Игорь Курукин - Повседневная жизнь опричников Ивана Грозного Страница 4

Открытое выступление главы церкви и части бояр против казней поставило царя в неловкое положение и показало ему, что «выводить измену», оставаясь в привычном придворном окружении, будет затруднительно. Но Иван IV сумел предпринять решительные и неожиданные меры — и выиграл. Но теперь надо было закрепить успех. Иван приступил к созданию своего опричного владения.

Прежде на Руси опричниной называли часть княжества, которую после смерти князя оставляли его вдове, отдельно от полагавшихся сыновьям уделов. Вдовья часть, таким образом, выделялась «опричь» всего княжества и после смерти вдовой княгини заново делилась между её детьми. Теперь же такой особый удел потребовал для себя здравствующий природный государь, не отказавшийся при этом и от контроля над другой частью своего царства.

Искусный и гибкий политик, царь понимал, что сломить почтительно, но твёрдо выказанное сопротивление знати можно, только расколов столетиями складывавшийся «государев двор» — военно-административную корпорацию слуг московских князей, насчитывавшую несколько тысяч человек. Её составляли члены старых боярских родов (Шереметевы, Морозовы, Салтыковы, Пушкины, Годуновы, Бутурлины, Захарьины-Кошкины и др.), добровольно и поневоле переходившие на московскую службу князья ярославские (Курбские, Сицкие), Оболенские (Долгоруковы, Репнины), суздальские (Шуйские), ростовские (Темкины, Лобановы), а также отпрыски литовской династии Гедиминовичей (князья Голицыны, Куракины, Хованские, Трубецкие) и их бояре. Из этого круга выходили наместники, воеводы, послы, их помощники и подчинённые. Менее знатные слуги составляли «государев полк» — основную, наиболее надёжную часть московского войска. Наконец, сюда же входили члены дворцовой администрации: дьяки, казначеи, дворские, ключники. Выросший вместе с небольшим когда-то княжеством, «государев двор» был тесно связан с династией земельными пожалованиями и наследственной службой. Он был опорой московских князей в борьбе за первенство в Северо-Восточной Руси — но теперь стеснял действия мечтавшего о «вольном самодержавстве» государя.

Теперь царь замыслил создать новый фундамент своей власти. Еще в начале 60-х годов XVI века недовольные, бежавшие за границу, упрекали Ивана в том, что он ищет себе опору в чиновничестве, выдвигая и возвышая его в ущерб родовитой знати и вообще благородному сословию. Так думал не один Андрей Курбский. Бежавший от царского гнева царя «сын боярский» Тимофей Тетерин язвительно писал преемнику Курбского на посту ливонского наместника боярину Михаилу Яковлевичу Морозову: «Есть у великого князя новые верники — дьяки, которые его половиною кормят, а другую половину себе емлют, у которых дьяков отцы вашим (то есть боярским. — И.К., А.Б.) отцам в холопстве не пригожалися, а ныне не токмо землею владеют, но и головами вашими торгуют».

Но одними дьяками было не обойтись. Поэтому царь решил «себе и на весь свой обиход учинити особной, а бояр и околничих и дворецкого и казначеев и дьяков и всяких приказных людей, да и дворян и детей боярских и столников и стряпчих и жилцов учинити себе особно; и на дворцех, на Сытном и на Кормовом и на Хлебенном, учинити клюшников и подклюшников и сытников и поваров и хлебников, да и всяких мастеров и конюхов и псарей и всяких дворовых людей на всякой обиход, да и стрелцов приговорил учинити себе особно». Определил царь и земли, которые пожелал взять в опричнину: ряд северных и центральных уездов страны. Разделённой оказалась и столица: в опричнину были взяты некоторые районы Москвы, где царь решил устроить свою опричную резиденцию.

«Опричный двор, враждою окружённый»

«…Он снёс затем несколько тысяч строений и назначает место для дворца в отдалении возле реки Неглинной, омывающей Китай-город и впадающей также в знаменитую реку Москву, от которой называется обширный город Москва; она дала это имя московитам, так как иначе они называются руссами или рутенами. Так вот в этом месте он выстраивает обширный дворец и окружает его высокой стеною, чтобы жить там пустынником. По соседству с этим дворцом он соединил особый лагерь, начал собирать опричнину, то есть убийц, и связал их с собой самыми тесными узами повиновения», — описал начало строительства нового опричного дворца приближённый царя, иноземец Шлихтинг{3}.

Иван Грозный взял в опричнину юго-запад Москвы, где помещались различные хозяйственные и служебные заведения царского дворца. Этот район начинался от Москвы-реки, включал Остоженку, Пречистенку, Арбат и выходил к нынешней Большой Никитской улице; если идти по ней от Кремля, левая её сторона была опричной, правая оставалась земской. Таким образом, в опричную часть Москвы входили Арбат, Знаменка и Воздвиженка. От Кремля опричную часть города отделяла река Неглинная (Неглимна, Неглинка, Самотёка), ныне текущая в трубе под Александровским садом. Кроме того, в опричнину попали три стрелецкие слободы в районе Воронцова Поля; жившие там служилые люди «по прибору», скорее всего, вошли в опричное войско.

Сначала царь хотел устроить отдельный опричный дворец в Кремле на «заднем государевом дворе» между церковью Рождества Богородицы и Троицкими воротами (там находится сейчас Дворец съездов): «На двор же свой и своей царице двор повеле место чистити, где были хоромы царицы, позади Рожества Пречистые и Лазаря святого, и погребы и ледники и поварни все и по Куретные ворота, также и княже Володимерова двора Андреевича место (где теперь стоит Царь-пушка. — И.К., А.Б.) принял, и митрополича места (возле церкви Двенадцати Апостолов. — И.К., А.Б.)». Однако перепланировка кремлёвских зданий была нарушена пожаром 1 февраля 1565 года, в котором сгорели дворы митрополита и князя Владимира Андреевича, предназначавшиеся для перестройки в опричный дворец.

После этого царь почему-то передумал строиться в Кремле. По долгом размышлении весной 1566 года он «повелел двор себе ставити за городом, за Неглинною, меж Арбацкие улицы и Никитские, от полого места, где церкви Великомученик Христов Дмитрей да храм Святых Апостол Петра и Павла, и ограду камену вокруг добру повеле сделати». Другой летописец о постройке этого опричного дворца записал: «Царь и великий князь учинил опришнину: из града и из двора своего перевезся жити за Неглинну на Воздвиженскую улицу, на княж Михайловский двор Темгрюковича, и велел на том дворе хоромы строити царския и ограду учинити, и все строение новое ставити, город (ограду. — И.К., А.Б.) и двор свой…»{4} Упомянутый кабардинский князь на русской службе Михаил Черкасский являлся не только шурином царя — братом его второй жены, Марии Темрюковны, но и одним из главных царских опричников.

Дворец строился срочно собранными для этой цели мастерами-плотниками из отборного леса летом и осенью 1566 года; к зиме он был готов, и 12 января 1567 года государь переселился в него. Где именно находился огороженный стеной двор размером 260*260 метров, не вполне ясно — слишком недолго он существовал. Авторитетнейший историк старой Москвы И. Е. Забелин считал, что стена опричного двора частично сохранилась до его времени в виде каменной ограды бывшей усадьбы Нарышкиных — архива Министерства иностранных дел, где теперь расположены здания Российской государственной библиотеки. Другие исследователи признавали остатками царского дворца постройки во дворе Московского университета — но строения XVI века не могли спустя 400 лет остаться на поверхности в зоне интенсивной городской застройки.

Проводившиеся в последние годы на «Романовом дворе» (принадлежавшем в XVII веке боярину Ивану Никитичу Романову, а потом его сыну боярину Никите Ивановичу) археологические раскопки не обнаружили во дворах между Романовым переулком и Моховой улицей следов каменных стен, но дали основание говорить, что там располагалась хозяйственная зона опричного двора. Сама же крепость находилась несколько ближе к Кремлю — на месте корпуса библиотеки Московского университета, трассы нынешней Моховой улицы и здания Манежа. А царские покои, видимо, были возведены в районе нынешнего дома 7 по Моховой улице, где пришлось засыпать белым песком овраг, по которому тёк ручей{5}.

Немец-опричник Генрих Штаден оставил подробное описание этой царской резиденции: «Великий князь велел снести к западу от крепости на высочайшем холме дворы многих князей, бояр и торговых людей, <находившихся> на расстоянии ружейного выстрела по четырехугольнику, и обнести эту площадь стенами <высотой> в сажень от земли из тёсаных камней, две же сажени были из обожжённого кирпича. Наверху <стены> были заострены, без крыши и защитных ходов вокруг, примерно в 130 саженей в длину и столько же в ширину с тремя воротами: одними — на восток, другими — на юг, а третьими — на север. Северные ворота находились напротив крепости и были окованы листами железа, покрытого оловом. Внутри — там, где ворота открывали и закрывали, — в землю были вбиты два толстых массивных дубовых бревна, в которых <были сделаны> два больших отверстия, так что через эти массивные брёвна можно было протащить или продеть бревно, укреплённое в стене — когда ворота были закрыты — до другой половины <стены> по правую руку. Эти ворота были покрыты жестью».