Александр Каревин - Малоизвестная история Малой Руси Страница 40

Как не доходят у них руки и до другого. Одновременно с антицерковной кампанией в селах происходило и так называемое раскулачивание. И если об ущербе, нанесенном этим процессом сельскому хозяйству, написано уже немало, то другая сторона происходившего находится (опять же) за рамками внимания исследователей. Для наглядности стоит вновь обратиться к одному из сборников свидетельств о 1933 годе. Вот, например, цитата из воспоминаний жителя села Макиевка (оно находится под Нежином): «В феврале — голод и в хате шаром покати. И блуждали по селам люди в поисках гнилой картошки или перемерзлой свеклы. В левадах по берегам реки Перевид дерли кору с деревьев, обрезали ветки вербы, ели почки, молоденькие листья и травы». И далее: «Подобрали в тот день на базарной площади закостеневшего старичка с плетеной корзинкой и сгорбленную старушку с торбочкой, направили трупы в Галицкую больницу. Там, в мертвецкой, уже двадцать четыре мертвеца было».

Такое свидетельство не может не вызвать содрогания. Но вызывает содрагание и другое сообщение (если, конечно, в него вдуматься), из газеты «Нове село» за январь 1930 года: «На Нежинщине бедняки и середняки сел Галица и Макиевка Лосиновского района, объединившись в сельскохозяйственную артель, постановили выселить кулаков за пределы села, отобрать у них землю, скот, инвентарь и передать все коллективу». И зажиточных крестьян («кулаков»), виновных лишь в том, что они были хорошими хозяевами, вместе с членами их семей посреди зимы выгоняют из собственных домов, а теперь уже бывшие односельчане («бедняки и середняки»), не испытывая мук совести, делят их имущество между собой. Последствий долго ждать не пришлось. Как тут не вспомнить еще одну цитату, из Библии: «Горе тому, кто без меры обогощает себя не своим, — надолго ли?»

О том, что происходящее до добра не доведет, борцов «с попами и кулаками» предостерегали неоднократно. «Будет голод», «Будет страшный голод», «В конце пятилетки (то есть в конце 1932 года — Авт.) придет сатана» — таких пророчеств было множество (Смилянский тут ничего не придумал). Тот же журнал «Безвiрник» в 1929–1931 годах регулярно сообщал о них, разумеется в насмешливом тоне, подавая как образчики «религиозного мракобесия» и «кулацко-поповской пропаганды». В одном из пророчеств был даже точно указан срок. Мартовский номер «Безвiрника» за 1929 год писал, что в Ровенецком районе на Луганщине некий Зинченко в религиозной проповеди прокомментировал творящееся в селах: «Все это дела дьявольские, всему этому будет конец в 1933-м году». Упивающуюся своим безбожием толпу предупредили. Так ведь не верили.

Видимо, нужно оговориться: как бы там ни было, трагедия 1932–1933 года все равно ужасна. Злорадное морализаторство, типа: «Получили, что заслужили» здесь неуместно. Однако нельзя искать виновников случившегося исключительно в Кремле. Из трагического прошлого надо уметь делать выводы. Дабы оно не повторялось.

Между прочим, в 1933 году такие выводы делались. Хотя советская пресса о голоде, как правило, не писала, правдивая информация на страницы СМИ иногда просачивалась. Скажем, все в том же журнале «Безвiрник» за 1933 год автор одной из статей сообщал, что в течение февраля-мая он «с бригадой массовой работы» объехал 18 сел Ново-Водолазского района Харьковской области. «Классовый враг немало поработал на религиозном фронте, чтобы по своему «пояснить» трудности, переживаемые в районе некоторыми колхозами, — говорилось далее. — Нам пришлось услышать достаточно законченные обобщения, в которых все сводилось вот к чему: «Бог покарал людей за то, что они его забыли. Раньше не было ни машин, ни удобрений, но зато был хлеб». Вместе с тем высказывалось сожаление по поводу того, что, мол, «хороших хозяев разорили» (кулаков), «у людей отбирают хлеб» и т. п. Есть много конкретных указаний об усиленном распространении попами и кулачеством этого тезиса».

Правда, автор тут же успокаивал своих читателей, отмечая, что «такое объяснение распространено было среди колхозников очень мало». Вот и сегодня глубинных причин трагедии 1932–1933 годов пытаются доискаться немногие.

И еще одно. Некоторые публицисты ныне пишут, что с помощью искусственно организованного голода тоталитарный режим психологически надломил украинцев, заставил их подчиниться советской власти. Это не так. Когда-то многие сотни тысяч людей в Украине клали свои головы за Веру Православную. Их потомки в конце 1920-х сами (пусть и побуждаемые властями) отрекались от Бога, закрывали храмы, жгли иконы. Значит, психологический надлом произошел раньше и «голодомор» здесь не причем.

Был ли голод 1933 года геноцидом украинцев?

О голоде 1932–1933 годов (сейчас его принято называть голодомором) говорится и пишется на Украине вроде бы немало. Данной теме посвящены монографии и художественные произведения, газетные и журнальные статьи, теле- и радиопередачи. Опубликованы воспоминания уцелевших очевидцев. Обнародованы многие документы. Регулярно проводятся научные конференции. Ежегодно отмечается День памяти жертв голодомора. Создана специальная ассоциация исследователей тех событий. Но…

Но так уж получается, что говорить много — не обязательно означает: говорить правду. Слишком велико количество тех, кто готов использовать печальную страницу отечественной истории для зарабатывания политического (и не только) капитала. Реальная картина общенародной трагедии окутана ныне на Украине густым туманом из всевозможных мифов. Туманом, за которым очень трудно разглядеть истину. Потому, наверное, будет не лишним попытаться этот туман развеять.

«Чужой» голод

А начать, видимо, стоит с того, что ужас 1932–1933 годов являлся не только украинской бедой. В то время от голода массово умирали жители Среднего и Нижнего Поволжья, Центрально-Черноземной области (ЦЧО), бывших казачьих областей Дона и Кубани, Предкавказья, Северного Казахстана, Южного Урала, Западной Сибири. В зоне бедствия оказались почти все зернопроизводящие районы СССР. И это неудивительно. Продовольственная катастрофа была вызвана не естественными причинами, а политикой насильственной коллективизации и усиленных хлебозаготовок. Политикой, проводившейся повсеместно. На Украине еще не самыми быстрыми темпами. К концу 1932 года в республике коллективизировали (то есть принудительно согнали в колхозы) 69,9 % крестьянских хозяйств. А в Поволжье — 77,5 % (в Нижне-Волжском крае даже 82,5 %). В Северо-Кавказском крае (куда входили бывшие Донская и Кубанская области, Ставрополье и ряд национальных автономий) — 71,3 %. Не намного меньшим, чем на Украине был к указанному сроку процент коллективизированных хозяйств в Казахстане (69,7), ЦЧО (67,9), Уральской области (67,8), Западной Сибири (63,9).

Как видим, ситуация с коллективизацией в зернопроизводящих районах не сильно различалась. Одинаковыми были и последствия. Ликвидация индивидуального землевладения. Высылка лучших, наиболее трудолюбивых земледельцев («кулаков») на север. Беспредел, при подстрекательстве властей устраиваемый в селах так называемым «бедняцким активом». Уничтожение самими крестьянами (чтобы не отдавать в колхоз) домашнего скота и сельхозорудий. Наконец, нежелание сельских труженников сеять и убирать хлеб, который все равно отберут. Все это не могло не сказаться на урожаях.

Тем временем, правительство не желало считаться с реальностью. Объем хлебозаготовок постоянно увеличивался. В 1931–1932 годах в Украинской ССР было «заготовлено» (фактически выкачано из села) на 36,7 % зерна больше, чем в 1929–1930 годах. Еще быстрее росли хлебозаготовки в Северо-Кавказском (на 56,3 %) и Средне-Волжском (на 46,1 %) краях РСФСР. Соответствующее увеличение в ЦЧО составило 28,7 %, в Сибири — 19,3 %. Меньшими, но в тех условиях тоже существенными, темпами, росло количество отобранного у крестьян хлеба в Казахстане (на 6,9 %), в Нижне-Волжском крае (6,6 %), на Урале (4,7 %).

В сочинениях украинских голодомороведов можно прочитать, что в России хлебозаготовки проводились якобы не так жестко, как в УССР. Например, профессор Станислав Кульчицкий, считающийся у нас в стране ведущим специалистом по голодомору, утверждает, будто в РСФСР из сел, не выполнивших план хлебозаготовок, забиралось и вывозилось зерно, «но в хорошо поставленных крестьянских хозяйствах оставались незерновые продовольственные продукты — сало, картошка, капуста, лук, свекла, фрукты, тыквы и т. п.» На Украине же (да еще в населенной украинцами Кубани) у сельских жителей отбирались абсолютно все продукты. «Такой конфискации незернового продовольствия, то есть террора голодом, в других регионах СССР не наблюдалось», — уверяет профессор. Это, мол, и привело к тому, что прямые потери населения от голода в Украинской ССР оказались «на порядок больше», чем, к примеру, в Поволжье, хотя оба региона по размерам примерно равны. Отсюда Кульчицкий делает вывод об именно антиукраинской направленности голодомора.