Булач Гаджиев - Шамиль Страница 42

Думаем, Шамиль был несправедлив к ней. Вероятно, неприязнь к Да–ниель–беку, независимый характер невестки и ее нелюбовь к Кази–Магомеду вызывали у имама досаду и неприязнь к Каримат. Как бы то ни было, Шамиль считал, что им нельзя жить под одной крышей.

Кази–Магомед задержался в Дагестане гораздо дольше», чем предполагалось, и вернулся в Калугу лишь 16 августа 1860 года. Авторитет Шамиля и некоторый нажим местных властей поставили Даниель–бека в такие условия, что он волей–неволей должен был отпустить дочь свою в Россию.

Встречали ее сдержанно, без особого восторга. Супругам выделили флигель. Уже через месяц после приезда Каримат заболела. Домашний врач Шамиля объяснил, что болезнь Каримат — последствия золотухи. На родине болезнь проявлялась слабо и отступала перед домашними средствами лечения. В Калуге же, где Каримат жила в сыром флигеле, да еще безвыходно, недуг усилился. Женщина не видела солнца, мало бывала на воздухе. Она неумеренно употребляла, как и другие дагестанки в Калуге, уксус и лимоны, что также усугубило болезнь. Главная же причина ее состояния вызывалась тоской по родине. Кроме того, к ней неприязненно относилась жена Шамиля Зайдет, Каримат отвечала ей тем же.

К февралю 1861 года Каримат стало совсем плохо. Болезнь прогрессировала. Убитый горем Кази–Магомед не знал, как спасти любимую жену. Доктор сказал, что повлиять на ее состояние вряд ли теперь чем‑либо можно. Каримат к тому времени настолько исхудала, что никак нельзя было признать в ней былую красавицу. Она перестала есть, лежала в постели, отрешенная от всего, безразличная к мужу, который по–прежнему был очень ласков и нежен с ней.

В мае 1862 года 25–ти лет от роду она умерла. По просьбе Даниель–бека Каримат решено было похоронить на родине в городе Нухе. Её привезли в Дагестан в железном саркофаге. Тело умершей сопровождали корпус фельдъегерей и офицер Гузей Разумов.

Безмерны были страдания Кази–Магомеда. Он выглядел настолько плохо, что многие заподозрили у него чахотку. Врачи не подтвердили опасения родных.

Потеря любимого человека оставила глубокую рану в сердце Кази–Магомеда.

Рассказывая о Мухаммеде–Шеффи, мы снова вынуждены обратиться к событиям на горе Ахульго.

Выбравшись из пещеры, Шамиль с родными и приближенными направился в Чечню. По дороге, в ауле Бонны, Патимат родила третьего ребенка. Мухаммед–Шеффи, или, как его стали называть в России, Магомед–Шеффи, родился в сентябре 1839 года.

В 1854 году, когда в Ведено везли пленных грузинских княгинь, встретили нескольких верховых, Впереди них ехал мальчик лет 14. Пленницы «не могли не обратить внимания на поразительную красоту мальчика, которого они заметили., сквозь дождевую завесу»[114]. Мальчик оказался сыном Шамиля Мухаммедом–Шеффи. Он жил с отцом в Ведено, и грузинки, поселившиеся в резиденции имама, могли наблюдать за ним. Его любили все. Вероятно, поэтому мальчик, в отсутствие, отца, позволял себе некоторые шалости. Ломал замки на дверях у бабушки Баху, бил стекла в окнах, которых и так было мало, разбрасывал по двору головешки от костра, отчего однажды чуть не начался пожар. Угомонить его никто не мог, кроме отца, и Мухаммед–Шефи, как мы сказали, дурно поступал только в его отсутствие. Однажды кто‑то рассказал имаму о поведении мальчика. Мухаммед–Шеффи понес наказание: он был заключен в соседнюю с пленницами комнату, где жил довольно долго. Когда же в очередной раз Мухаммед–Шеффи напроказничал, Шамиль отправил его в другое наибство. Он сказал, чтобы сын там учился и набирался ума.

В марте 1855 года Мухаммеда–Шеффи привезли в Ведено. Он изменился. «Хорошенький мальчик, — рассказывали княгини, — несколько возмужал, ходил степенно и не шалил, как прежде, видимо было, что его порядочно вышколили в чужих людях».

Мухаммед–Шеффи успел принять участие в боях на заключительной стадии войны. В одном из донесений царского командования говорится, что 1 июня 1859 года третий сын Шамиля и Омар Салтинский со своими воинами вступили в бой с частями русской армии у Цудахарского форта. Потеряв 20 человек убитыми и ранеными, они вынуждены были отступить.

В августе 1859 года Шамиль, отступая из Чечни, прибыл в Карату, где находилась резиденция Кази–Магомеда. В Телетле ему сообщили, что царские войска заняли Чох. А от Чоха до Гуниба, куда торопился имам, рукой подать. Кази–Магомед, сопровождавший отца, советовал укрыться не в Гунибе, а на горе Ротлато–меэр. Шамиль не изменил своего решения: в Гунибе находился его третий сын — Мухаммед–Шеффи.

Из всех спутников имама единственным, кто чувствовал себя хорошо в калужском плену, был Мухаммед–Шеффи. Очевидцы рассказывали, что он был всегда здоров и весел. Если Кази–Магомед в Калуге чурался русского общества, то Мухаммед–Шеффи, наоборот, обзавелся друзьями и неплохо проводил время. Одну встречу вспоминает писатель И. Н. Захарьин (Якунин).

«… Как только Шамиль и Кази–Магомед покинули дворянское собрание, дамы тотчас овладели горцами, из коих двое особенно привлекали на себя их благосклонное внимание: первый был Магомед–Шеффи… Очень разговорчивый и веселый, он старательно учился говорить по–русски..» Своим поведением Мухаммед–Шеффи заслужил доверие генерал–губернатора Калуги и царского двора. В 1865 году ему даже поручили съездить на Кавказ для набора эскадрона горцев.

Рассказывают, что весть о приезде Мухаммеда–Шеффи молнией разнеслась по аулам. Горцы проходили сотни верст, чтобы увидеть сына Шамиля, получить от него весточку об отце.

Мухаммед–Шеффи поступил на русскую службу и ничуть не тяготился ею. С 8 апреля 1861 года он был определен в лейб–гвардии Кавказский эскадрон во 2–й взвод в чине корнета. В 1863 году его зачислили в состав царского конвоя. В 1877 году сын Шамиля дослужился до звания полковника.

Во время войны с турками в 1877–1878 годах Мухаммед–Шеффи просился на фронт, но получил отказ.

Интересен эпизод, случившийся летом 1889 года. Писатель И. Н. Захарьин и военный историк В. А. Потто сидели в Кисловодском парке. Они увлеченно беседовали о прошлом Кавказа, об удивительных событиях, свидетелями которых были сами. И вдруг Василий Александрович Потто воскликнул: «Вот кто бы мог порассказать о былых героях Кавказской войны!». В их сторону шел полный, с рыжеватою подстриженной бородой, высокого роста и атлетического сложения человек в генеральской форме. Это был сын Шамиля — Мухаммед–Шеффи. Поздоровались, завязался разговор. Мухаммед–Шеффи поблагодарил И. Н. За–харьина за статью об отце. «Генерал говорил ломаным русским языком, — вспоминал писатель, — но речь его была правильная и округленная». С этого дня они постоянно назначали встречи в Кисловодском парке.

В августе генерал закончил лечение и выехал в Казань к месту своей службы.

Зимой Мухаммед–Шеффи на целый месяц приехал в Петербург. Все это время он провел с писателем: рассказывал о Кавказской войне, о ее героях и, конечно, о своем отце.

От Захарьина мы узнаем, что Мухаммед–Шеффи не раз бывал в Кисловодске на лечении. Там он был самым популярным человеком. Отдыхающие, показывая на него взглядом, шептали друг другу: «Вот сын Шамиля» или следовали за ним по пятам. Добродушный по натуре, Мухаммед–Шеффи не обращал внимания на любопытных. Но особый интерес его приезд вызывал у горцев. В аллеях кисловодского парка в эти дни появлялись люди в необычных костюмах — в папахах и черкесках. Осетины, черкесы, кабардинцы с необыкновенным вниманием разглядывали человека в генеральской форме.

Однажды Мухаммед–Шеффи подошел к живописной группе горцев, оказавшихся кабардинцами. Генерал заинтересовался, откуда они, из какого аула и что делают в Кисловодске. Горцы ответили, что они специально приехали, чтобы увидеть его, сына Шамиля.

Мухаммеду–Шеффи разрешались свободное перемещение по всей территории царской России и даже поездки за границу.

Как‑то в Париже с ним приключилась занятная история. Читая французскую газету «Фигаро», генерал обратил внимание на одно объявление. Там говорилось, что Мухаммед–Шеффи находится в Париже, что он получил много ран на войне и чудом спасся. Газета извещала, что желающие могут увидеть сына Шамиля всего за один франк. Мухаммед–Шеффи поехал по указанному адресу, заплатил франк и оказался лицом к лицу с «сыном Шамиля». Это был громадного роста человек, брюнет, одетый в черкеску и обвешанный с голойы до ног оружием. Мухаммед–Шеффи обратился к шарлатану.

— Вы действительно сын Шамиля? — спросил он, едва сдерживая себя.

Жулик, услышав русскую речь, стушевался, но вскоре овладел собой и, оправившись, начал рассказывать небылицы. Дагестанец пожалел шарлатана и не выдал в руки полиции, но предупредил, чтобы тот не выступал от его имени. Об этом эпизоде Мухаммед–Шеффи также рассказала Захарьину, и тот включил рассказ генерала в свою книгу «Шамиль в русском плену».