Андрей Губин - Молоко волчицы Страница 39

- Казаков нету бедных! - прорвало Афоню Мирного. Хотелось Афоне похвастаться, что он и в красных остается казаком, хотя богатыми были только его родственники со стороны матери, а его отец и сам он - часом с квасом.

Улицу загораживал пулемет. Сотня продолжала двигаться. Пустить вооруженную сотню в станицу нельзя, не приведя ее к присяге. И нельзя стрелять. Оставалось одно: расформировать.

Коршак поднял руку:

- По декрету Советской власти вы свободные люди! Можете идти по домам. Но есть постановление: поскольку обстановка в стране военная, оружие хранить запрещается, оно сдается военному коменданту в арсенал...

"Оружие сдать?!"

У половины сотни оно серебряное, и оно не только поддерживало чувство собственного достоинства и безопасности, но и было для казаков материальной ценностью - отдать его, все равно как отдать черкеску, коня, деньги.

- Грабеж, ребята! - завопил Алешка Глухов, копивший злость с ночи, и повернул назад, к сотне. - Нам мужики не указ! Мы сами помещики на своей земле! А завоевали ее наши деды! Дорогу! Но-о!

- Стой! - загородил ему путь Михей. - Кто против войны и помещиков, становись за мной - станем красной казачьей сотней! Мало мы кормили вшей, голодали-холодали, кровь лили? Хватит! Госпола казаки, наши предки были мужиками!

- Брешешь!

- Мужиками! Глуховы из Вятской губернии приехали, нашего прадеда пригнали с-под Воронежа!..

- Казачество не отменяется, - подтвердил Коршак. - Наравне с рабочими, крестьянами и солдатами казаки входят в Советы.

Еще откололась часть сотни за Михеем.

Пронзительны черные глаза бывшего хорунжего. Выдерживает взгляд Роман Лунь, покручивая барабан нагана. Казаки - что порох: миг - и пыхнут. Остается последнее: пропустить сотню, а уж потом, как дело покажет. И председатель Совдепа сказал:

- Кто не согласен идти в красные, идите по домам. Убрать пулемет! Дайте дорогу!

Спиридон толкнул коня, но тут Саван Гарцев застремил ему путь:

- Братцы! Станичники! Не расходись, богом молю! По былке веник сломать лёгко! Перережут поодиночке, ровно гусей! Становись в каре!

- Долой контрреволюцию! - крикнул Антон Синенкин. - Я, военный комендант, приказываю: оружие сдать немедленно!

- Как? - привстал в стременах на носки Спиридон. - Шашку сдать? А может, она, к примеру, жизнь мою спасала или от отца как память досталась? Тогда как, Денис?

- Если говорить честно, а по-другому говорить нельзя, то оружие все равно придется сдать - время военное.

- Ты в каком чине закончил германскую войну?

- Рядовым, - улыбнулся Денис.

- Оно и видно. Какой же дурак сдает оружие в военное время? Разве что вот так! - Спиридон выхватил шашку и протянул лезвием Коршаку. - Бери! Да надень сперва железную рукавицу!

Оружие составляло фамильную гордость казаков. В зеркальных клинках томленой стали сполохами вспыхивала пламенная казачья доблесть. Оружие поддерживало чувство собственного достоинства, начавшееся с чувства собственной безопасности. С малых лет мечта казака - кинжал, револьвер, шашка. Стамбульская семигранная винтовка, шашки секретного булата - гирла, волчок, гурда - ценились на кутанах и юртах дороже жизни. Случалось, за шашку отдавали жену. Владельцу чудесной гирлы прибавляли ранг. В одном ряду с оружием стояли только серебряные знаки, офицерский шарф, кони живая валюта, чеканно звенящая подковами. Собственно, большинство набегов совершалось ради захвата коней. Донесения о стычках начинались с перечисления захваченных или потерянных табунов, а уж потом - о раненых и убитых бойцах. Даже плети составили целый промысел шорников. Их плели многополосьем, отделывали махрами, кистями, снабжали жгучими нахвостниками, утяжеляли свинцом и медью, серебрили рукояти. Плеть необходима и для коня, и для порядка в семье и государстве.

- Человеку не нужно оружие, - не отодвинулся Коршак. - Это волку нужны клыки да когти. А нам был бы плуг да конь. Но твою, золотую шашку, Спиридон Васильевич, мы оставляем тебе.

- Я офицер, мне и маузер не помеха.

- Именное оружие, холодное, оставим, - подтвердил Синенкин.

- Станичники, не верьте! - кричит Роман Лунь и громко взводит курок нагана.

Тогда многие дослали патроны в стволы, а многие обнажили шашки.

Величайшим усилием Михей заставляет себя стоять под наганом Луня. В иной обстановке он сам бы уже перешел в наступление, но тут нельзя начнется бой.

Спиридон испугался, что выстрел грянет неминуемо в брата, и тронул Луня:

- Постой, Роман. Дай погутарить. Михей Васильевич, Арбелина-князя помнишь?

- Помню, - Михей сутулится, как от налетевшего ветра. Мысленно поблагодарив брата за помощь, он понял при упоминании Арбелина, что добром теперь не кончится тихий солнечный день с бережным шелестом камыша, с криками гусей на речке.

- Слова его на пиру помнишь?

- Ну?

- "Будете возвращаться в станицы - и захотят вас разоружить". Говорил он это? Или замстило тебе? Говорил!..

Неожиданно под ноги коня Коршака упал австрийский карабин.

- Берите! - выехал в нейтральные Игнат Гетманцев. - А кинжал не отдам - на нем серебра полфунта! И ружьецо у меня славное, потому как я живу охотничьим промыслом.

- На, черт с ней! - бросают казаки винтовки неходового калибра трофейные.

- Пулеметы сдайте! - приказывает Антон Синенкин, Коршак толкнул его, но поздно - приказ уже дан.

- Остановитесь! - кричит Саван Гарцев. - В присягу плюете! Оружие к бою!

- Отставить! - командует Спиридон. Обтер приклад карабина. - Пулеметы и винтовочки пока сохраним. Я еще не сдал сотню.

- Спиридон Васильевич, - начал Синенкин, но Спиридон оборвал его:

- Я командир сотни, и коли ты теперь не есаул, то я еще сотник, господин товарищ!

- Господин сотник, - с сожалением посмотрел на него комендант. - Мы пускаем вас в станицу. Идите.

- А через час в гости пожалуете?

- Готовь хлеб-соль, можно и в гости, все же станичники.

- И пожалуете в гости при винтовочках и шашечках?

- Мы всегда при них - обязаны, но можем прийти и без них.

- Гостям мы завсегда рады, и вот на сей случай мне и понадобится моя верная жена-винтовочка. Я ее кровью добыл! И от бога не отступлюсь тоже! Спиридон крупно перекрестился, и за ним закрестились казаки.

Тут снова выступил Михей.

- Бога нет! - хульно сказал он новые слова. - Все попы придумали, чтоб на шее трудящего народа ехать!

- А ты почем знаешь, что бога нет? Смотри, заваришь кашу внукам-правнукам хлебать не выхлебать! Кто ты таков, хорунжий, кавалер георгиевский или мужик?

- Мужик! - упрямо сказал старший брат.

- Сукин сын! - как плетью, хлестнул сотник.

- А ну сдай оружие! - взвился с конем Михей.

- Сдам, только допрежь башку срублю тебе, поганцу!

- Ах ты, волчья голова, сучье вымя! - со свистом потянул шашку Михей. - Погибай, контра!

- Погибнем - вырастет трава и прошумит казачью славу! - вновь беснуется Роман Лунь, поднимая дальнобойный наган.

- Я сам управлюсь с ним. Роман, - слезает с коня Спиридон. - Стань, гад, в позицию!

Михей легко спрыгнул с седла - джигит, - встал в изготовку.

- Шире круг! - распорядился кто-то, как на танцах.

- Сотворите молитву, - подсказывают братьям казаки.

Кое-кто закурил. Саван Гарцев ест хлеб с салом, запивая из фляжки.

- Что вы делаете, братья, - говорит Коршак. - Поединки давно запрещены. Мне тоже Арбелин дарил шашку. Будем держать их на врага иноземного. Обнимитесь с миром - и по домам все!

- Не лезь в семейные дела, - становится в позицию Спиридон. - Он мне лихой татарин, а не брат родной, ежели в бога не верует!

- На, смотри! - Михей распахнул бешмет, сорвал с себя нательный крест и швырнул его в траву.

Гул прошел по сотне, гнев, а Спиридон успокаивает казаков:

- Слушайте, други, ежели случится - похороните меня в могиле отцов, и, господа казаки, духом не падать, поминать весело - с вином, песнями и бабами, а мужиков из станицы гнать, гнать в три шеи!

- Стойте! - кричит Коршак.

Куда там! Сотней не разнять - Есаулова порода!

Да и опасно теперь разнимать - бой завяжется, пусть уж лучше малой кровью решится семейный спор.

Клинки, даренные Арбелиным, скрестились. В полковой школе, на службе и на войне братья учились владеть кинжалом и шашкой. Но даже с турками и немцами так не бились молодцы - звон, свист булата. Красных человек полтораста да белых душ пятьдесят - замерли все, только руки нервно влиты в рукояти кольтов, маузеров и клинков. Круг ходил, как живая плазма яичного желтка на блюдце - по выгону. Потом резко вытянулся в сторону каменоломни, где братья ломали камень себе на хаты. Вот поединок идет над самой кручей яра - внизу шумит речка, за ней станица, и где-то там подворье Есауловых. Конники подталкивали то одного, то другого брата и на более ровное место; Но братья видели только одно: сердце друг друга, которое нужно поразить острой сталью, и круг с ровного выгона снова резко потек к терновым зарослям яра. В тернах Михей запутался, споткнулся, упал. Спиридон злобно вытянул противника по заду плашмя, как мальчишку, - не стал рубить, ожидая, пока поднимется брат. Но Михей ногами свалил Спиридона. Яростно секутся лежа. Клинки обагрены. Сталь сорвала одежду. У Михея тело крепкое, смуглое. У Спиридона бледное, в конопатинках. Оба стонут, катаясь в терновнике. Миг - и оба вскочили.