Юрий Мухин - Военная мысль в СССР и в Германии Страница 4

Генерал-полковник Ф. И. Кузнецов

Можно ли «неправильно истолковать» слова директивы штаба этого округа от 19 июня 1941 г.:

«…усилить контроль боевой готовности. Все делать без шума, твердо, спокойно. Каждому командиру и политработнику трезво понимать обстановку… минные поля установить по плану командующего армией там, где и должны стоять поля по плану оборонительного строительства. Обратить внимание на полную секретность для противника и безопасность для своих частей, выдвигающиеся наши части должны выйти в свои районы укрытия, продолжать настойчиво пополнять части огневыми припасами и другими видами снабжения. Настойчиво сколачивать подразделения на марше и на месте».

(А ведь вас, читатели, полководцы жуковы и «историки» анфиловы уверяют, что до ночи 22 июня 1941 г. Сталин запрещал приводить войска в боевую готовность).

Правда, совсем иное положение было в Западном особом военном округе, которым командовал изменник Павлов. На суде начальник связи округа генерал Григорьев в присутствии ничего ему не возразивших генералов Павлова и начальника штаба округа Климовских оправдывался:

«Выезжая из Минска, мне командир полка связи доложил, что отдел химвойск не разрешил ему взять боевые противогазы из НЗ. Артотдел округа не разрешил ему взять патроны из НЗ, и полк имеет только караульную норму по 15 штук патронов на бойца, а обозно-вещевой отдел не разрешил взять из НЗ полевые кухни. Таким образом, даже днем 18 июня довольствующие отделы штаба не были ориентированы, что война близка. И после телеграммы начальника генерального штаба от 18 июня войска не были приведены в боевую готовность».

И как этот факт – ссылка на прямой приказ Жукова о приведении войск в боевую готовность, отданный 18 июня, – можно «истолковать неправильно»?

Поэтому Анфилову нужно, чтобы вам, читателям «НГ», не пришла в голову мысль прочитать сборник «Война и мы» и не попробовать самим, без него «истолковать» эти факты. Для этого Анфилов искажает мой текст до глупости и над этой глупостью издевается. К примеру, он так передает эту тему Сборника: «А что же было на самом деле? Игнорировал Сталин угрозу нападения или нет?» – спрашивает Мухин и отвечает, что нет.

В подтверждение этого приводит набор «доказательств». «Вдоль границ СССР располагались отряды пограничных войск (но они всегда должны быть там, – В.А.)… Вдоль границы строили укрепления около 200 строительных батальонов. Эти войска основным оружием имели лопату (вот именно, они предназначались для оборонительного строительства, а не ведения боевых действий, – В.А.)…

Каждый ли читатель обратит внимание на то, что Анфилов приводит не мои доказательства, а лишь начало моих фраз и свой язвительный комментарий к ним? В результате Мухин предстает идиотом, который не знает, что у границ всегда стоят пограничные отряды, а строительные войска не предназначены для ведения боевых действий. Ну разве можно читать произведения такого идиота?

Для показа методов капээсэсовских «историков» я приведу эти фразы полностью, здесь и далее выделяя шрифтом то, что «упустил» Анфилов:

Далее, вдоль границ СССР располагались отряды пограничных войск. И они задолго до 22 июня отрыли вокруг застав окопы, построили блиндажи, разработали систему огня. Причем, заставы уже имели на вооружении пушки-сорокопятки, а пограничные отряды – гаубичную артиллерию.

Далее. Вдоль границ строили укрепления около 200 строительных батальонов. Эти войска основным оружием имели лопату. На 500 человек батальона полагалось 50 винтовок. По воспоминаниям ветерана, они 20 июня получили приказ отойти от границы, и в нем была указана причина – начало войны 22 июня. Весь день 21июня они вывозили от границы цемент, строительные материалы и технику, эвакуировали личный состав. Оставшийся отряд строительного батальона с наступлением темноты 21 июня убрал маскировочные заборы перед готовыми ДОТами и отошел, встретив на пути роту, шедшую их занимать.

Как это понимать? Если Сталин, по утверждению Жукова, «игнорировал угрозу нападения», то кто тогда привел в боевую готовность флот, пограничников и строительные войска?

Анфилов пишет, что Жуков для него не икона, но великий полководец и кумир. Тем не менее, когда нужно (святое дело!) извратить историю, он не жалеет и «кумира», творя с его текстами то же, что и с моими.[1]

Но сначала пару слов в пояснение. В Сборнике показано, что основной технической причиной поражений начала войны было страшное отставание РККА в области радиосвязи. Предвоенные генералы преступно игнорировали ее. Дело даже не в малочисленности радиостанций в войсках, а в том, что генералитет (вопреки, кстати, требованиям Сталина) радиосвязью не занимался – не обучался кодированию, шифрованию, радиоразведке и т. д. У немцев уже в дивизии радиосообщения автоматически шифровались машинкой «Энигма», а у нас большинство боевых сообщений шло открытым текстом. В результате, с началом войны немцы по радио давали команды нашим войскам отходить, прекратить огонь и т. д. Это вызвало перепуг наших генералов, и они вообще прекратили пользоваться радиосвязью. Это смешно, но 23 июля, через месяц после начала войны, Сталин дал приказ «Об улучшении работы связи в РККА», в котором приказал использовать радиосвязь.

«Энигма»

Вина за это бедственное положение радиосвязи лежит на предвоенном генералитете, для которого этот вид связи казался слишком мудреным и нагло им игнорировался – зачем нужно возиться с шифрованием радиограмм, если на учениях связной на лошади любой приказ куда нужно отвезет? Достаточно сказать, что до войны в академии им. Фрунзе на изучение технических родов войск отводилось 340 часов. Но если из них кавалерию слушатели изучали 53 часа, то организацию связи – ни единого часа!

Анфилов это положение сборника «опровергает» так: «Считая главной причиной наших неудач в начале войны плохую радиосвязь, Мухин упрекает Жукова в „преступном пренебрежении к радиосвязи“. Но еще в докладе на декабрьском совещании (1940 г.) Жуков (тогда командующий КОВО) подчеркнул: „Для полного использования наиболее современного средства связи – радио – необходимо навести порядок в засекречивании. Существующее положение в этом вопросе приводит к тому, что это прекрасное средство связи используется мало и неохотно“.

Наверное, читатели удивятся – идиот Мухин обвиняет генералов в том, что они не занимались засекречиванием радиосвязи, а Анфилов приводит слова Жукова, где он именно об этом и заботится!

Не спешите с выводом, вам нужно помнить, что этот факт вам сообщил историк-«профессионал». Продолжим мысль Жукова, усеченную Анфиловым: «…Принятая система кодирования приводит к большим искажениям и перепутыванию текста и к задержке в передаче сведений. Зачастую проще и быстрее послать делегатов, чем прибегать к передаче по радио. Необходимо ограничить засекречивание, точно указать, что следует засекречивать и что можно передавать открыто. Упростить систему кодирования».

Как видите, Жуков предлагал передавать сообщения открытым текстом или примитивными кодами (солдат – «карандаш», снаряд – «огурец», и так всю войну), которые легко могут расшифровываться противником. И все это для того, чтобы подобные ему генералы в шифровках не запутывались и на учениях выглядели полководцами.

В предшествовавших случаях Анфилов хоть что-то цитировал из Сборника. Но когда речь в последнем заходит о его личных «трудах», то он вынужден вообще глухо молчать о сути вопроса и в статье извращать ее до «наоборот». Поэтому дальше я вынужден приводить его и свой тексты для сравнения.

В Сборнике, помимо прочего, рассматривается причина того, почему все «историки», как по команде, стараются облить грязью маршала Кулика. Уделяется в этом вопросе внимание и Анфилову. Он обиделся и в статье пишет об этом так:

«Звания „наглого потомственного подонка“ я „удостоился“ от Мухина за то, что в книге „Грозное лето 1941 года“ упрекнул бывшего замнаркома обороны, ведавшего вопросами вооружения, маршала Кулика за ошибки, допущенные в организации производства и внедрения в войска автоматического и минометного оружия. Мухин же говорит, что Кулик „усиленно заказывал для армии и ППШ (выше он то же сказал о минометах. – В.А.) в достаточном количестве, а “срезал” их Вознесенский“. В действительности же Сталин на апрельском (1940 г.) совещании в ЦК ВКП(б) резко критиковал Наркомат обороны за отсутствие в войсках минометов и автоматов. Сам же Кулик признался там: „В первую очередь беру вину на себя, ибо я ведал в течение 2,5 лет и сейчас ведаю оружием Красной Армии, но я сам полностью не смог снабдить минометами и не смог полностью освоить минометное дело“».