Наталия Нарочницкая - Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну Страница 4

И это «послание» было воспринято: Германию стали откровенно подталкивать на восток. Рассекречивая архивные фонды советской разведки и НКИД, мы могли бы предложить и западным странам снять гриф секретности с документов, относящихся, например, к заключению «пакта четырех». «Пакт согласия и сотрудничества» был подписан в июле 1933 г. с гитлеровской Германией правительствами Франции, Англии и Италии, чьи архивы на этот счет до сих пор закрыты. Даже не ратифицированный из-за протестов французского общества, именно этот пакт обратил Гитлера в респектабельного партнера на европейской политической сцене и ввел его в круг «признанных». А это открывало путь к Мюнхенскому сговору.

Санкционированный западными демократиями аншлюс Австрии, раздел и захват Чехословакии прямо вытекали из стратегии «отвлечь от нас (англичан) Японию и Германию и держать СССР под постоянной угрозой», как откровенно выразился Ллойд Джордж. «Мы предоставим Японии свободу действий против СССР, — пояснял он. — Пусть она расширит корейско-маньчжурскую границу вплоть до Ледовитого океана и присоединит к себе дальневосточную часть Сибири… Мы откроем Германии путь на Восток и тем обеспечим столь необходимую ей возможность экспансии»[3].

Япония также вполне осознала, что США, Англия и Франция не будут вмешиваться. Заручившись обещаниями Германии и Италии «оказать поддержку, если СССР окажется союзником Китая», она начала осуществлять «меморандум Танаки», содержание которого было известно советскому руководству уже в 1928 г. В Нанкине японцы убили более 200 тыс. человек — каждого второго жителя, а в целом японская агрессия стоила Китаю 35 млн жизней. При этом мировая война, по мнению Запада, началась лишь с нападением на Польшу и вступлением в войну Великобритании!

Итак, Европа последовательно «умиротворяла» Гитлера и не препятствовала Италии, которая вторглась в апреле 1939 г. в Албанию и 7 апреля включила ее в свой состав, приблизившись к реализации своей концепции mare nostre — кольцеобразного контроля над Средиземным морем.

Примечательны состоявшиеся 25–26 марта 1935 г. во дворце канцлера в Берлине секретные переговоры сэра Джона Саймона, министра иностранных дел Великобритании, и Гитлера, запись которых стала достоянием советской разведки и была впервые опубликована в 1997 г. Гитлер отвергает даже намек на возможность сотрудничества с большевистским режимом, называя его «сосудом с бациллами чумы», заявляя, что «немцы больше боятся русской помощи, нежели нападения французов», и утверждая, что из всех европейских государств вероятнее всего ожидать агрессии именно от России. Разрыв с рапалльской линией и отсутствие всякой преемственности с ней у будущего советско-германского пакта 1939 г. налицо. Именно Саймон предложил рассматривать СССР лишь как геополитическую величину и настаивал, что «опасность коммунизма скорее является вопросом внутренним, нежели международного порядка».

Однако главный смысл его «послания» Гитлеру совсем в другом — в санкционировании аншлюса Австрии. Когда Риббентроп попросил Саймона изложить британские взгляды по австрийскому вопросу, тот прямо постулировал: «Правительство Его Величества не может относиться к Австрии так же, как, например, к Бельгии, то есть к стране, находящейся в самом близком соседстве с Великобританией». Удовлетворенный Гитлер выразил свой восторг и поблагодарил британское правительство за его «лояльные усилия в вопросе о саарском плебисците и по всем другим вопросам, в которых оно заняло такую великодушную позицию по отношению к Германии». Речь здесь шла о конференции 1935 г. в Стрезе по вопросу о нарушениях Германией военных положений Версальского договора, где Британия отвергла предложение о санкциях в случае новых нарушений[4].

А какие цели были у Соединенных Штатов, которых представляют сейчас не только как главного спасителя Европы, но как борца исключительно за торжество универсальных принципов свободы и демократии, а вовсе не за собственные интересы?

США полностью повторяли свое поведение 1914–1917 гг. и вообще собирались выждать в надвигавшейся войне между Германией и СССР до их истощения или до того момента, пока не начнутся геополитические изменения уже структурного порядка, которые кардинально изменят соотношение сил. Сообщение советской разведки о такой позиции США сопровождалось записью полного текста доклада Рузвельта своему кабинету от 29 сентября 1937 г. Доклад же был предварительно обсужден с Рэнсименом — специальным представителем британского кабинета Болдуина. Главным содержанием переговоров был вопрос о нейтралитете США в грядущей войне. Позиция Ф. Рузвельта в итоге была сформулирована так:

«Если произойдет вооруженный конфликт между демократиями и фашизмом, Америка выполнит свой долг. Если же вопрос будет стоять о войне, которую вызовет Германия или СССР, то она будет придерживаться другой позиции, и, по настоянию Рузвельта, Америка сохранит свой нейтралитет. Но если СССР окажется под угрозой германских империалистических, то есть территориальных стремлений, тогда должны будут вмешаться европейские государства, и Америка станет на их сторону»5. Последний тезис почти полностью повторяет стратегию нейтралитета в Первой мировой войне: вмешаться, когда Евразия окажется под преимущественным контролем одной континентальной силы. Эти тезисы делают ясным, какой неприятностью для США оказался пакт Молотова-Риббентропа, поменявший временно приоритеты Гитлера. Англосаксы явно предпочитали, чтобы Германия и СССР истощили друг друга, и собирались вмешаться лишь в том случае, если бы Германия побеждала и вся Евразия попадала бы под ее полный контроль.

Гитлеровские планы завоевания восточного «жизненного пространства», казалось, полностью ломали англосаксонскую геополитическую доктрину «яруса мелких несамостоятельных восточноевропейских государств между немцами и русскими» от Балтики до Черного моря. Однако известно, как Британия и США косвенным образом всемерно подталкивали Гитлера именно на восток. До сих пор тиражируется суждение, что Британия полагала умиротворить Гитлера. Нет! Самое страшное для англосаксов случилось бы, если бы Германия удовлетворилась Мюнхеном и аншлюсом Австрии, которые были приняты «демократическим сообществом».

Во-первых, они уже опозорили себя, принеся чехов в жертву своим интересам.

Во-вторых, состоялось бы соединение немецкого потенциала в одном государстве, а это была бы ревизия Версаля, причем такая, против которой потом трудно было бы возражать — эти территории не были завоеваниями 1914–1918 гг., но входили в Германию и Австро-Венгрию до Первой мировой войны.

Британия рассчитывала вовсе не умиротворить Гитлера, но соблазнить его продвижением на восток, а не на запад, что отодвигало войну с Англией. И англосаксонский расчет на необузданность амбиций был точным. Агрессия на восток давала повод вмешаться и, при удачном стечении обстоятельств, довершить геополитические проекты не только в отношении стран, подвергшихся агрессии, но всего ареала. Печать и политические круги в Англии открыто обсуждали следующий шаг Гитлера — претензии на Украину.

Вывод о губительной для собственной истории политике Польши накануне войны вытекает из документальных материалов, приводимых даже «полонофильскими» авторами, научная добросовестность которых вынуждает их признать «явный крен во внешней политике Польши к сближению с «Третьим рейхом» (по инициативе Берлина)… наносивший серьезный удар по всей системе международных отношений в Европе… Загипнотизированное возможностью удовлетворения территориальных амбиций за счет соседнего государства, польское руководство пошло на открытое сотрудничество с нацистской Германией»[5]. Уже в январе 1939 г. польский министр иностранных дел Ю. Бек заявил после переговоров с Берлином о «полном единстве интересов в отношении Советского Союза», а затем советская разведка сообщила и о переговорах Риббентропа с поляками, в ходе которых Польша выражала готовность присоединиться к антикоминтерновскому пакту, если Гитлер поддержит ее претензии на Украину и выход к Черному морю[6]. По-видимому, этот вопрос решался лишь в зависимости от цены за отказ от «равноудаленной» позиции между Германией и СССР, ибо, по сведениям Литвинова, Польша отрицала такую возможность в переговорах с итальянским министром и зятем Муссолини Галеаццо Чиано, который не смог предложить Варшаве соответствующего приза[7].

Однако англосаксонская стратегия стала столь очевидной, что это уже обрекало ее на провал. И понимая это, Британия практически одновременно, но все же раньше на несколько дней, чем СССР, готова была договориться с Гитлером, в связи с чем была подготовлена встреча Геринга с Галифаксом и «умиротворителями» — мюнхенцами чемберленовского толка, вновь поднявшими голову летом 1939 г.