-то, еще совсем не так давно, Дантон был убежденным монархистом и мечтал о том, чтобы возвести герцога Орлеанского на престол. К этой мысли он возвращался при каждом революционном кризисе, вплоть до августа 1792 года.

Оставил ли он ее сейчас? На ближайшее время – да. Трибун понимал, что народ не пожелает и слышать о восстановлении монархии, будь она даже представлена «революционным королем» Филиппом Орлеанским.

Но где-то в глубине души Жорж по-прежнему оставался орлеанистом. Он верил, что все еще может быть. Недаром сохранились сведения, что именно теперь он говорил сыну принца:

– У вас много шансов стать королем[20].

А пока – пока было не худо иметь «гражданина Эгалите» у себя под рукой, в Конвенте, среди демократов-якобинцев…

Дни выборов были для него днями раздумий.

Жорж знал, что, став депутатом Конвента, он потеряет министерский портфель: совместительство исключалось по закону. Конечно, он мог остаться в Исполнительном совете, но в этом случае должен был отказаться от депутатского звания.

Что предпочесть?..

Вопрос казался серьезным. Оставаясь министром, он оставался во главе правительства, а став депутатом…