Александр Авенариус - История Словакии Страница 4

В конце XIX — начале XX веков начинают развиваться российско — словацкие экономические связи, что сопровождалось эмиграцией словаков в Россию. Это было частью эмиграционной войны словацкого населения в связи с экономическими и общественными условиями в венгерской части Австро-Венгеской монархии. Точное число словаков, проживавших в России, определить трудно, так как согласно переписи 1897 г. они были учтены вместе с чехами, а общая численность их колонии составила 50 385 чел. Они принимали активное участие в деятельности различных славянских обществ и имели также свои собственные организации. Новым явлением стало появление словацких и чешских студентов в российских университетах. Словацкие деятели приняли участие и в неославистском движении, развивавшемся в 1908—1912 гг., в том числе в Софийском съезде этого движения в 1910 г., а также в съездах славянских журналистов[6].

Одним из переломных моментов в истории словацкого народа стала первая мировая война. Она была крайне непопулярна как среди словацкого, так и среди чешского народов, особенно среди активных деятелей национального движения, вставших на путь борьбы с Австро-Венгерской империей и Четверным союзом во главе с Германией. Представители этих славянских народов, насильно одетые в военные мундиры, стали массово сдаваться в плен армиям стран Антанты или просто переходили на их сторону. В одной России их насчитывалось 200—250 тыс. человек, из них примерно 100 тыс. — словаков. В годы войны на политический небосклон взошла звезда Милана Растислава Штефаника. Выдающийся ученый-астроном (работал и жил во Франции) и деятель словацкого национального движения, он в первые же дни войны вступил добровольцем во французскую армию, в авиационные части, и проделал путь от солдата до генерала, получив все высшие французские ордена. В 1915 г. он создал во Франции первую эскадрилью из словацких и чешских добровольцев. Она стала зародышем тех воинских частей и соединений, которые позднее переросли в чехословацкие корпуса, создававшиеся на территории России, Франции и Италии.

Когда в 1916 г. в Париже был создан Чехо-Словацкий Национальный Совет, президентом которого стал Т.Г. Масарик, М. Штефаник был избран его вице-президентом, а секретарем — Э. Бенеш. Но именно благодаря Штефанику, имевшему широкие связи в высших слоях французского общества, это первое политическое представительство будущего государства установило контакты с французской дипломатией и другими государственными структурами, а затем и с дипломатиями других стран. Штефаник развил бурную деятельность по установлению связей со словацкими и чешскими политическими и общественными организациями в других странах (в частности, в США, Италии и России). Позднее Э. Бенеш, всегда ревниво следивший за ним, писал: «Он заложил первые основы нашей дипломатической деятельности и был первым и лучшим дипломатом».

М. Штефаник активно участвовал в создании чехословацких воинских соединений из военнопленных в странах Антанты. Повсюду он, наделенный практическим складом ума и чувством политической конъюнктуры, отстаивал идеи общего будущего Чехо-Словацкого государства и, соответственно, общих чехословацких частей. В августе 1916 г. М. Штефаник приехал с такой же миссией в Россию. Помимо Петрограда он останавливался в Киеве, где была сосредоточена основная масса словацких и чешских организаций, а затем (с середины октября по начало января 1917 г.) посетил Румынию, откуда возвратился в Петроград. Уже в конце своего пребывания в России он стал свидетелем Февральской революции 1917 г. Более того, М. Штефаник встретился с новым министром иностранных дел Временного правительства П.Н. Милюковым. Беседа с ним внушила ему надежды на лучшее понимание позиции и нужд Чехо-Словацкого Национального Совета. Действительно, вскоре в России из отдельных частей стал формироваться Чехословацкий корпус, который к лету 1918 г. достиг численности примерно в 50 тыс. солдат и офицеров.

После захвата большевиками власти в октябре 1917 г. (7 ноября по новому календарю) в стране началась гражданская война, в ходе которой Чехословацкий корпус фактически оказался на стороне белой армии и колчаковских войск. События того времени хорошо изучены. Штефаник, ставший к тому времени военным министром образованного в изгнании чехословацкого правительства, не мог стоять в стороне. Для выяснения положения он в ноябре 1918 г. снова приехал в Россию (кружным путем, через США и Японию), во Владивосток. Он пробыл здесь более двух месяцев (до середины января 1919 г.), проехав по железной дороге вплоть до Екатеринбурга и получив возможность ознакомиться с последствиями большевистского управления в освобожденных колчаковскими войсками областях. Его отношение к большевизму было сугубо отрицательным, что засвидетельствовано в оставленных им записках[7]. Неудивительно поэтому, что в советской историографии отношение к его личности было отрицательным[8]. Оно было пересмотрено уже после смены политического режима в России в 1991 г. Ныне российские историки уделяют ему должное внимание как одному из отцов-основателей Чехо-Словацкого государства, и, соответственно, одному из предтеч и символов современной независимой Словакии[9].

В советской историографии была достаточно подробно исследована история советско-чехословацких отношений в межвоенный период, а также события, связанные с мюнхенским сговором западных держав с фашистскими государствами и последующим разделом Чехословакии, хотя отдельные оценки ныне нуждаются в уточнении. После оккупации гитлеровцами чешских земель в марте 1939 г. фашисты создали марионеточное словацкое государство. Отношение к нему со стороны СССР было производным от отношений с Германией. Резко отрицательная позиция в самом начале изменилась после подписания советско-германского пакта о ненападении («пакт Риббентроп — Молотов») 23 августа 1939 г. Вскоре последовало установление со Словакией дипломатических отношений, которые советская сторона старалась особенно не афишировать. После же агрессии гитлеровской Германии против СССР Москва признала эмигрантское чехословацкое правительство во главе с Э. Бенешем и заняло твердую позицию восстановления Чехословацкого государства в его до-мюнхенских границах.

Наиболее интересную страницу советско-словацких отношений в годы второй мировой войны представляет история Словацкого национального восстания в августе — октябре 1944 г. Ему посвящена обильная литература, включающая в себя научные исследования, публицистику, сборники документов и, конечно, воспоминания участников восстания. Историография, созданная как в Чехословакии, так и в СССР до революционных перемен в обществе в 1989—1991 гг., в принципе сумела, на наш взгляд, дать достаточно верный ответ о его значении в исторической биографии словацкого народа. Были исследованы обстоятельства, приведшие в декабре 1943 г. к созданию Словацкого национального совета, объединившего все антифашистские силы, дана оценка всем входившим в него течениям и группам сопротивления. Раскрыта позиция советского руководства, принявшего решение об оказании ему материальной помощи и политической поддержки. В советской литературе достаточно широко освещалось участие советских партизан в совместной борьбе против оккупантов. Эти оценки в принципе сохранились и в современной российской историографии, которая вместе с тем отмечает и ряд существующих мало исследованных вопросов (замалчивание действий групп, направлявшихся в Словакию советскими секретными службами; недостаточное изучение причин трудного хода Карпато-Дуклинской операции Советской Армии, которая должна была оказать помощь словацким повстанцам, и некоторые другие). Вместе с тем в Словакии появились работы, резко критикующие действия советского руководства и даже содержащие попытки провести параллель между его отношением к Варшавскому восстанию, начавшемуся почти одновременно, и к Словацкому национальному восстанию[10]. Такие параллели носят, несомненно, конъюнктурный характер. И следует отметить, что авторы «Краткой истории Словакии» не пошли по этому пути, но осветили его, по нашему мнению, слишком кратко. В то же время совершенно очевидно, что многие вопросы требуют дополнительного изучения. Получить достоверные ответы на них помогут новые архивные материалы, прежде всего из советских архивов. И они уже начали появляться в печати[11]. Эта работа будет продолжена. Однако не подлежит сомнению, что Словацкое национальное восстание останется яркой страницей истории боевого содружества советских народов и словацкого народа в годы второй мировой войны.

Гораздо более сложной представляется история советско-чехословацких отношений после второй мировой войны, особенно после перехода всей власти в стране в руки коммунистов в феврале 1948 г. и последующего установления общественно-политической системы советского типа. Естественно, советское руководство одобряло такие действия, сколачивая военно-политический блок из восточноевропейских стран, противостоящий Западу. Оно играло определяющую роль в процессе советизации всех стран региона. Однако, как свидетельствуют недавно опубликованные документы[12], чешские и словацкие адепты коммунизма (впрочем, также вели себя коммунисты и в других странах «народной демократии») проявляли в деле насаждения режима советского типа исключительную активность, удивлявшую порой даже кремлевское руководство. Весьма ярко это проявилось в ходе подготовки внутрипартийных репрессий и организации показательных процессов в 1949—1952 гг. Советские советники, имевшиеся во всех странах, в том числе и в Чехословакии, расценили, например, обвинения Р. Сланского в адрес В. Клементиса, Г. Гусака и Л. Новомеского, вошедшие в доклад К. Готвальда на февральском пленуме ЦК КПЧ в 1951г., в «словацком национализме», как проявление борьбы двух группировок внутри КПЧ[13]. Однако вскоре Сланский сам стал жертвой наветов со стороны К.Готвальда, по инициативе которого обе эти группы были связаны воедино. Характерно, что во время встречи К.Готвальда со Сталиным в октябре 1952 г., когда был поднят вопрос об организации процесса над Сланским и другими, Сталин сказал: «А все-таки Клементис верный человек». Однако на замечание Готвальда, что В. Клементис — враг и его скоро будут судить, Сталин ответил: «То, что вы будете судить его, это ваше дело. Мы считаем его верным человеком»[14]. Тем самым Сталин фактически предоставил ему свободу действий в отношении Клементиса и всех остальных, привлеченных по «делу об антигосударственном заговоре».