Виктор Земсков - Сталин и народ. Почему не было восстания Страница 4

К началу 1934 года, когда «кулацкая ссылка» в основном сформировалась и стабилизировалась, на территории России находилось 85,4 % от общего количества спецпереселенцев, в том числе на Урале — 28,0 %, в Западной Сибири — 27,0, Восточной Сибири — 7,4, Северном крае — 7,4, Дальневосточном крае (ДВК) — 4,3, на Северном Кавказе — 3,9, на территории Ленинградского военного округа (ЛВО) — 3,0, Средневолжском крае — 0,5, на Алдане — 0,5 %. Остальные 14,6 % спецпереселенцев находились в Казахстане (12,5 %), на Украине (1 %) и в Средней Азии (1,1 %)[25].

В самоназвании обычно использовались термины «спецпереселенцы» и «трудпоселенцы». Термин «кулаки» употреблялся значительно реже. Большинство раскулаченных крестьян не считали себя кулаками и избегали употреблять этот термин в самоназвании. В их среде были обычными такие высказывания: «Мы не кулаки», «Наша семья была середняцкой», «Нас раскулачили по личным счетам», «Нас выселили по ошибке» и т. п. Психологически они не отождествляли себя с буржуазным классом и однозначно причисляли себя в прошлой жизни к трудовому крестьянству. Лишь незначительная часть спецпереселенцев не стеснялись называть себя бывшими кулаками. Это были, как правило, те, кто до раскулачивания владел какими-то предприятиями (мельницы и др.) с постоянным контингентом наемных рабочих и не отрицал свою принадлежность к сельской буржуазии.

Тезис о том, что они не буржуи-эксплуататоры, а трудовые крестьяне, постоянно присутствовал в письмах сосланных кулаков, которые они посылали в различные инстанции. Были даже попытки апелляции к рабочим коллективам промышленных предприятий. Так, в июне 1930 года на имя завкома комбината «Югосталь» (Артемовский округ Украинской ССР) было получено заявление (за подписью 90 человек) с мест ссылки кулаков. Авторы заявления, указывая, что «мы считаем себя не кулаками, а истинными трудовиками нашей Советской Республики», обращались с просьбой к рабочим «поговорить с вашими собраниями и съездами о нашем несчастном положении и своим протокольным постановлением ходатайствовать перед высшими органами, чтобы нас вернули на родину»[26]. Такие письма изымались органами ОГПУ и не доводились до сведения рабочих коллективов.

У отдельных относительно высокооплачиваемых категорий рабочего класса (особенно железнодорожников) присутствовало опасение, что и их могут начать раскулачивать в связи с тем, что их заработки, как правило, выше доходов от ведения кулацкого хозяйства. Так, в справке ОГПУ от 12 августа 1930 года «О недочетах массовой работы на железнодорожном транспорте» был отмечен имевший место среди рабочих депо станции Барнаул разговор: «Если разобраться, то какие они (раскулаченные) кулаки, они беднее нас… Скоро до нас доберутся»[27].

Выселение «кулацкого элемента» с направлением его на спецпоселение осуществлялось и в 1934–1935 годах, и даже позднее. Например, в рапорте начальника ГУЛАГа М. Д. Бермана от 26 апреля 1935 года на имя Г. Г. Ягоды указывалось: «Доношу, что закончен прием в трудпоселки кулацких хозяйств, выселенных из национальных районов Северо-Кавказского Края. Всего принято 4 711 семей 22 496 человек, в том числе в трудпоселки СККрая — 3 215 семей 14 661 человек, в трудпоселки Южного Казахстана — 655 семей 3 275 человек и в трудпоселки Узбекистана — 841 семья 4 560 человек»[28]. По специальному постановлению СНК СССР от 21 мая 1936 года было осуществлено выселение около 1000 кулацких хозяйств из Дагестанской АССР и Чечено-Ингушской АО; было выселено 5 317 человек, из них 3 028 расселено в Казахстане и 2 289 — в Киргизии[29].

К 1935 году раскулаченные крестьяне относительно обжились в местах высылки. Например, на севере Западной Сибири в 1935 году трудпоселенцы имели 16 819 жилых домов и 295 утепленных бараков, однако 12 % трудпоселенцев проживало еще в землянках и полуземлянках[30]. В 1935 году в «кулацкой ссылке» впервые было зафиксировано положительное сальдо (15 %) между рождаемостью и смертностью. В 1936 году родилось больше, чем умерло, на 28 %, в 1937 году— в 1,7 раза, в 1938–1940 годах — почти в 2 раза (см. табл. 2).

В 1930–1933 годах прочному обживанию очень мешала практика постоянных перебросок спецпереселенцев вместе с семьями с одного места работы на другое, что отрицательно сказывалось на их обустройстве, организации ими подсобного хозяйства, строительстве капитального жилья и т. д. В ходе таких перебросок люди вынуждены были покидать относительно обжитые спецпоселки, зачастую в пути следования и на новом месте жительства претерпевали всяческие лишения, возрастала смертность. С марта 1934 года ОГПУ совместно с СНК СССР ввели систему заключения трудовых договоров между хозорганами и завербованными спецпереселенцами. Избыточная спецрабсила согласно трудовым договорам передавалась из одной хозяйственной организации в другую, которая испытывала в ней недостаток. Завербованные спецпереселенцы становились отходниками. Их же семьи оставались жить на прежнем месте, а снабжение членов семей продовольственными и промышленными товарами возлагалось на те хозорганы, которые получали рабсилу в порядке вербовки[31].

Рецидивы же частичных насильственных переселений внутри «кулацкой ссылки» имели место и во второй половине 1930-х годов. Так, в 1940–1941 годах подобная акция осуществлялась в соответствии с постановлением СНК СССР № 2031—568с от 11 декабря 1939 года «О временных жилых постройках вблизи железных дорог». Трудпоселенцы переселялись из поселков, расположенных в пятикилометровой зоне от железной дороги[32].

В первые годы жизни в «кулацкой ссылке» положение спецпереселенцев было крайне тяжелым. Так, в докладной записке руководства ГУЛАГа от 3 июля 1933 года в ЦКК ВКП(б) и РКИ отмечалось: «С момента передачи спецпереселенцев Наркомлесу СССР для трудового использования в лесной промышленности, т. е. с августа 1931 года, Правительством была установлена норма снабжения иждивенцев-с/переселенцев на лесе из расчета выдачи в месяц: муки 9 кг, крупы 9 кг, рыбы 1,5 кг, сахару 0,9 кг. С 1 января 1933 года по распоряжению Союзнаркомснаба нормы снабжения для иждивенцев были снижены до следующих размеров: муки 5 кг, крупы 0,5 кг, рыбы 0,8 кг, сахару 0,4 кг. Вследствие этого положение спецпереселенцев в лесной промышленности, в особенности в Уральской области и Северном крае, резко ухудшилось… Повсеместно в ЛПХах Севкрая и Урала отмечены случаи употребления в пищу разных несъедобных суррогатов, а также поедание кошек, собак и трупов падших животных… На почве голода резко увеличилась заболеваемость и смертность среди с/переселенцев… Имел место ряд самоубийств, увеличилась преступность… Голодные с/переселенцы воруют хлеб и скот у окружающего населения, в частности у колхозников… Вследствие недостаточного снабжения резко снизилась производительность труда, нормы выработки упали в отдельных ЛПХах до 25 %. Истощенные спецпереселенцы не в состоянии выработать норму, а в соответствии с этим получают меньшее количество продовольствия и становятся вовсе нетрудоспособными. Отмечены случаи смерти от голода с/переселенцев на производстве и тут же после возвращения с работ…»[33].

В этой ситуации весьма неприглядно выглядели промышленные наркоматы. Они нередко игнорировали просьбы органов ОГПУ — НКВД материально поддержать работающих на их предприятиях спецпереселенцев и членов их семей. Видя тщетность этих призывов, органы ОГПУ — НКВД в ряде случаев вынуждены были из своих фондов выделять спецпереселенцам, переданным в систему промышленных наркоматов, соответствующие материальные и денежные средства, чтобы не допустить их полного вымирания и не сорвать тем самым мероприятия по освоению необжитых земель. Равнодушие промышленных наркоматов, особенно Наркомлеса, к массовой смертности спецпереселенцев, занятых на их же предприятиях, объяснялось главным образом надеждами и даже уверенностью в нескончаемости поступления новых контингентов данной категории работников.

Не было редкостью, когда различные ведомства использовали не по назначению выделенные для спецпереселенцев продовольственные фонды (т. е. фактически обкрадывали находившихся на грани голодной смерти людей). Так, в постановлении Комиссии исполнения при СНК СССР от 17 ноября 1932 года подчеркивалось: «Указать Председателю правления Центролессекции т. Козлову на то, что он не организовал контроль за расходованием на местах фондов, выделенных для семей спецпереселенцев, несмотря на неоднократное сигнализирование ОГПУ о безобразных фактах разбазаривания этих фондов». Было одобрено наложение взысканий и привлечение к ответственности органами ОГПУ и ККРКИ Уральской области, Западносибирского, Восточносибирского и Дальневосточного краев ряда работников системы Наркомлеса, виновных в разбазаривании и расхищении 4 тыс. т хлебных фондов, предназначенных для снабжения семей спецпереселенцев. Это постановление обязало Наркомснаб СССР и Центролессекцию ввести с 1 января 1933 года карточную систему для снабжения семей спецпереселенцев[34].