Израиль Меттер - Мухтар Страница 4

Подошли члены комиссии, один из них сказал:

- Собака работает заинтересованно.

Понюхав рукавицу, Мухтар ходко пошел дальше. Теперь уже он ни в чем не сомневался. Ему только хотелось поскорее выполнить приказ проводника и дождаться от него одобрения. Проводник все время бежал сзади; еще поотстав, за ним двигались какие-то люди, и от одного из них пахло тем же, что и от ларьков, стоящих на углу.

На бегу Мухтару нанесло ветром в нос вони, которой он сейчас нанюхался из рукавицы. Только теперь вонь шла не от земли, а откуда-то поверху.

Замедлив шаг, он почуял, что потоки ее низвергались справа, с дерева.

Он остановился под березой и, ничего не видя в ее листве, залаял на запах.

Глазычев снял с ветки вторую рукавицу.

- Молодец, - сказал он Мухтару. - Умница!

- Поощрять собаку надо уставными словами, - поправил проводника начальник учебной части. - Если каждый курсант начнет заниматься самодеятельностью...

Дальше Глазычев не расслышал: Мухтар понесся вперед и он побежал за ним.

Прокладчик в ватном тренировочном костюме сидел в дровах и докуривал папиросу, пуская дым себе за пазуху. Он задумался, высчитывая, сколько дней осталось до получки, когда прямо с поленницы Мухтар прыгнул на него, повалил на дрова и стал рвать на нем толстый комбинезон.

Подоспел Глазычев и за ошейник отодрал пса от прокладчика. Мухтар не совсем понимал, почему у него отнимают добычу, которую сперва так настойчиво приказывали выследить. Задыхаясь в крепких руках проводника, он хрипел, лаял и рвался к врагу.

Приблизились и члены комиссии. Начальник учебной части недовольным голосом произнес:

- Собака еще сырая. Она способна причинить покусы.

После долгих споров Мухтару выставили за следовую работу пятерку.

К вечеру испытания закончились. В оценочном листе был выведен средний балл - 4,6.

Мухтар вернулся из школы в питомник оформленным для милицейской службы. В чистенькой новой папке на него завели "личное дело". Оно было тоненькое, как у всякого начинающего работника.

3

Каждый день по две собаки дежурили круглосуточно в Управлении городской милиции. Их привозили на машине с Крестовского острова, из питомника, и уводили на задний двор Управления, где в каменном здании стояли две большие клетки. В ожидании происшествий псы скучали здесь, зевали, спали. Они не умели играть в "козла", как делали это их проводники в комнате отдыха, покуда не требовался выезд с собакой к месту происшествия.

График дежурств сложился у Мухтара так, что ему чаще всего приходилось дежурить вместе с Доном. Взаимная ненависть их со временем не ослабла. А может, они и чувствовали, что их проводники тоже недолюбливают друг друга.

Дуговец был постарше Глазычева. Ему оставалось несколько лет до выхода в отставку, и эти последние годы он остерегался на чем-нибудь оступиться. За тридцать лет службы Дуговец достиг звания старшего лейтенанта, скрывал свою досаду на это, сочиняя сложные теории, как его постоянно обносили чинами и наградами и как ему наплевать на все это, ибо самое важное - честно исполнять свой долг.

Легкомыслие Глазычева раздражало его. Дуговец не доверял людям, которые любят слишком много шутить. Глазычеву же нравилось донимать его и "заводить" пустыми разговорами.

- Слушай, Степан Палыч, почему ты никогда не поешь? - спрашивал его Глазычев.

- То есть как не пою?

- Ну, я никогда не слышал, чтобы ты чего-нибудь напевал.

- Что ж, я псих, что ли, один буду петь?.. На демонстрации или в клубе - другое дело.

- А почему ж все люди сами для себя напевают?

- Кто это, интересно, все?

- Ну я, например...

- Дуракам закон не писан, - сердился Дуговец. - Ты много чего делаешь как не положено.

В первые месяцы работы с новой собакой Глазычеву не везло. Во время его дежурств ничего особенного не случалось, а если что-нибудь и происходило, то отправляли к месту происшествия Дуговца с Доном.

Как бы ни складывались у Дуговца обстоятельства, возвращаясь, он в подробностях рассказывал, что именно было предпринято им для раскрытия преступления. Операция лежала перед слушателями как на ладони: Дуговец чертил на листке план местности, помечал крестиками, где стоял вор, в какую сторону пошел, откуда Дон взял его след, и если при всем этом задержать преступника все-таки не удавалось, то невольно выходило, что преступник совершил какую-то непоправимую ошибку, из-за которой Дон не смог его найти.

Однажды, приехав с Мухтаром утром в Управление, Глазычев посадил его в клетку на заднем дворе и зашел к дежурному доложиться. В этот день дежурил тот самый капитан, который когда-то послал Глазычева на Финляндский вокзал за взбунтовавшейся собакой.

Перед столом дежурного сидела аккуратная маленькая старушка, с головой, повязанной двумя косынками - белой снизу и темной поверху. Она внимательно слушала капитана, поправляя все время свои косынки глянцевыми подагрическими пальцами и кивая головой.

Капитан объяснял, вероятно, уже долго и рассчитывал, что старушка сейчас подымется и уйдет. Но она не уходила.

Глазычев тотчас же понял, что дежурному до смерти не хочется принимать от старухи заявление и он старается во что бы то ни стало убедить ее не возбуждать дела.

Наклонившись через стол, он ласково спрашивал:

- Ведь сарай-то ваш был не закрыт? Так? Замка на дверях не было, так?

Старушка кивала.

- Вот видите! Как же можно, бабушка? И клетка с кроликами тоже была не на запоре, так?.. Сколько, говорите, у вас там штук сидело?

- Двое. Самец и самочка.

- Ну вот. А может, они взяли да ушли... Почем кролики-то?

- По пятнадцать брала, - ответила старуха.

- Значит, итого тридцать целковых. И вы хотите, чтобы мы расследовали такое малозначительное дело, посылали к вам проводника с собакой, когда и сам факт кражи не установлен.

- Давеча приносила им корм, - сказала старуха, - они сидели, а нынче утром нету.

- Так я же вам объясняю. Они, может, сами ушли. - Капитан через силу улыбнулся. - Погода хорошая, надоело им сидеть в клетке, видят, замка нет, взяли да пошли... Вот как, бабушка, - попробовал заключить он. - Никакого заявления подавать вам не надо, горе ваше небольшое, другой раз будете замыкать сарай.

Протянув ей листок с ее заявлением, он взялся за телефонную трубку.

Старуха держала свою бумагу на весу. Капитан уже разговаривал по телефону, а она все не уходила. Когда он положил наконец трубку на место, старуха спокойно сказала ему:

- Жаловаться на тебя буду.

Глазычев шепотом обратился к дежурному:

- Может, мне съездить к ней, товарищ капитан? С утра пораньше время тихое, я вам не понадоблюсь...

Дежурный раздраженно посмотрел на него.

- Вас, между прочим, Глазычев, не спрашивают. И не имейте привычки встревать в разговор.

Однако, взглянув боком на старуху и заметив, что она достала из-за пазухи свернутый конвертом носовой платок, развернула его и вынула оттуда чистый лист бумаги и авторучку, дежурный сказал ей:

- Нехорошо, бабушка, делаете, несознательно... Сейчас поедете с нашим работником и со служебно-розыскной собакой.

Бабушка снова согласно кивала головой.

В машине она без всякого страха, с любопытством рассматривала огромного Мухтара и даже хотела погладить его, очевидно задабривая собаку, чтобы она добросовестней искала украденных кроликов.

Дом, в котором старуха жила, находился на Охте. Это был старый кирпичный трехэтажный домина, стоявший в глубине двора; посреди же двора, вероятно, когда-то помещался каретный сарай, поделенный сейчас дощатыми перегородками на клетушки-дровяники.

В одной из таких клетушек и жили бабкины кролики.

Двор был сперва пуст, но, как только появился здесь Глазычев с собакой, тотчас же набежали дети, вышел рослый дворник, из окон стали выглядывать женщины.

- Начальству привет! - сказал Глазычеву дворник. - Держись, ребята! подмигнул он мальчишкам. - Вертайте назад зайцов, а не то собака вам задницы пообкусывает!

Проводник попросил дворника придержать в сторонке детей, чтобы они не болтались под ногами; Мухтара он завел в каретник, посветил карманным фонарем в дровянике; здесь у кроличьей клетки, под распахнутой дверкой, валялась охапка вялой травы, она была сырой. По сырости след сохраняется крепче и дольше, поэтому Глазычев указал Мухтару пальцем на траву. Ткнув в нее нос, Мухтар сразу развернулся и пошел прочь из каретника. Он пробежал не далеко, всего шагов пятнадцать - до того места, где столпились ребята, и, спружинив к земле лапы, часто залаял на дворника.

- Правильно! - восторженно крикнул дворник. - Я уже с утра весь двор заметал, дрова жильцам из сарая носил!.. Мои сапоги любой дух перешибут...

- Обозналась собака, - разочарованно сказала бабка. - Дали мне завалящего пса, лишь бы отвязаться от старухи.

Окоротив поводок, Глазычев взял лающего Мухтара за ошейник.