Натаниель Готорн - Рассказы Страница 42

- Это уже не будет девичье чувство, если ему дать имя, - ответила горная нимфа, смеясь, но, однако, избегая его взгляда.

Все это было сказано так, что никто их не слышал. Возможно, в их сердцах зародился росток любви столь чистой, что она могла бы расцвести в раю, поскольку ей не дано было созреть на земле, - ибо женщины преклоняются перед тем мягким чувством собственного достоинства, которое было присуще этому юноше, а гордая, созерцательная, но добрая натура чаще всего очаровывается той простотой, которой обладала молодая девушка. Но пока они тихо разговаривали и он наблюдал, как счастливая грусть сменяется легкой тенью, робкими желаниями девичьей души, звук ветра, проносившегося через перевал, становился все сильнее и мрачнее. Казалось, как заметил наделенный воображением незнакомец, будто пели хором духи ветра, жившие некогда, еще во времена индейцев, среди этих гор и нашедшие в их вершинах и расселинах свое священное обиталище. На дороге послышались причитания, как будто шла похоронная процессия. Чтобы рассеять уныние, домочадцы подбросили в огонь сосновых веток, сухая хвоя затрещала, пламя разгорелось и вновь осветило картину мирного и скромного счастья. Свет нежно озарял и ласкал их. Лучи пламени выхватывали из темноты то маленькие личики детей, выглядывающих из своей кровати, то могучую фигуру отца, то мягкое, озабоченное лицо матери, то высокомерного юношу, то цветущую девушку и добрую старую бабушку, все еще занятую вязанием в своем теплом углу.

Старая женщина подняла глаза от работы и, продолжая вязать, заговорила.

- У стариков, - сказала она, - есть свои думы, как и у молодых. Вы тут высказывали свои желания и намерения и толковали о разных вещах, так что и я стала размышлять о том, о сем. Чего же может желать старуха, которой остался один или два шага до могилы? Дети, эта мысль будет преследовать меня день и ночь, если я не открою ее вам.

- Что же это за мысль, матушка? - воскликнули муж с женой в один голос.

Старая женщина с таинственным видом, который заставил слушателей теснее сдвинуться у огня, поведала им, что она несколько лет назад заготовила себе погребальный наряд - саван из добротного полотна, чепец с рюшем из муслина, и все это более хорошего качества, чем та одежда, которую ей приходилось носить со дня венчания. Но в этот вечер ей странным образом вспомнилось одно старинное поверье. Когда она была молодой, говаривали, что если что-нибудь упустишь при обряжении тела, если, например, рюш недостаточно отглажен или чепец надет неладно, - труп, в гробу или под землей, будет стараться высвободить свои ледяные руки, чтобы привести все в порядок. Одна мысль об этом лишала ее покоя.

- Не говори так, бабушка, - сказала девушка, вздрогнув.

- Итак, - продолжала старуха с необычайной серьезностью и вместе с тем улыбаясь собственному безрассудству, - я хочу, чтобы кто-нибудь из вас, дети мои, когда вашу мать оденут и положат в гроб, - чтобы кто-нибудь из вас подержал над моим лицом зеркало. Как знать, быть может, я смогу взглянуть на себя и проверить, все ли в порядке.

- Старый и малый - все мы грезим о могилах и памятниках, - пробормотал незнакомый юноша. - Хотелось бы мне знать, что чувствуют моряки, когда их корабль тонет и всем им в безвестности и бесславно суждено быть погребенными в океане, в этой огромной и безымянной гробнице.

На мгновение страшная фантазия старухи настолько завладела умами ее слушателей, что в первые минуты, когда звук за окном в ночи, казавшийся сначала ревом ветра, превратился затем в нечто оглушительное и ужасное, он не был замечен обреченной кучкой людей. Но вот дом и все внутри его задрожало; казалось, заколебались сами земные устои, как будто этот зловещий звук был трубным гласом Страшного суда. Старые и малые обменялись безумным взглядом и застыли на минуту, бледные и испуганные, не в состоянии произнести ни слова или сдвинуться с места. Затем одновременно со всех губ сорвался один пронзительный крик:

- Обвал! Обвал!

Самыми простыми словами мы постараемся рассказать, что произошло, хотя никакие слова не в силах передать неизъяснимый ужас разразившейся катастрофы. Жертвы ее поспешили из домика и стали искать спасения там, где, как им казалось, было более безопасно и где на случай подобной беды было сооружено нечто вроде заслона. Увы! Они покинули безопасное место и кинулись прямо навстречу гибели. Вниз потоком обломков рухнул весь склон горы, но, не достигнув дома, разделился надвое и, не разбив в нем ни одного окна, завалил все окрестности, преградил дорогу и уничтожил все на своем страшном пути. Задолго до того, как гром этого обвала затих в горах, муки несчастных закончились и жертвы катастрофы успокоились навсегда. Их тела так никогда и не были найдены.

На следующее утро виден был легкий дымок, вздымавшийся из трубы домика и устремлявшийся к горному склону. Внутри все еще тлел огонь в очаге и стулья стояли вокруг него, как будто обитатели дома вышли взглянуть на опустошения, произведенные обвалом, и вскоре вернутся, чтобы возблагодарить небеса за свое чудесное спасение. Каждый из погибших оставил по себе какой-нибудь знак, глядя на который те, кто знал эту семью, оплакивали его судьбу. Кто не слышал их имен? Историю эту рассказывают всюду и везде, и она навсегда останется легендой этих гор. Поэты воспели их гибель.

Некоторые обстоятельства заставили кое-кого предположить, что в эту роковую ночь в доме приняли незнакомца, который разделил участь всех его обитателей; другие думали, что для такого предположения нет достаточных оснований. Горе пылкому юноше, мечтавшему о том, что память о нем сохранится навеки! Имя его и личность совершенно неизвестны, его история, его жизненный путь, его планы - тайна, которая никогда не будет открыта; его смерть и его существование одинаково загадочны, - кто же был он, испытавший ужасы этого смертного часа?

СОКРОВИЩЕ ПИТЕРА ГОЛДТУЭЙТА

Перевод И. Исакович

- Итак, Питер, вы не желаете даже обсудить это дело, - сказал мистер Джон Браун, застегивая сюртук, плотно облегавший его дородную фигуру, и натягивая перчатки. - Вы решительно отказываетесь отдать мне этот старый, нелепый дом вместе с прилегающим к нему участком за названную мной цену?

- Ни за эту, ни даже за втрое большую, - отвечал изможденный, седой и бедно одетый Питер Голдтуэйт. - Дело в том, мистер Браун, что вам нужно подыскать себе другое место для вашего кирпичного строения и примириться с тем, что мое имущество останется у своего нынешнего владельца. Будущим летом я собираюсь выстроить новый, великолепный дом на фундаменте старого.

- Эх, Питер, - вскричал мистер Браун, открывая дверь в кухню, - строили бы вы ваши замки в воздухе - там участки дешевле, чем на земле, не говоря уже о цене на кирпич и известь! Для ваших зданий это достаточно прочный фундамент, а вот тот, что под нами, - это как раз то, что нужно для моего, и на этом мы оба можем сговориться. Ну как? Что вы на это скажете?

- Да то же, что и раньше, мистер Браун, - отвечал Питер Голдтуэйт. - А что до замков в воздухе, то мое здание, может, и не будет таким великолепным, как они, но, вероятно, будет таким же прочным, мистер Браун, как и то почтенное кирпичное сооружение с мануфактурным складом, портновской мастерской и банковским помещением внизу и с адвокатской конторой во втором этаже, которое вам так хочется построить вместо моего.

- Ну, а расходы, Питер? А? - спросил несколько раздраженно мистер Браун, уходя. - Их, я полагаю, сейчас же покроет чек, выписанный на "Банк мыльных пузырей" ?

Джон Браун и Питер Голдтуэйт были оба известны в торговом мире двадцать или тридцать лет назад как представители фирмы "Голдтуэйт и Браун", однако это товарищество вскоре распалось из-за внутреннего несоответствия его составных частей. С тех пор Джон Браун, обладавший как раз теми качествами, которые присущи тысячам других Джонов Браунов, и благодаря упорству, которое всем им свойственно, блестяще преуспел и сделался одним из самых богатых Джонов Браунов на земле. Наоборот, Питер Голдтуэйт, после крушения бесчисленных планов, которые должны были собрать в его сундуки бумажные деньги и звонкую монету страны, стал таким же нищим, как любой бедняк с заплатами на локтях. Разницу между ним и его прежним компаньоном можно определить кратко, и состояла она в том, что Браун никогда не полагался на удачу, но она всегда ему сопутствовала, а Питер считал удачу главным условием выполнения своих проектов, но она постоянно изменяла ему. Пока у него оставались средства, спекуляции его были великолепны, но в последние годы они ограничивались такими незначительными делами, как игра в лотерее. Однажды он отправился в золотоискательскую экспедицию куда-то на юг и с поразительной изобретательностью умудрился там опустошить свои карманы более основательно, чем когда-либо прежде, в то время как остальные участники экспедиции полными пригоршнями набивали карманы золотыми слитками. Несколько позже он истратил наследство в тысячу или две долларов на покупку мексиканских акций и сделался благодаря этому владельцем целой провинции; однако эта провинция, насколько Питеру удалось установить, находилась в тех местах, где он мог бы за те же деньги приобрести целую империю, а именно - в облаках. По окончании поисков этой ценной недвижимости Питер вернулся в Новую Англию таким изможденным и обтрепанным, что пугала на кукурузных полях кивали ему, когда он проходил мимо них. "Их всего лишь трепало на ветру", возражал Питер Голдтуэйт. Нет, Питер, они кивали тебе, ибо пугала узнавали своего брата.