Кровь и золото погон - Сергей Дмитриевич Трифонов Страница 4

Каменцев улыбнулся, закурил и угостил Павловского.

— Хваткий вы парень. У меня вот какой вариант имеется. В доме, где я квартирую, это неподалеку отсюда, проживает жандармский поручик, Суханов его фамилия. Так вот этот самый Суханов третьего дня получил приказ о переводе в Вильно, в губернское жандармское управление. Мужчина он серьезный, чистоплотный, не пьянствовал, баб не водил, квартиру оставляет в полном, так сказать, ажуре. Хозяин, старый еврей Кац, владелец аптеки, с поручика брал, насколько я понимаю, плату чисто символическую, очень боится жандармов. Видимо, рыло в пуху. Так вот я предлагаю представить вас заменщиком поручика, тоже жандармом. Вы уж не проговоритесь про свое гусарство.

Часам к пяти пополудни к радости Павловского все его служебные и бытовые вопросы оказались в общих чертах благополучно решёнными: командиру полка представился, в штат полка зачислен, оружие получил, жить есть где, с эскадронным командиром познакомился. Последнее, правда, оставило некоторый кисловатый привкус в душе… Нет, ротмистр князь Капиани принял его спокойно, даже вежливо, что больше удивило Каменцева, нежели Павловского. Маленький, худощавый, уже немолодой князь принял его в открытом манеже, где он проводил эскадронные занятия с унтер-офицерами. Но в этом спокойствии и вежливости горячего и порывистого человека со сверкающими огнем глазами сквозило что-то неестественное, наигранное. Это уж потом Павловский понял, с кем свела его судьба.

Хотелось есть. С утра, после чая с бутербродами в привокзальном буфете, во рту и маковой росинки не было. И пить. Жара стояла страшная. Над городом нависло густое, словно масло, предгрозовое марево. Рубашка под мундиром плотно прилипла к телу. Но дождём и не пахло. Павловский зашёл в первый попавшийся шинок с опилками на каменном полу, грязноватыми столиками и давно немытыми, засиженными мухами окнами, но вкусными запахами тушёного мяса. Половой, молодой еврей, в потёртом, времен Екатерины Великой камзоле, увидев гусара, сделал удивлённое лицо, но тут же собрался, стряхнул грязноватым полотенцем со столика на пол крошки.

— Пан офицер будут выпивать холодное пиво или горячие напитки, и, возможно, таки кушать кошерную вкусную пищу?

— А чем это у вас так пахнет с кухни? — Павловский устроился за столиком, снял ремни с шашкой и кобурой, расстегнул мундир, вытянул ноги и громко втянул ноздрями кулинарные ароматы.

— Пан хозяин с супругою пана хозяина готовит немыслимого смака, — половой закрыл глаза и громко втянул носом воздух, будто вдохнул божественной амброзии, — тушёную телятину, кошерную, смею заметить, с запеченной в сливках картошечкой.

— Тащи всё сюда, и пива холодного побольше.

Насытившись и расплатившись, одарив полового щедрыми чаевыми, Павловский с неохотой покинул шинок. Посещение заведения оказалось второй его ошибкой.

Жандармский поручик Суханов, высокий и крепкий молодой человек, этим вечером отбывал в Вильно к новому месту службы и, предупреждённый штабс-ротмистром Каменцевым, поджидал Павловского в освобождаемой квартире. Он кратко обрисовал преимущества жилья, обратив внимание на чистоту дома и квартиры, порекомендовав попутно оставить прежнюю горничную, средних лет аккуратную польку, вдову полицейского урядника.

По мысли Павловского, всё выходило недурно: 5 рублей в месяц за квартиру (8 рублей ему полагалось доплатой к жалованью за найм жилья), 5 рублей — горничная. При 45 рублях месячного жалованья и оставшейся тысячи от подарка великого князя (тысячу он вручил матери) на первых порах жить было можно. Суханов вернул его к действительности:

— Мой вам совет, Сергей Эдуардович: в еврейских шинках выпивать и закусывать остерегитесь.

— А вам-то откуда известно? — с откровенным удивлением спросил Павловский. — И отчего нельзя?

— Не потому, что грязно, но дешево. Кстати, готовят там недурно. — Жандарм усмехнулся и разгладил усы. — А потому, корнет, что в последнее время имели место случаи пропажи в этих заведениях офицеров расквартированных в городе и округе воинских частей. Здесь, знаете ли, дорогой мой, граница недалеко, и германская разведка ведёт себя весьма дерзко, я бы сказал, даже нагло.

Павловский усвоил свои первые уроки, с упоением окунулся в службу, готовился к отправке с полком в летние лагеря, служебное будущее виделось ему успешным, а жизнь счастливой. А там, глядишь, и погоны поручика не за горами, возможно, и должность эскадронного…

А там началась война…

3

Его Императорского величества Александра III 2-й лейб-гусарский Павлоградский полк, в котором корнет Павловский начал свою службу, вступил в войну в составе 2-й кавалерийской дивизии сводного кавалерийского корпуса под командой генерала Хана Нахичеванского. Корпус представлял собой мощную ударную силу из четырёх с половиной кавалерийских дивизий 1-й армии генерала Ренненкампфа в составе Северо-Западного фронта.

Главнокомандующим Северо-Западным фронтом был шестидесятилетний генерал от кавалерии Яков Григорьевич Жилинский. Блестящее образование: Николаевское кавалерийское училище и Николаевская академия Генерального штаба по первому разряду. Завидная карьера: к марту 1914 года он уже командующий войсками Варшавского военного округа и варшавский генерал-губернатор; 19 июля 1914 года назначен Главнокомандующим армиями Северо-Западного фронта.

Генерал Жилинский слыл неплохим разведчиком, подготовившим ряд секретных научных трудов в интересах Генштаба по экономике и вооружённым силам некоторых государств. Между тем командного опыта практически не имел. Ни ротой, ни батальоном никогда не командовал. Следовательно, в нём не были воспитаны такие свойственные русским армейским офицерам качества, как ответственность, самостоятельность, способность принимать решения и отвечать за них. Опыта личного участия в боевых действиях тоже не имел. Его карьера формировалась главным образом в штабах и как-то скачкообразно.

По всей видимости, кто-то в императорском окружении настойчиво продвигал Жилинского по служебной лестнице. Многим было невдомёк: как ему, сорокалетнему полковнику, к началу Русско-японской войны удалось занять высокую должность в штабе наместника на Дальнем Востоке и получить шесть орденов (!), лично ни дня не командовав частями в боевой обстановке.

Трагедия Российской империи во многом состояла в том, что значительная часть её военно-политической элиты сформировалась не на почве неустанной работы в познании современных реалий, не в трудах по закреплению и развитию действительных успехов экономического развития страны на рубеже XIX–XX веков, модернизации вооружённых сил и созданию транспортной инфраструктуры страны, а на основе намертво укоренившихся сословных традиций делать карьеру путём тупого чинопочитания, угодничества, раболепства, протежирования, стремления во что бы то ни стало проникнуть в императорскую свиту или хотя бы приблизиться к ней.

Эти традиции, эту систему кадрового подбора одобрял и всячески поддерживал полковник Романов Николай Александрович, Государь и Самодержец Российской империи, сам ни дня не командовавший ни полком, ни бригадой, ни дивизией, ни корпусом. Напомним читателю, получив звание поручика в августе 1884 года, Николай провёл два лагерных сбора в рядах лейб-гвардии Преображенского полка в должности командира роты. Два летних сбора он отбывал в лейб-гвардии Гусарском полку, командуя взводом