Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе - Навстречу Восходящему солнцу: Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией Страница 4

Известно, что идеология представляет собой очень неопределенное понятие. Терри Иглтон, литературовед из Оксфорда, выделил не менее шестнадцати значений этого существительного, в то время как словарь, изданный его университетом, дает всего четыре значения. В настоящей книге я опираюсь на следующее определение идеологии из «Оксфордского словаря английского языка»: «Система представлений, обычно касающихся политики или общества, или поведения класса или группы людей, которая считается оправданием их действий»{19}. Еще больше затуманивает картину различное понимание того, насколько идеология определяет мышление. Для марксистов она представляет собой не менее чем всю интеллектуальную и культурную надстройку господствующего класса. Некоторые идеологии XX в., такие как марксизм-ленинизм при Иосифе Сталине и национал-социализм при Адольфе Гитлере, пытались воплотить эту теорию на практике, вмешиваясь почти во все области человеческого мышления, что удавалось им с большим или меньшим успехом. Принято говорить, что идеологии — это «светские религии». Но, как и религия, идеология не всегда является всеобъемлющей. При рассмотрении идеологии я скорее согласен с историком Аланом Касселсом, который придерживается менее радикальной точки зрения. В своей книге «Идеология и международные отношения в современном мире» Касселс утверждает, что по сравнению с «тоталитарными» системами взглядов Сталина и Гитлера «партикулярная и незамысловатая идеология… оказывала не меньшее влияние на [международные отношения], которое продолжалось более длительное время»2{20}.

То, что Россия думала об Азии, говорит и о представлениях империи о самой себе. Рассматривая культурную географию России, ученые обычно изучают ее взаимоотношения с Западом. При этом сравнительно мало внимания уделялось связям России с Востоком, хотя в последние годы интерес к ним возрастает, что стало особенно заметно с появлением книги Марка Бассина «Имперские видения: Воображение национализма и географическая экспансия на русском Дальнем Востоке»{21}.

На изучение западных представлений о Востоке оказал сильное влияние Эдвард Сайд. Впервые он поднял этот вопрос, когда опубликовал в 1978 г. ставшее знаменитым исследование «Ориентализм», где заявил, что научный аппарат, посредством которого Запад изучает Восток, является для первого также средством осуществления контроля над вторым{22}. С идеей восприятия как подавления тесно связана его мысль о том, что жители Запада считают восточных людей «чужими», загадочными, изнеженными, злыми и опасными культурными противниками. По мнению Сайда, востоковеды обычно видят мир поманихейски, при этом Запад исконно враждебно настроен по отношение к Востоку. Тезисы Сайда могут быть полезны как отправная точка для анализа русских представлений о Востоке. Некоторые русские, такие как воинственный исследователь Николай Пржевальский, легко укладываются в схему Сайда, в которой европейцы враждебны Азии и жаждут ее поработить. Но для многих соотечественников Пржевальского это был более сложный вопрос. В свою очередь, Кэрил Эмерсон отмечает: «Россия имеет и культурные, и политические корни в… Азии, и это делает Восток для России одновременно и частью самой себя, и чужаком, другим»{23}.

В отличие от англичан и французов, чьи взгляды изучает Сайд, некоторые русские тоже осознавали свое азиатское происхождение.

Временами Восток занимал важное место в русской интеллектуальной жизни, особенно во времена идеологических кризисов и самопознания, Александр Блок был не одинок, когда провозглашал: «Да, азиаты — мы, / С раскосыми и жадными очами!»{24} Идеи о восточной судьбе и даже о восточной национальной идентичности высказывались особенно звучно перед войной с Японией.

В этой книге рассматривается взаимодействие идеологии и внешней политики России в течение десяти лет, предшествовавших войне с Японией. В первой части, «Идеологии империи», подробно исследуются четыре очень различные концепции предназначения империи, каждая из которых повлияла на царскую политику того времени в Азии. Все начинается с путешествия в Азию наследника российского престола, будущего царя Николая II. Большое путешествие на Восток, начавшееся в 1890 г., пробудило в наследнике надежды на славу и величие на Тихом океане. Он редко высказывал какие-либо оригинальные идеи о роли своей империи на континенте, но другие были рады обнародовать увлеченность Николая Азией.

Многие русские, особенно военные, видели в Дальнем Востоке объект завоевания ради завоевания. Наиболее ярким выразителем этой философии конца XIX в. был исследователь Внутренней Азии Николай Пржевальский. Пржевальский вовсе не был родоначальником идеи «конквистадорского империализма». Те же взгляды были свойственны и европейцам в тот век, когда великие (и не очень великие) державы дрались из-за колоний на менее сильных континентах Африки и Азии.

Если идеи Пржевальского не были исключительно русскими, то другое господствующее направление мысли было уникальным. Восточничество — декадентская философия, которая подчеркивала азиатское наследие и судьбу России, — имело мало параллелей за границей. Поэт, издатель и приближенный Николая II князь Эспер Эсперович Ухтомский был ведущим сторонником этой важной, но мало изученной идеологии. После революции 1917 г. эти идеи будут вдохновлять кружок эмигрантов-интеллектуалов, которые разработали свой вариант восточнической темы Ухтомского, назвав свое видение России «евразийством».

Князь часто находил политического союзника в лице министра финансов С.Ю. Витте. Как и Ухтомский, Витте возражал против вооруженного захвата Востока. Но мотивы министра были в корне отличны. Утверждая, что Россия была по своей сути европейской, а не азиатской страной, Витте предлагал расширять влияние империи на Дальнем Востоке ненасильственными, экономическими и коммерческими способами, что получило название «мирное (тихое) проникновение» («pénétration pacifique»). Были и другие идеологии, которые повлияли на обращение России к Востоку, и глава 5 рассказывает о страхе желтой угрозы на примере военного министра Алексея Куропаткина.

Вторая часть книги, «Путь к войне», объясняет, почему положение империи в Восточной Азии так осложнилось на рубеже XIX и XX вв. Об этом часто говорят, но до самого последнего времени у ученых фактически не было доступа к нужным царским архивам. В настоящей книге не просто описывается дипломатия, но и рассказывается, как политики в Петербурге размышляли об этих событиях. Правительственные служебные записки дают важный ключ к тому, что представляло собой «официальное мышление». Но и пресса, «толстые журналы», популярные книги и даже поэзия также много рассказывают нам об этом. Наше изложение начинается и заканчивается ночным рейдом адмирала Того на российский Тихоокеанский флот в Порт-Артуре 26 января 1904 г., с чего началась война с Японией. В заключительной главе «Размышляя о Дальнем Востоке» более обстоятельно рассматривается взаимодействие между идеями и теми политическими направлениями, которые они вдохновляли.

Первое десятилетие правления Николая II является удачным контрольным примером для изучения идеологий Российской империи. Заигрывание России с Востоком было относительно недолгим. Оно началось с китайско-японской войны 1894—1895 гг., когда легкие победы Японии натолкнули на мысль о возможности экспансии в Китай, и закончилось собственным поражением России в Азии десятью годами позже. В то же время разнообразные идеи, формировавшие политику, имели своих красноречивых сторонников, которые подробно излагали свои взгляды. Российский fin de siècle был периодом увлечения экзотикой Востока, и интерес к Азии был богато представлен в литературе и искусстве того времени. Благодаря недавнему открытию ранее недоступных архивов, теперь стал возможным настоящий анализ.

Знаменитый британский историк дипломатии Джеймс Джолл однажды дал своим студентам отличный совет — изучать «невысказанные предположения» («unspoken assumptions») европейских государственных деятелей{25}. Но при изучении российских государственных деятелей их мысли о месте России в мире, даже заявленные публично, почти полностью игнорировались. В настоящей книге рассматриваются некоторые из высказывавшихся ими идей и предположений.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

ИДЕОЛОГИИ ИМПЕРИИ

ГЛАВА 1.

БОЛЬШОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ.

Николай II

Большое путешествие, совершенное им еще наследником, поселяет в Николае II ложное представление о необъятности русской мощи на Дальнем Востоке. Он едет неделями на лошадях по бесконечной Сибири, живописной, богатой, сказочно плодородной. За пределами России его встречают чуть ли не с божескими почестями. <…> Здесь, на Дальнем Востоке, цесаревич впервые сознает, кто он такой, какая судьба ему предназначена. В его тихую бесцветную жизнь впервые врываются сильные ощущения и яркие краски.