Нина Соротокина - Императрица Елизавета Петровна. Ее недруги и фавориты Страница 4

Меншиков выздоровел и пожелал вернуть ускользнувшую было власть, но не тут-то было. Он не узнал царя. Размолвки и раньше случались, и все из-за такой вроде безделицы, как деньги. Об этом ли надо было думать временщику? Цех петербургских каменщиков поднес Петру II 9000 рублей. Петр их принял и отослал сестре. По дороге курьера перехватил Меншиков и отобрал деньги. Царь потребовал, именно потребовал, объяснений. «Вы, ваше величество, еще слишком молоды и не умеете обращаться с деньгами, а казна пуста, я найду этим деньгам лучшее применение». Петр вспылил: «Как ты смел ослушаться моего приказания?» Меншиков буквально остолбенел от такой решительности, он не ожидал ничего подобного. Ему бы усвоить урок, но случай, подобный предыдущему, повторился, и опять деньги, и опять сестра Наталья, и еще более строгий выговор от Петра. Почувствовав силу государя, к нему стали обращаться с просьбами, и вот уже Петр решает спор в армейских делах. Наконец была брошена фраза: «Или я император, или он!» Хода назад не было.

«Владычество» Меншикова при юном царе продолжалось четыре месяца, а дальше арест, конфискация имущества, ссылка, Березов, смерть. Причиной тому были, конечно, интриги Остермана и клана Долгоруких, у которых были свои планы на Петра, но своей вины Меншиков никак снимать с себя не может. Слишком решительно он замахнулся, потерял бдительность и совершенно не учел характер своего подопечного.

В падении сиятельного князя косвенное участие принимала и Елизавета. Петр был влюблен в нее, а ему навязывали другую жену. Мария Меншикова царю не нравилась. Услыхав, что Меншиков жалуется, что он-де не обращает на невесту никакого внимания, Петр сказал: «Разве не довольно, что я люблю ее в сердце; ласки излишни; что касается до свадьбы, то Меншиков знает, что я не намерен жениться ранее 25 лет».

3 сентября 1727 года Меншиков в Ораниенбауме устраивал большое торжество по случаю освящения церкви. Ему было очень важно, чтобы Петр там присутствовал. Отношения с императором обострились до крайности. Меншиков завалил Петра просьбами письменными и устными – только бы он явился на торжество, показав этим, что все налаживается. Петр не приехал, сославшись на то, что Меншиков забыл пригласить на торжество Елизавету.

Меншиков не поленился и на следующий день или около того поскакал в Петергоф, где должны были праздновать именины Елизаветы. Он надеялся увидеться и поговорить с Петром, но тот уже собрался на охоту. Сестра Наталья, узнав о приезде Меншикова, выпрыгнула в окно и поспешила за братом – только бы не встречаться с временщиком. Меншиков дошел до того, что стал жаловаться Елизавете, этой легкомысленной девчонке, которую он и в расчет не принимал, на неблагодарность Петра. Он все сделал для императора, а тот, а тот… 8 сентября Меншиков был арестован. История, как говориться, перелистнула страницу.

Падение Меншикова было принято всеми с восторгом. Говорили о его страшных злоупотреблениях, о самоуправстве, о воровстве, более того, сей временщик «простирал руки к короне». При дворе произошла перегруппировка и образовалось несколько партий. Никто из вельмож не «простирал руки к короне», но каждый жаждал обрести выгодное место, и титул, и власть, и казалось, что теперешнее время очень этому способствует, только подсуетись и будь настойчив.

В конце 1728 года двор отправился в Москву. Формально ехали на коронацию, и никому в голову не приходило, что жизнь в старой столице затянется на годы. В Москве Долгорукие сразу оживились. Князь Алексей, гофмейстер при дворе Натальи Алексеевны, выпросил себе место помощника воспитателя царя, теперь он имел возможность видеть Петра очень часто, а следовательно, и влиять на него. Сын Иван Алексеевич получил чин обер-камергера и орден Св. Андрея, его уже откровенно называли фаворитом Петра.

Елизавета по-прежнему в большой милости у императора. При ее содействии при его дворе появился новый человек – граф Бутурлин Александр Борисович. Он был обласкан Петром II, произведен в генералы и назначен прапорщиком в кавалергардский корпус. Говорили, что Бутурлин помирит все партии при дворе. А партий были много. Приезд Петра в Москву многие воспринимали как отказ от политики Петра Великого и возвращение к старине. Казненного отца императора, Алексея, старая столица воспринимала как мученика, и теперь большие надежды возлагала на его отпрыска.

В Москве Петр встретился со своей бабкой Евдокией Федоровной Лопухиной – она жила в Новодевичьем монастыре, хоть и не была пострижена. От этой встречи многого ждали, она могла определить будущую политику государства. Но встреча царственного внука и бабушки получилась холодной, Петр боялся очередных нравоучений. На встречу кроме сестры Натальи он взял с собой и Елизавету, сразу подчеркнув этим, что вполне дружественен с теткой и лишних разговоров не потерпит. В этот момент цесаревна была и другом его, и советчицей. Но скоро все изменилось.

Очень многие хотели отвадить Елизавету от императора. Сестра Наталья отчаянно ревновала к ней брата. Она была очень больна, врачи находили у нее чахотку, но при дворе ходили другие слухи. Испанский посланник при русском дворе герцог де Лирия, оставивший очень ценные «Записки», пишет: «Но не чахотка была причиной ее болезни, и только один врач мог ее вылечить, а именно брат ее. Его величество по восшествии своем на престол имел такую доверенность к своей сестре, что делал для нее все и не мог минуты оставаться без нее. Они жили в величайшем согласии, и великая княжна делала удивительные советы своему брату, хотя только одним годом была старее его. Мало-помалу, однако же, царь привязался к своей тетке, принцессе Елизавете, а фаворит его и другие придворные, кои не любили великой княжны за то, что она уважала Остермана и благоволила иностранцам, всячески пытались восхвалять принцессу, которая не любила своей племянницы, и сделали то, что чрез полгода царь не говорил уже с ней ни о каких делах и, следовательно, не имел к ней никакой более доверительности».

Кто же эти люди, «кои не любили великой княжны»? В Москве Петр II опять очутился «в плену». Если в Петербурге этим пленом был дом на Васильевском острове, то в Москве этим местом стала усадьба Горенки. Меншиков ограждал царя от чужого влияния приказом и силой, теперь же фаворит Иван Долгорукий, батюшка его Алексей Григорьевич и весь их клан окружили его такой любовью, что могли бы задушить в объятиях, что, кстати, им и удалось. Учитывая везде собственную пользу, Долгорукие действовали очень умно и осторожно. Фаворит Иван, красивый, веселый, безнравственный и неутомимый в амурных делах, стал ближайшим и незаменимым другом царя. Алексей Григорьевич Долгорукий всегда готов был исполнить любую прихоть мальчика-царя, подчеркивая при этом, что он верный подданный и ни в чем не может ему перечить. А Петру по-прежнему не хотелось учиться, государственные дела его мало интересовали, он любил охоту, которая превращалась в бесконечное путешествие и короткие отдыхи (а может, оргии) в Горенках.

Нашелся человек, который подвел статистику государственной охоте. За два без малого года пребывания Петра в Москве 243 дня было отдано охоте. Огромный выезд в пятьсот экипажей – вельможи, челядь, егеря, повара – двигался за царем. Днем с собаками гонялись по лесам и долам за зайцами и лисами, а вечером разбивали лагерь и устраивали широкое пирование.

Елизавета любила охоту, она тоже моталась верхом по губернии, но жизнь не сулила ей ничего хорошего. Через месяц, как переехали в Москву, пришло сообщение из Киля – у любимой сестры Анны Петровны родился сын. Виват, виват, ура! Фейерверк, пальба из пушек, бал, Елизавета на нем блистала. Но уже в мае пришло из Голштинии горькое известие о смерти сестры. В Киле тоже широко праздновали рождение наследника, тоже был фейерверк. Анна любовалась им, стоя у открытого окна. Было холодно, сыро, придворные умоляли ее закрыть окно, но герцогиня только смеялась: нам, русским, все нипочем! Но она сильно простыла, потом началась горячка, а за ней смерть.

Здесь опять возникли разговоры о замужестве Елизаветы. Иностранные принцы претендовали на ее руку, даже старик герцог Фердинанд Курляндский решил попытать счастья. Елизавета всем отказала. Решили поискать жениха дома. Кто-то из наблюдательных вельмож вынес вердикт: Иван Долгорукий явно влюблен в Елизавету, почему бы их не поженить? Может, Иван и проволокнулся за красавицей Елизаветой, но это еще не повод к женитьбе. Да и начинать эти разговоры можно было только при согласии Петра II. Видимо, это согласие надеялись получить, потому что уже наметилось охлаждение царя к своей тетке. Потом вопрос о замужестве Елизаветы сам собой отпал. Елизавета отошла от двора и жила по большей части в Покровском, иногда ездила в Измайлово к сестре Екатерине Ивановне. Екатерину Мекленбургскую мало интересовали государственные дела – она занималась хозяйством, вышивала церковные одежды и парсуны. А то вдруг Елизавета переселялась в Александровскую слободу, бывшее владение ее матери, и жила там, пользуясь полной свободой. О ее репутации в Москве ходили самые вредные слухи.