Юлий Анненков - Флаг миноносца Страница 40

Ефимов послюнявил карандаш, поднял глаза и просиял:

- Вот это жеребец! Англо-донец - красота!

Кавалерист гордо и весело взглянул на бойца в смешанной форме:

- Пиши, пиши, писатель! Чего рот раззявил? Давай сменяю жеребца на твой пароход!

Ефимову хотелось ответить что-нибудь не менее остроумное, но всадник тронул шпорами бока лошади в тех местах, где густо-коричневая блестящая шерсть переходила в нежную желтизну подпалин. Жеребец перебрал передними ногами, натянул повод и пошел крупной, размашистой рысью, а остальные лошади, поспевая за ним, перешли на короткий галоп. Маленький отряд скрылся, подняв облако вечерней пыли, пронизанной отлогими лучами.

Писарчук стоял на вахте у орудия. Он тоже смотрел на всадников, пока они не скрылись, потом его внимание привлек подозрительный гул. Привычно взглянув на залитую солнцем сторону неба, он заметил вдалеке несколько самолетов.

По сигналу "Воздух!" расчет занял места на орудии. Сомин навел бинокль и увидел три тяжелых транспортных самолета "Дорнье-216" в сопровождении истребителей. Стрелять по ним на таком расстоянии было бесполезно. Самолеты прошли стороной, и Сомин скомандовал "Отбой!", а вскоре с юго-востока донеслись винтовочные выстрелы и пулеметные очереди.

Минут через десять по селу пронесся карьером кавалерист, видимо из того самого отряда, который только недавно проехал в обратном направлении. Всадник резко осадил лошадь рядом с группой моряков, которые курили у колодца, беседуя с двумя женщинами. Здесь же находился, конечно, и Косотруб. На сей раз его гитара была украшена голубым бантом.

- Где ваш командир? - крикнул кавалерист. - Высадился воздушный десант.

Яновский вышел из избы, застегивая на ходу китель:

- Где десант? Сколько примерно человек?

- Там, в роще, прямо по шоссе. Человек сорок парашютистов с пулеметами. А может, больше.

- Скачите к вашему командиру. Из рощи никого не выпускать! Будем через десять минут.

Яновский задумался только на мгновенье: "Пожалуй, обойдусь без Арсеньева, и десант упускать нельзя. Обойдусь без Арсеньева!"

Он взял две боевые машины из второй батареи. "Этого, пожалуй, хватит".

Солнце уже село, когда "студебеккеры" остановились на пригорке, не доезжая полутора километров до рощи, обложенной со всех сторон редкой цепочкой спешившихся кавалеристов. Неподалеку, в ложбинке, стояли коноводы с лошадьми.

- Командир, ко мне! - крикнул Яновский с подножки машины. Подскакал старший лейтенант на англо-донском жеребце. Яновский уже принял решение.

- Накапливайтесь вон в той балочке. Атака немедленно после залпа. Людей с противоположной стороны рощи уберите.

Чернявый казак быстро сообразил, что от него требуется. Он не впервые встречался с "катюшей".

- Слушаюсь, товарищ начальник. Все ясно!

Орудия уже были наведены. Яновский махнул рукой:

- Залп!

Зашипели, завыли реактивные снаряды, и, как только раздались разрывы, казаки наискосок из ложбинки помчались в атаку с обнаженными клинками над головой. Моряки хорошо видели с пригорка, как они рубили на скаку выбегавших из горящей рощи парашютистов. Двое фашистов вытащили из рощи пулемет и уже готовы были открыть огонь в упор по казакам, но на них налетел старший лейтенант на гнедом жеребце. Дважды сверкнул клинок. Пулемет не выпустил ни одной пули.

Все было кончено в течение нескольких минут. Яновский подождал, пока кавалеристы прочесывали рощу, чтобы в ней никого не осталось. Снова подъехал командир казаков. Ефимов сказал другому матросу:

- В первый раз вижу кавалерийскую атаку. Как в кино!

Казак подмигнул ему, как старому знакомому:

- А ваш пароход - тоже ничего! Так дали, что и нам, почитай, нисколько не оставили.

- Не пароход, а корабль, - серьезно поправил Ефимов, - корабль в степи!

Эти слова любили повторять в дивизионе.

- Как ваша фамилия? - спросил Яновский казачьего командира. Передайте вашему начальнику, что комиссар гвардейской морской части объявил вам благодарность.

- Старший лейтенант Шелест, - четко ответил кавалерист, прикладывая ладонь к козырьку. - Передам лично генералу Кириленко, как моряки взаимодействовали с казаками.

В то время как Яновский со своими двумя машинами возвращался в Ладовскую балку с юга, с севера въехал в станицу лейтенант Рощин. Он положил на стол перед Арсеньевым боевое распоряжение: "Задержать танковые колонны в районе поселка Хлебороб".

- Отдохнули... - сказал Арсеньев.

Г Л А В А  VII

ПО УСТАВУ СЕРДЦА

1. ДО ДЕВЯТИ ЧАСОВ УТРА...

Отступление наших войск продолжалось. Отходила с боями и оперативная группа генерала Назаренко. Танковые клинья врага все глубже вонзались в степи, тянулись к Кубани. Теперь генералу было еще труднее руководить своими частями. Иногда полки и дивизионы на несколько суток теряли связь со штабом группы и действовали самостоятельно, стремясь как можно дольше задерживать продвижение немцев.

Морской дивизион хорошо знали по всему фронту. Он, пожалуй, стоил полка. Отходя от станицы к станице, возвращаясь назад, двигаясь параллельно танковым колоннам, Арсеньев вступал в бой по нескольку раз в день и каким-то чудом выводил свою часть из-под удара, когда казалось, что спасения не будет. Потери дивизиона по сравнению с другими частями были не велики, но все-таки людей не хватало. Многим рядовым краснофлотцам приходилось выполнять обязанности младших командиров, а некоторые сержанты и старшины командовали взводами. Среди них был и Сомин. После того как из трех зенитно-противотанковых орудий осталось два, а пулеметную машину окончательно закрепили за разведкой, батарея превратилась во взвод. Его командиром назначили Сомина. Он все еще ходил с забинтованной рукой, забегая в свободную минуту на перевязку в санчасть. Обычно его перевязывала Людмила. Теперь они были друзьями, и хотя девушка не говорила Сомину ничего такого, что не могла бы сказать каждому, она всегда заканчивала словами:

- Ты, Володька, понимаешь меня лучше всех, а главное, не читаешь мораль.

Вторым ее другом был Горич. В начале совместной службы он, конечно, попытался за ней поухаживать. Старший лейтенант медслужбы никогда не мог пожаловаться на равнодушие женщин. Здесь он, по-видимому, успеха не имел. Что происходило в санитарном автобусе, осталось тайной, однако бойцы видели, как однажды ночью Юра выскочил из машины в одних трусах. Из двери высунулась растрепанная Людмила с Юриным пистолетом в руках.

Потом было не до ухаживаний. Но когда начались непрерывные бои и марш-маневры на сотни километров, старший лейтенант медслужбы не раз говорил, что лучшей помощницы и желать нечего. Она командовала санинструкторами батарей, как когда-то зенитчиками, не давала спуску никому, в том числе и Горичу, но и себя не жалела тоже. Когда в штабе внезапно вспомнили о старом решении отчислить Шубину из части, Горич заявил:

- Пусть отчисляют вместе со мной. А лучше - пусть пошлют вдвоем в батарею. Меня - командиром взвода, а Людмилу санинструктором.

Их всегда видели вместе. Жили они оба в санитарном автобусе, когда там не лежали раненые. Многие считали, что это одна из тех крепких фронтовых пар, которая пронесет, не в пример прочим, свою спокойную привязанность до самого конца войны, а потом будет ее нести и дальше. Горич только посмеивался, слыша такие разговоры. Он-то знал лучше всех, что Людмила вообще не принимает его в расчет как мужчину. Со свойственной ей бесцеремонностью она переодевалась при нем, а когда он начинал возмущенно фыркать, то получал еще и нагоняй в придачу:

- Если не можешь сидеть спокойно, выкатывайся к чертовой матери. Интеллигенция!

И все-таки они были настоящими друзьями, связанными той взаимной заботой, которая так ярко проявляется на фронте, не нуждаясь ни в каком словесном выражении. Такая грубоватая дружба без скидок, но в то же время и без обид охватывала, за редким исключением, всю часть.

Пытаясь объяснить себе и другим успехи дивизиона Арсеньева, генерал Назаренко ставил эту спаянность чуть ли не на первое место.

- Смелость - это еще не все, - говорил он, - без выучки, дисциплины, сознательности тоже не обойдешься, но есть у моряков Арсеньева еще одна вещь... - Он задумывался, подбирая подходящее сравнение, и всегда приходили на ум слова, известные всем, много раз слышанные, и все-таки самые верные - морская дружба! - Вы посмотрите, как живут командир и комиссар! Думаете, у них не бывает стычек? Еще какие! А все равно они действуют, как один человек. Весь дивизион - как один человек. Батарея - с батареей, расчет - с расчетом, матрос - с матросом. Это такая цепочка, что не перегрызешь!

После ростовского боя и рейда под Егорлыкскою Назаренко был убежден, что дивизион Арсеньева выполнит любую задачу, и когда в штабе фронта сомневались, смогут ли моряки без поддержки других частей удержать дорогу или нанести внезапный удар, Назаренко отвечал: