Владимир Поляков - Страшная правда о Великой Отечественной. Партизаны без грифа «Секретно» Страница 40

В этот период «на вес золота» ценились такие партизаны-проводники, как Аметов Абибулла, Аметов Ибраим, Аппазов Мемет, Аширов Абдулл, Бенсеитов Умер, Бережной Андрей, Велиев Смаил, Ислямов Сеит, Кособродов Константин, Кузьмин Иван, Макаров Алексей, Мамутов Асан, Мурадосилов Абдурахман, Рябошапко Григорий, Халилов Эмир…

Вот как описывал свои впечатления об одном из проводников Илья Вергасов.

«Впереди — проводник по имени Арслан. За этим человеком гоняются, потому он скрывает свою фамилию. Проводнику около двадцати пяти, фигура как из бронзы литая, выносливость потрясающая, ходок — днем с огнем такого не найдешь. Помимо всего — удивительное чутье местности, прямо кудесник какой-то. Принюхается, раздувая тонкие точеные ноздри, и возьмет абсолютно верное направление. Вслед за проводником шел сам командир…» [67, с. 169].

Вероятно, И.З. Вергасов описывает Ибрагима Аметова, который был проводником в Алуштинском, Бахчисарайском, а затем во 2-м отряде 2-го сектора. Его жену с двумя детьми все же схватили гестаповцы и вскоре казнили. Командование чрезвычайно ценило Ибрагима Аметова. В числе самых первых он был награжден орденом Красного Знамени и медалью «За оборону Севастополя».

По мере того как шло время, у партизан появлялся опыт, знание местности. Такой острой необходимости в проводниках, как в первые месяцы, уже не было. Именно тогда стала зарождаться новая топонимика, восходящая к партизанскому прошлому Горного Крыма: «Мокроусовские скалки», «Стреляный лагерь», «Иваненковская казарма», «Дедов курень», «Малый аэродром»… Сегодня эти топонимы стали обязательной частью мемуарной литературы и всевозможных путеводителей. К сожалению, тема партизанской топонимики еще не стала объектом серьезного научного исследования.

После проведения массовой эвакуации отрядов одной из основных задач крымских партизан становится диверсионная работа. Самым значимым объектом — железная дорога.

Участок Симферополь — Севастополь находился в непосредственной близости от леса, но он хорошо охранялся специально выделенной для этого ротой «добровольцев», сформированных из бывших советских военнослужащих-грузин.

Участки Симферополь — Джанкой и Джанкой — Феодосия охранялись в меньшей степени, но путь к ним пролегал через степные районы полуострова. Вот уж действительно: выиграешь в силе, проиграешь в расстоянии. Но партизаны выходили на диверсии и на дорогу Севастополь — Симферополь, и в степь. Отныне самыми уважаемыми, самыми знатными людьми становились диверсанты, рейтинг которых определялся числом пущенных под откос эшелонов. Поставки с Большой земли знаменитой МЗД (мины замедленного действия полковника Старинова) значительно облегчали техническую сторону дела, но не сделали диверсию менее опасной, к тому же таких мин было очень мало. Выручала партизанская смекалка.

Доморощенные умельцы наловчились изготавливать так называемый «замедлитель Москалева». Получил он свое название по имени изобретателя. «Замедлитель» представляет собой фитиль из стропы парашюта разных размеров: для замедления на 20 мин. — 7 сантиметров; на 15 мин. — 5 см; на 10 мин. — 3 см; на 6 мин. — 2 см. Между фитилем и кусочком бикфордова шнура длиной 2–3 см имелась прослойка пороха, а затем капсуль-детонатор. Для предохранения горящего фитиля от дождя и маскировки самого огонька весь запал всовывался в специально сшитый колпачок в виде конуса. Зажигался фитиль с широкой стороны колпачка, на поверхности которого было вырезано несколько дырок для доступа воздуха [36, с. 8].

Со временем в отрядах сформировалась своеобразная элита — это были наиболее удачливые партизаны-подрывники. Слово «диверсант» из-за навязанного перед войной клише ассоциировалось только с противником. Наших диверсантов называли более политкорректным термином — подрывниками.

Это были Александр Старцев, Владимир Мамасуев, Николай Шаров, Василий Бартоша, Яков Сакович, Сейдали Курсеитов… Из перечисленных в живых останется только Яков Сакович. Александр Старцев и Василий Бартоша погибнут непосредственно в ходе диверсионной операции. В степи подрывников окружат две роты противника.

Примечательно, что в этот период командиром одной из таких групп становится Мемет Молочников. До войны он работал в Верховном суде республики, а в лесу был секретарем военного трибунала. После того как районы упразднили и его должность оказалась лишней, юрист Мемет Молочников возглавил группу подрывников 3 отряда 2-го сектора.

Следующая категория людей, чей опыт, умения, навыки ценились очень высоко, но говорить об этих людях публично было не принято — это дальние разведчики, или, что в общем-то равноценно, — связные подполья.

Эти люди должны были из партизанского лагеря, преодолев десятки километров, пройти в Симферополь, Сарабуз или другой населенный пункт Крыма, там встретиться с нужными людьми, собрать интересующую партизан информацию и живыми вернуться назад. Увы, так получалось далеко не всегда. К этой, одной из самых элитных партизанских категорий можно отнести Ивана Бабичева, Валентина Сбойчакова, Николая Клемпарского, Василия Младенова, Григория Гузия, Евгению Островскую, Элизу Стауэр…

В первой части книги я рассказывал об истории симферопольского «Дома в память 1905 года». Тогда же я услышал о том, что еще один мальчишка из этого дома, тоже сын политкаторжанина, Гера Тайшин погиб в партизанах.

Работая в архиве с наградными документами на крымских партизан, увидел знакомое имя: Тайшин Герман Асеевич, 1912 года рождения. Представлен к ордену Красного Знамени. Домашний адрес: Симферополь, бульвар Ленина, Дом памяти 1905 года, кв. 7.

Девятнадцать раз ходил в разведку в Симферополь и другие места. Связывался с тремя резидентами» [29, с. 30].

Погиб Гера Тайшин в Симферополе в марте 1944 года, нарвавшись на засаду в проваленной конспиративной квартире.

Вот как описывал свой выход в Симферополь разведчик Нури Халилов: «Дали мне время постричься, побриться, смыть грязь, дали фуражку, чистую рубашку, синий костюм железнодорожника. Своим офицерским поясным ремнем я подвязал брюки. Еще раз вызвали в особый отдел. Подписал на двух листках задания, что я все выполню. Мне дали денег: 3000 рублей и 2000 марок.

Кроме меня в Симферополь пошли из нашего отряда порознь еще два человека: Маркарян и Науменко. Перед уходом Науменко латал свою куртку и брюки парашютной ниткой, я посоветовал ему этого не делать, но он махнул рукой — ерунда» [57, с. 24].

К лету 1943 года основными задачами оставшихся в лесу партизан были диверсии и разведка, все остальное — бесконечные стычки и даже крупные бои — это издержки профессии.

Менялись и матерели партизаны, но менялся и противник.

Вдоль Алуштинского шоссе немцы заставили вырубить все кустарники на сто метров от дороги. Как зеницу ока охраняли железнодорожное полотно. Изощренней стала действовать и разведка противника.

С кардинальным изменением военно-политической ситуации на фронте в лес потянулись бывшие военнопленные. Кто-то действительно не имел возможности прийти раньше, к тому же и сами партизаны не очень стремились к расширению отрядов, а теперь в лес стали приходить все новые и новые люди. Кто-то просто просился взять его в отряд, чтобы с оружием в руках биться с врагом, а кто-то даже сулил «золотые горы» — связь с оставшимся в Симферополе подпольем.

Вот почему, когда в лесу появился некто Кольцов, который рассказал о себе, что он бежал из плена и связан с подпольем, то начальник разведки бригады Е.П. Колодяжный ему поверил, хотя более молодой чекист — начальник разведки отряда Федоренко Николай Колпаков, который первоначально имел с ним дело, сразу почувствовал неладное.

Именно с деятельностью Кольцова был связан ряд болезненных провалов в Симферопольском подполье.

И все же главным изменением в тактике противника было уже не поиск и уничтожение баз, которых партизаны просто не имели; не уничтожение лагеря, которого тоже практически не было, а блокирование аэродромов. Воздушный мост был воистину дорогой жизни. Если противнику удавалось привлечь против партизан большие силы, то выбора не было, партизаны покидали ближайшие к аэродромам леса с тем, чтобы потом снова вернуться, когда враг снимал блокаду. Держать в лесу большие силы противник не мог, а малые — сами становились объектом нападения. Вот так и жили. «Много волков — мало оленей».

К началу 1943 года у крымских партизан сложилась совершенно уникальная и несуразная структура управления. На первом этапе: ноябрь 1941 — март 1942 г. определилась ярко выраженная вертикаль власти, во главе которой стоял командующий.

Занимающий этот пост человек пользовался неограниченными правами, вплоть до отстранения от должности и даже расстрела любого командира или комиссара. Де-факто он был не ограничен контролем и со стороны партии, так как в силу своего сильного характера Алексею Мокроусову удалось полностью подчинить себе комиссара Владимира Мартынова, который свято верил в правоту командующего, так как, с одной стороны, был ослеплен его прежней боевой славой, а с другой — не желал идти на конфликт с человеком, который не задумываясь отстранил бы и его самого.