Государство и революции - Шамбаров Валерий Евгеньевич Страница 4

Историческое осмысление событий в Сараево началось тогда, когда Австро-Венгрии уже не существовало, и велось, в основном, ее противниками. Поэтому еще с Мировой войны и с шуточек Гашека привилась нелепая и, с документальной точки зрения, совершенно неоправданная традиция изображать фигуру Франца Фердинанда лишь бездушными и часто карикатурными штампами. На самом деле он этого отнюдь не заслужил. Даже если не учитывать всего изложенного выше, в ходе самих трагических событий он проявил и заслуживающее глубокого уважения гражданское мужество, и личный героизм. Где-то произошла утечка информации о готовящемся покушении, и накануне визита в Боснию он получил несколько предупреждений. Далеко не все политические силы Белграда сочувствовали заговорщикам — например, премьер-министр Пашич. Он известил верного ему сербского посланника в Вене Иовановича, и тот при встрече с австрийским министром Леоном Билинским намеками дал понять, что в Сараево эрцгерцогу может угрожать опасность. Очевидно, подобные сведения дошли и до МИД России от посла в Белграде Н. Г. Гартвига. Во время визита министра иностранных дел Сазонова в Румынию он там вдруг задал вопрос министру Братиану: "Что произойдет, если Франц Фердинанд будет убит?"

Для сферы высокой дипломатии яснее и быть не может. Открытым текстом. Кстати, из факта огласки видно и то, что Россия стремилась предотвратить инцидент.

Тем не менее, эрцгерцог не отказался от запланированной поездки и встречи с населением Сараево — ведь кроме инспектирования маневров, мероприятие носило важнейший внутриполитический характер. Франц Фердинанд ехал как раз к тем подданным, права которых отстаивал и с которыми надеялся найти пути сближения. По прибытии в Боснию эрцгерцог с женой остановились в курортном местечке Илидже и сначала посетили Сараево инкогнито, приехав туда 25. 6. По своему обыкновению, Франц Фердинанд хотел беспрепятственно познакомиться с бытом подданных, составить непредвзятое впечатление об их нуждах и настроениях. Супруги ходили по улицам, базарам, общались с горожанами. Их инкогнито очень быстро было раскрыто — конечно же, эрцгерцога сразу узнавали, благодаря портретам, растиражированным местными газетами перед визитом. Тем не менее, при этом не было ни единого антагонистического выпада, ни единой акции протеста или проявления вражды всюду наследника и его жену встречали радушно и доброжелательно, как дорогих гостей.

А официальный визит был назначен на 28 июня — по окончании пресловутых маневров, которые таким образом уже заведомо не вылились ни в какую агрессию или вооруженную провокацию. Задачу террористов облегчили несколько факторов. Поскольку все население искренне желало увидеть и поприветствовать наследника, в газетах был опубликован маршрут его следования по городу и места, которые он должен посетить: ратуша, музей, арсенал — и убийцы расставили на этом пути несколько постов. А присланные из Вены полицейские агенты, в задачу которых входила негласная охрана эрцгерцога, растерялись в незнакомой обстановке «восточного» города и были затерты в толпах ликующих граждан, заполонивших улицы.

Кортеж состоял из четырех открытых автомобилей. Супруги ехали во втором. Простой люд встречал их откровенным, порой патриархально-наивным восторгом, забрасывал цветами. Но когда машины двигались по набережной Аппель, террорист Н. Габринович кинул бомбу, замаскированную в одном из букетов. Франц Фердинанд в последнее мгновение успел заметить неладное — от летящего букета шел дым. И вскочив, сам отбил метательный снаряд в сторону. Взрыв громыхнул под следующей, третьей машиной, где ехали придворные. Заряд был мощным, исковеркав автомобиль и вырыв на мостовой глубокую воронку. В окрестных домах повылетали стекла и прогнулись металлические жалюзи закрытых витрин. К тому же, для повышения убойной силы террористы обвязали бомбы «сечкой» из проволоки и гвоздей. Было много пострадавших — и среди придворных, и в толпе горожан, а один из осколков задел жену эрцгерцога, хотя на этот раз пощадил ее, оставив лишь царапину. Габринович пытался скрыться, прыгнув в реку, однако его поймали — и не полиция, а сами возмущенные граждане, кинувшиеся в погоню.

А Франц Фердинанд даже после всего случившегося не счел для себя допустимым прятаться от собственного народа! Тем более что народ тоже не расходился! Теперь толпы выражали еще большее ликование — по поводу чудесного спасения наследника… Он некоторое время задержался на месте покушения, позаботившись о пострадавших и лично распоряжаясь насчет оказания им помощи. А потом проследовал в ратушу, где состоялась запланированная церемония встречи с городскими властями, хотя и в сокращенном варианте. По свидетельствам современников, эрцгерцог и его жена во время приема были очень бледными от пережитого, но держались с большим достоинством и хладнокровием.

Франца Фердинанда убеждали прервать поездку по городу, некоторые начальники шли еще дальше, предлагая силами полиции очистить улицы от народа. Эрцгерцог это с возмущением отверг, сказав: "Не делайте меня смешным. Я ведь приехал сюда, чтобы люди меня видели".

Разумеется, другие запланированные мероприятия отпали, но покинуть Сараево он согласился лишь после того, как заедет в госпиталь и навестит пострадавших. То есть, маршрут изменился. Но… наложилась трагическая случайность. Шофера головной машины предупредить об этом забыли. И двигаясь в обратную сторону по набережной Аппель, он, как и предполагалось раньше, свернул на улицу Франца Иосифа. А за ним чисто автоматически свернул и второй автомобиль. Ехавший в нем с эрцгерцогом боснийский губернатор генерал Потиорек заметил ошибку и накинулся на шофера с требованием вернуться назад. Тот затормозил и стал разворачиваться, что было сделать нелегко — в узком проулке пришлось въезжать на тротуар, заполненный множеством публики.

И застрявшая машина стала легкой мишенью дежурившего здесь Гаврилы Принципа. Бомба у него тоже была, но в суматохе и горячке он не успел ею воспользоваться, однако и револьвера оказалось достаточно. Он стрелял в упор, и две первых пули достались Софии Хотек. А третья попала в эрцгерцога, подхватившего и обнявшего раненную жену. Последние его слова были тоже обращены к ней: "Софи, ты обязана жить ради наших детей…" Были немедленно созваны все лучшие городские врачи, однако сделать они уже ничего не смогли. Скончались супруги почти одновременно, с интервалом в несколько минут. Кстати, а дети их, о которых вспомнил перед смертью Франц Фердинанд, погибли позже, при гитлеровском режиме в концлагере Маутхаузен.

Вслед за схваченными на месте преступления Габриновичем и Принципом были по горячим следам выявлены и арестованы другие участники их террористической группы — Т. Грабеч и Д. Илич. И следствие сразу доказало, что они не были одиночками, а подготовка теракта осуществлялась и руководилась спецслужбами Сербии. Перед покушением Габринович, Принцип и Грабеч провели несколько месяцев в Белграде. Тренировку в стрельбе проходили в тире королевского парка Топчидер. Они получили секретную аудиенцию у принца Александра, который вскоре, как раз перед сараевскими событиями, занял престол в результате переворота. Револьверы и бомбы им были выданы из государственного арсенала в Крагуеваце. Кроме того, сербская разведка снабдила каждого ампулой с цианистым калием (ею попытался воспользоваться только Принцип, но его вырвало). А в ночь на 2. 6 они нелегально перешли границу — что опять же могло осуществиться только при содействии официальных властей, так как в связи с австрийскими маневрами сербская сторона закрыла границу и усилила ее охрану.

Любопытно, какими факторами руководствовались спецслужбы, подбирая боевиков. Д. Илич был убежденным и фанатичным социалистом, увлекался идеями русских народовольцев и покушение рассматривал с точки зрения не столько национальной, как классовой борьбы. А непосредственных исполнителей вербовали из лиц, заведомо не достигших двадцати лет — по австрийским законам несовершеннолетних и не подлежащих смертной казни. Ну а надежда выйти из заключения подпитывалась верой в успех будущей войны. Кроме того, Г. Принцип был серьезно болен чахоткой, и терять ему, собственно, было нечего. Он мечтал лишь о возможности погибнуть за какое-нибудь "великое дело", и эта жертвенная экзальтация доходила у него до форм, граничащих с патологией — например, он несколько ночей подряд ходил на кладбище и спал на могиле террориста-самоубийцы Жераича, впадая там в состояние экстаза и "общаясь с его духом".