Вячеслав Перепелица - Чехия и чехи. О чем молчат путеводители Страница 42

Нельзя сказать, что не было сопротивления культурной немецкой экспансии. Писались книги на чешском языке, в некоторые монастыри не допускались немецкоговорящие. А Гуситскими войнами, несмотря на их жестокость и разрушительность, когда страна была отброшена в своем развитии лет на сто назад, чехи все-таки гордятся как национально-освободительными. Кстати, не всегда правильно трактовать подобные события, битвы и противостояния, только как национально-освободительную борьбу. Знаменитое поражение при Белой горе считается символом немецкого порабощения Чехии, но справедливости ради надо заметить, что чехи и немцы участвовали в ней с обеих сторон, это была битва между протестантами и католиками. А среди двадцати семи казненных после нее чешских дворян было четверо немцев. Болезненно отразился в памяти чехов и тот период, когда после гибели чешского короля Пржемысла II был назначен наместником немецкий князь Отто Бранденбургский, который со своим войском творил настоящий грабеж и насилие в чешских землях. Этому горькому времени посвящена даже первая опера Бедржиха Сметаны «Брандербуржцы в Чехии».

Однако совсем тяжелые времена для чехов настали, когда страна полностью оказалась под игом австрийских Габсбургов. Лучшая часть чешского дворянства покинула страну, не поступившись своими религиозными убеждениями. Статус чешского языка полностью зависел от воли очередного монарха и постепенно низвелся до языка простонародья, исключенного из официального обихода. Утеря самобытности чешской нации стала почти свершившимся фактом.

Лишь на рубеже XIX века началось пробуждение самосознания чехов, прежде всего усилиями ученых, исследовавших язык, культуру и историю чешского народа. Правда, поначалу все было так запущено, что эти исследования писались и издавались только на немецком языке (или на латинском). Более того, сами чешские ученые-просветители «… на первых порах уверены были в окончательном торжестве германизма и скептически относились к намерениям возродить чешскую национальность. Добровскому приписываются знаменитые слова о чешском национальном будущем: „Оставьте мертвых в покое“. Пельцер долгое время разделял ту же точку зрения и выразился один раз в печати, что трудиться над пробуждением чешского самосознания – значит плыть против течения» (М. К. Любавский. «История западных славян»).

Однако, как говорится, процесс пошел. Чешская интеллигенция преодолела «элегический скептицизм» и стала сознательно трудиться на ниве возрождения нации: издавать чешских авторов, исторические хроники, учебники языка и истории чехов. На обложках книг замелькал проснувшийся чешский двухвостый лев [10]. Особое оживление национальных чувств произошло, как и у многих народов Европы, в эпоху наполеоновских войн, а у чехов дополнительное воодушевление вызвало появление в их землях русской армии – славянское братство! Настоящие подвижники и герои появились тогда в Чехии, и благодарный народ называл их будителями и ставил им памятники на площадях. Юнгманн переводил западных авторов на чешский язык, написал и издал историю чешской литературы, теорию словесности и составил огромный пятитомный чешско-немецкий словарь. А в свободное время бесплатно преподавал чешский язык в гимназиях и семинариях. Юнгманн был наставником и вдохновителем молодых литераторов, и прежде всего многообещающего поэта Вацлава Ганки, которого он поощрял «тихо и бесшумно работать над тем, чтобы чешская национальность не погибла». Ганка весьма вдохновился, собирал и издавал чешские народные песни, перевел «Слово о полку Игореве», писал свои стихи в стиле народной поэзии. Но «тихо и бесшумно работать» ему показалось мало… В среде литераторов и историков, не только чешских, но и немецких, произошла настоящая сенсация: внезапно были найдены две старинные рукописи, написанные великолепным поэтическим языком и проливающие свет на доселе неизвестные страницы древней чешской истории! Ура! У немцев есть «Песнь о Нибелунгах», у русских – «Слово о полку Игореве», а у чехов отныне – бесценные Краледворская и Зеленогорская рукописи!.. Короче, вы уже догадались: увлекшийся Ганка со товарищи создали великолепную литературную мистификацию, которая даже в ряду Козьмы Пруткова, «Театра Клары Гасуль», Черубины де Габриак, Эмиля Ажара занимает особое место. Подделка была настолько искусно сработана – написана средневековым шрифтом на старинном пергаменте, почти лишена стилистических и исторических несоответствий, – что специалисты не усомнились в ее подлинности, хоть изучали весьма тщательно. Лишь спустя продолжительное время обнаружились в ней отдельные неточности и совпадения со стихами самого Ганки – произошло разоблачение. Насколько я знаю, скандала большого не случилось, Ганку если и ругали, то несильно. Главная цель была достигнута – еще сильнее вспыхнул интерес к чешской истории. Кстати, изрядная часть наших ученых, специалистов в данной области, считает «Слово о полку Игореве» тоже искусной подделкой!

Больше всего почитают чехи знаменитого историографа Чешского королевства и политического деятеля Франтишека Палацкого. Составитель самой подробной «Истории чешского народа в Чехии и Моравии» внес большой вклад абсолютно во все области национальной жизни. Он заботился о чешском театре, опекал славянских ученых в Праге, составил подробный энциклопедический научный словарь, активно занимался политикой. Современниками он был признан духовным вождем чешского народа, а в конце XIX века чехи воздвигли ему грандиозный памятник на площади его имени.

Политическая же борьба проходила с переменным успехом: если чехи добивались каких-то уступок в австрийском парламенте, то начинали протестовать немцы. В вопросе о равноправии языков их можно было понять: немецким чиновникам пришлось бы усиленно учить чешский язык. Были парламентские дебаты, бойкоты, протесты. Были народные волнения с применением огнестрельного оружия. Был парадоксальный момент, когда чешская общественность выступила с верноподданническим заявлением в адрес Австрийской империи! Дело в том, что местные немцы предлагали включить Чехию в состав Великой Германии, что привело бы к полному растворению чешской нации. Из двух зол выбирают меньшее, и чехи предпочли выступить за сохранность Австрийской империи, а Франтишек Палацкий произнес знаменитую фразу: «Если бы Австрии не было, мы должны были бы создать ее». Надо признать, что австрийские правители, имея такую многонациональную империю, проводили национальную политику достаточно гибко, отнюдь не жестко. Тем не менее, как об этом с горечью писал Палацкий, нередко в центре Праги человек, задавший вопрос на чешском языке, мог услышать в ответ презрительное: «Говорите, пожалуйста, по-человечески» [11]. Нельзя и только в черном цвете представлять это соседство. И браки межнациональные были, и дружбу водили, и взаимопроникновение культур на всех уровнях отрицать невозможно. Взять хотя бы чешскую кухню – налицо явное влияние немецкой: свиные ребрышки и рульки, сосиски-сардельки, апфельштрудель. А в немецких семьях стремились иметь чешскую повариху: готовят лучше всех. Дико называть Прагу немецким городом, но отрицать большое влияние немецкой культуры на чешскую тоже полная нелепость. Вену называли самым большим чешским городом. До сих пор в телефонной книге Вены огромное количество славянских фамилий, больше всего словацких.

Вот в таком подвешенном состоянии живущие бок о бок чехи и немцы подошли к началу Первой мировой войны. Обоюдная неприязнь достигла апогея. В биографии Альберта Эйнштейна, который в то время преподавал в Пражском университете, описывается, как профессоры чешского и немецкого отделений (умницы, физики-теоретики!) демонстративно не общались и не здоровались друг с другом! Выехав на научную конференцию в какую-нибудь европейскую столицу, совместно обсуждали доклад коллеги о строении вещества, а вернувшись в Прагу, опять не здоровались. Вот один эпизод: проходят несколько немецких интеллигентов по улице, видят покосившуюся вывеску. «Ничего, может, упадет какому-нибудь чеху на голову!» Дружный жизнерадостный смех… Полностью онемеченный чех закатывает скандал каждый раз, когда на почте ему продают открытку, где помимо немецкой есть надпись и на чешском языке. Коллективные драки стенка на стенку между чешскими и немецкими школьниками или студентами вошли в традицию. «… Теперь я понимаю, почему маленький Кафка боялся… тогда, в тысяча восемьсот девяносто втором году, в Праге, и особенно в Старом Месте, ссорились и дрались чехи с немцами, так что австрийское правительство объявило чрезвычайное положение… а в девяносто седьмом эти стычки между чехами и немцами коснулись и евреев… Антисемитизм разгорелся с новой силой» [12].