«Завет народу и свет племенам». Ахеменидская Персия в судьбах иудаизма - Сергей Петров Страница 42

совершенно подавлены, если бы этот храм, столь древний и почитаемый на всей поверхности земной, не выдержал испытания. Саввей и Феодосий предоставили Андронику первому слово, и вот он начал свою аргументацию с данных закона и с преемственности первосвященника, указал на то, как каждый первосвященник получал свой сан от отца своего и стоял во главе храма, а также на то обстоятельство, что все цари Азии почтили [Иерусалимский] храм жертвенными приношениями и необычайно богатыми подарками, но никто из них ни одним словом не обмолвился о храме на горе Гаризим, как будто бы его не было вовсе. Такими доводами и целым рядом подобных соображений Андроник побудил царя признать, что святилище иерусалимское воздвигнуто сообразно постановлениям Моисеевым, и казнить Саввея и Феодосия. Таковы были дела александрийских иудеев при Птолемее Филометоре»[33] (Древности, 13.3.4).

Такого рода противостояние свидетельствует, что иудеи и самаритяне продолжали осознавать себя как некое этническое и религиозное единство (в противном случае споры о первенстве Иерусалимского или Гаризимского храмов не имели бы смысла). О подобном осознании косвенно свидетельствует и датируемое тем же II в. до н.э. «Письмо Аристея», излагающее легендарные обстоятельства перевода иудейского писания на греческий язык. Согласно этому тексту, Септуагинта является плодом труда 72 толковников, по 6 человек от каждого из 12 колен Израилевых (стр. 32, 39, 46—50), т.е. автор «Письма Аристея» полагает, что в его эпоху северные колена продолжают существовать.

Примечательно, что даже Иосиф Флавий в своём вымышленном рассказе о получении Санаваллатом от Александра Македонского разрешения на строительство самаритянского храма выражает (пусть и вложенную в уста наместника Самарии) мысль о том, что иудеи и самаритяне – один народ (ἔθνος): «Александр охотно принял его, и вследствие этого Санаваллет уже смело повёл с ним речь о своих планах и рассказал ему, что у него есть зять Манассия, брат иудейского первосвященника Иаддуя, и что многие из соотечественников этого его зятя готовы теперь приступить к постройке своего храма в подчинённой ему (Санаваллету) области. Попутно было указано, что это обстоятельство, т.е. распадение иудеев на два лагеря, может быть полезно и царю македонскому: таким образом, если даже это племя вздумает в полном между собою согласии и общими усилиями предпринять отпадение, то это не представит царям затруднения…»[34] (Иудейские древности, 11.8.4).

В 200 г. до н.э. в результате победы Антиоха III над Птолемеем V при Панионе (Баниасе) Келесирия и Финикия перешли под власть Селевкидов. Была образована гипархия Самария, которая, по всей видимости, в первые десятилетия II в. до н.э. включала в себя также Галилею и Иудею. «Самария и Галилея» упоминаются как одна территориальная единица в 1 Мак. 10, 30, а о вхождении Иудеи в гипархию Самария можно заключить по тому, что первым, кто в 166 г. до н.э. попытался подавить иудейское восстание, был Аполлоний – военачальник из Самарии, а не из Иудеи (1 Мак. 3, 10). Вероятно, в 162—161 гг. до н. э. Иудея была выделена в отдельную селевкидскую гипархию, стратегом которой стал Никанор: «Он (т. е. Деметрий I) тотчас призвал Никанора, заведовавшего слонами, и, назначив его военачальником в Иудею, послал его…» (προσκαλεσάμενος δὲ εὐθέως Νικάνορα τὸν γενόμενον ἐλεφαντάρχην, καὶ στρατηγὸν ἀναδείξας τῆς ᾿Ιουδαίας, ἐξαπέστειλε…) (2 Мак. 14, 12).

Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» приводит письмо Антиоха III, в котором сирийский царь жалует привилегии новоприобретённому Иерусалиму и его жителям: «…Повелеваю закончить дело постройки храма, портиков вокруг последнего и всего, что бы потребовалось еще пристроить. Потребный для этого строительный материал пусть будет доставлен из пределов самой Иудеи, от других народов и с Ливана, и притом без взимания какой бы то ни было пошлины. То же самое касается и всего прочего, что могло бы способствовать украшению храма. Пусть все, принадлежащие к иудейскому народу, управляются по собственным своим законам; пусть совет старейшин, священнослужители, учёные при храме и певчие будут освобождены от подушной, казённой и всякой другой подати»[35] (Иудейские древности, 12.3.3).

Как мы знаем, при том же Антиохе III произошла масштабная перестройка самаритянского храма на горе Гаризим, вокруг которого возник обширный город. На этом основании можно сделать предположение, что такие же привилегии, какие сирийский царь даровал храму иудеев, он даровал и храму самаритян. Это было естественным, если иудеи и самаритяне входили в одну гипархию Самария и считались частями одного народа.

Мысль о том, что обитатели Иерусалима и Гаризима представляют собой один народ (γένος), выражает 2-я Маккавейская книга в рассказе об притеснениях их со стороны Антиоха IV Епифана: «Между тем он (т. е. Антиох) оставил приставников, чтобы угнетать народ, в Иерусалиме – Филиппа, родом Фригийца, нравом же человека ещё более жестокого, нежели каков был поставивший его, а в Гаризине – Андроника, и сверх того Менелая, который превзошёл прочих злобою к жителям и имел враждебное расположение к гражданам Иудейским»[36] (2 Мак. 5, 22—23).

Репрессии сирийского царя первоначально были в равной степени направлены против Иерусалимского и Гаризимского храмов: «Спустя немного времени царь послал одного старца, Афинянина, принуждать Иудеев отступить от законов отеческих и не жить по законам божиим, а также осквернить храм Иерусалимский и наименовать его храмом Зевса Олимпийского, а храм в Гаризине, так как обитатели того места пришельцы, храмом Юпитера Странноприимного»[37] (2 Мак. 6, 1—2). Хотя автор этого рассказа и воспроизводит иудейскую традицию о пришлости самаритян, он косвенно признаёт за их храмом такой же статус, каким обладает храм иудеев.

По утверждению Иосифа Флавия, самаритянам удалось убедить Антиоха, что они не являются иудеями и не участвуют в иудейском мятеже: «Когда самаряне увидели все эти бедствия иудеев, то перестали выдавать себя за их сородичей и стали уверять, что их храм на [горе] Гаризим вовсе не воздвигнут в честь всевышнего бога; другими словами, они поступили сообразно своей обычной манере, о которой мы уже упоминали, и выдавали себя за потомков мидян и персов, что вполне правильно. Вместе с тем они отправили к Антиоху послов с письмом следующего содержания: „Послание царю Антиоху Богу Эпифану от сидонцев из Сихема. На основании некоего суеверия наши предки, побуждаемые к тому различными постигшими страну бедствиями, установили обычай почитать тот день, который у иудеев носит название субботнего. Вместе с тем они воздвигли на горе Гаризим святилище без определённого назначения и приносили тут разные жертвы. И вот, так как ты воздаёшь теперь иудеям должное возмездие за все их гнусности, царские чиновники, полагая, что мы родственны евреям и потому следуем их примеру, подвергают и нас подобным же наказаниям, тогда как мы по происхождению своему сидоняне. Последнее, впрочем, видно и по государственным записям. Ввиду всего этого умоляем тебя, нашего благодетеля и спасителя, повелеть своему наместнику Аполлонию и уполномоченному своему Никанору не обижать нас применением к нам тех карательных мер, которые установлены для иудеев; ведь мы, как по своему происхождению, так и по своим обычаям, не имеем ничего общего с последними. Вместе с тем пусть будет никому не посвященное святилище наше предназначено греческому Зевсу. Если это будет сделано, то преследования наши само собою прекратятся, и мы сможем безбоязненно посвятить себя делам своим, от чего увеличатся лишь твои собственные доходы“. На эту просьбу самарян царь послал им следующий ответ: „Царь Антиох Никанору. Сихемские сидоняне препроводили ко мне прилагаемую записку. Так как в совещании, которое я устроил по этому поводу с приближёнными моими, посланные самаряне подтвердили, что возводимые на иудеев обвинения совершенно не применимы к ним, самарянам, и что последние готовы жить по греческим обычаям, мы освобождаем их от преследований и посвящаем, сообразно их просьбе, их храм Зевсу греческому“. Такой же указ царь послал и наместнику своему Аполлонию в сто сорок шестом году, в восемнадцатый день месяца гекатомбеона»[38] (Иудейские древности, 12.5.5).

Хотя это сообщение насыщено обычной для Иосифа Флавия антисамаритянской пропагандой, оно, по всей видимости, содержит зерно исторической правды, заключающееся в том, что самаритяне не поддержали иудейское восстание и сохранили лояльность