Евгений Анисимов - Петр Великий: личность и реформы Страница 43

Вот один из источников, ставших основой решения Петра: донесение посла России в Стамбуле П. А. Толстого. 14 ноября 1710 года, то есть задолго до описываемых событий, он получил сведения о планах турок в предстоящей войне и сообщил их Петру. Он писал: «Объявя войну Порта царю и вступи в Полшю, [соединится] с королем шведским, который будет искать соединения с войски своими ис Померании под командою… Красова, но соединясь с теми, король шведской вступит в Саксонию, а турки с частью поляков останутца против московских в Польше, но Польша вся будет принуждена Лещинского признать». Достоверность данных Толстого подтверждалась сведениями разведки. Поэтому-то Петр не колебался с выбором района военных действий.

Немаловажным фактором, определившим дунайское направление, было соглашение с молдавским господарем Димитрием Кантемиром, обещавшим поддержку русским войскам и присоединение Молдавии к России. Походом в сторону Дуная Петр надеялся поднять на борьбу с турками и южнославянские народы. «Когда воздвигнет господь бог крестоносную десницу твою на басурман, – обращались в 1710 году к Петру сербские патриоты, – не забудь и нас, малейших, приглашением царским и милованием своим, да и мы потщимся службою своею за своего православного царя».

И это не были пустые слова – балканские народы видели в России свою освободительницу от османского ига. Петр немало сделал для пропаганды этих идей. В грамоте черногорцам 3 марта 1711 года говорилось: «Мы себе иной славы не желаем, токмо да возможем тамошныя народы християнския от тиранства поганского избавити, православныя церкви паки украсити и животворящий крест возвысити. Итако, наконец, еще будем единокупно, кийждо (то есть каждый. – Е. А.) по своей возможности, трудитися и за веру воевати, то имя Христово вящше прославится, а погани Магомета наследницы будут прогнаны в старое их отечество, в пески и степи аравийския». В послании на греческом языке, адресованном всем христианам Османской империи, он призывает их браться за оружие и пишет: «Мы прославим друг друга нашим оружием, ибо пришло указание от Бога и то, что Я пишу вам, вы примите в единении с Богом. И объединимся против врага, и опояшем себя шпагой, начнем войну, прославим царство Наше, ибо ради освобождения вашего Я иду на муки. Я хочу, чтобы вы помогли Мне, и Господь воздаст на благо вам всем и вы найдете в стране Моей почет и милосердие». Пожалуй, это одно из первых обращений русского царя к славянам и христианам Османской империи, провоцировавшее их на выступление. И оно нашло отклик: в ряде мест Сербии, Черногории, Албании начались восстания. Но они были вскоре подавлены; удручали и вести, приходившие из Молдавии, – поход Петра оказался неудачен.

Если говорить кратко, он оказался плохо подготовленным и неудовлетворительно проведенным. Это касалось оперативной разведки, координации действий войск, снабжения их продовольствием и фуражом. Вообще, если касаться эмоциональной стороны дела, то отметим, что Петр с тяжелым чувством шел в этот поход, не проявляя присущего ему оптимизма и веры в благополучный исход войны, навязанной ему противником. Особенно беспокоился он о Екатерине и дочерях, чем объясняется объявление Екатерины женой. В письме Меншикову 6 марта 1711 года – накануне выступления из Москвы – он с грустью пишет: «Ныне посылаю к вашей милости в презент кафтан здешняго сукна: дай Боже на здоровье носить. Мы, чаю, сего дня поедем в путь свой, которого конец Бог весть…» Через два месяца, уже из похода, в Яворове, он пишет Меншикову, поздравившему его с заключением брака с Екатериной, с нескрываемой тревогой за будущее дочерей: «…к тому же имеем принадлежащий безвестный путь нам, но точию единому богу сведомый… Благодарствую вашей милости за поздравление о моем пароле (объявлении брака. – Е. А.), еже я учинить принужден для безвесного сего пути, дабы, ежели сироты останутца (Анна и Елизавета жили у Меншикова. – Е. А.), лутче бы могли свое житие иметь, а ежели благо бог сие дело окончает, то совершим [свадьбу] в Питербурху».

И хотя Петр понимал, что с турками (учитывая условия войны на юге) нужно воевать иначе, чем со шведами, тем не менее со стороны русских военачальников – героев Полтавы было проявлено шапкозакидательство, известное легкомыслие, которое обычно сурово наказывается на поле боя. Так и случилось – интуиция не подвела царя.

7 июля 1711 года турки в Молдавии, в районе реки Прут разорвали коммуникации русской кавалерии с основной частью армии. Учитывая тяжелые условия похода по безводным, опустошенным саранчой степям, на военном совете было решено на Дунай не идти, а, наоборот, как отмечалось в «Журнале» Петра, «ретироваться от неприятеля, пока возможно всем случиться (соединиться. – Е. А.) и в удобном месте со оным дать баталию».

Отступление проходило в тяжелейших условиях. Преображенский полк, шедший в арьергарде, в течение нескольких часов отбивал беспрерывные атаки численно превосходящего противника. При этом приходилось тащить на себе тяжелые рогатки – наиболее эффективное оружие пехоты при наскоках конницы степняков. За шесть часов отступления армия, утомленная зноем и жаждой, прошла лишь семь верст и была вынуждена остановиться на берегу Прута. Лагерь трижды подвергался атакам турецких и татарских войск. Ситуация становилась чрезвычайно опасной, ибо против 38 тысяч русских действовало не менее 140 тысяч воинов визиря Балтаджи-Мохамада.

Увидев, что его войска не в состоянии преодолеть заслон из рогаток, турецкий командующий прибег к очень эффективному средству: вплотную к русскому лагерю, как к крепости, были подведены окопы, апроши и батареи, и в них установлено свыше трехсот орудий, которые начали обстрел русских позиций. В то же время турецкие орудия, установленные на другом берегу Прута, с доминирующих высот вели огонь по каждому, кто пытался приблизиться к берегу и набрать воды.

Наиболее острыми оказались 9, 10 и 11 июля, когда решалась судьба армии, Петра, будущего страны. Эти три дня – едва ли не самые драматичные в жизни царя. Не случайно с ситуацией на Пруте связано немало легенд. Одна из них – о так называемом «завещании», письме Петра Сенату, известном нам из «Любопытных и достопамятных сказаний о императоре Петре Великом» – книги академика Якоба Штеллина (1785 г.).

«Завещание с Прута» вызывает жаркие споры в литературе относительно его подлинности. Дело в том, что не сохранилось ни подлинника письма, ни современной ему копии. Поэтому документ не может быть подвергнут палеографическому или текстологическому анализу. Остается лишь анализировать его содержание. Вот полный текст письма в переводе с немецкого (языка книги Штеллина): «Сим извещаю вам, что я со всем своим войском без вины или погрешности со стороны нашей, но единственно только по полученным ложным известиям, в четырекраты сильнейшею турецкою силою так окружен, что все пути к получению провианта пресечены, и что Я, без особливыя Божия помощи, ничего иного предвидеть не могу, кроме совершенного поражения, или что я впаду в турецкий плен. Если случится сие последнее, то вы не должны меня почитать своим царем и государем и ничего не исполнять, что Мною, хотя бы то по собственноручному повелению, от вас было требуемо, покамест Я сам не явлюся между вами в лице своем. Но если Я погибну, и вы верныя известия получите о моей смерти, то выберите между собою достойнешаго мне в наследники».

Сразу скажу, что принадлежу к тем историкам, кто ставит под сомнение подлинность письма с Прута. Наиболее аргументированно делают это западногерманский историк Р. Виттрам и Н. И. Павленко. Как справедливо отмечал последний, «обстановка на Пруте изложена столь общими фразами, что составление ее доступно любому образованному человеку, державшему в руках „Журнал“ Петра I». Немало и других резонных сомнений напрашивается при чтении письма. Павленко считает, что Штеллиным, придумавшим письмо, двигала извечная страсть «маленького человека, снедаемого мечтой прославиться анекдотами о человеке великом». Если же избежать столь резкой уничижительной оценки личности этого неординарного деятеля русской культуры, творчество которого только начинает изучаться, то можно предположить, что Штеллин, верный известной стилистике «анекдотов» XVIII века – нравоучительных новелл «из жизни великих», не гнался за столь необходимой нам точностью и передал ходившие в обществе слухи о некоем «завещании» Петра. А ситуация на Пруте действительно сложилась такая, что самое время было подумать о завещании.

Рассмотрим происшедшие события. Окруженная армия подвергалась непрерывному обстрелу. «Междо тем же, – писал впоследствии сам царь, – стрельба от часу более от неприятеля умножалась з батарей, аднакож, не горазда вредила, ибо ретироватца более было нельзя ж, но пришло до того: или выиграть или умереть». Как видим, Петр явно противоречит сам себе. Другие источники говорят, что ситуация становилась критической: действия турецкой артиллерии существенно ухудшили положение русских полков, стоявших в поле «во фрунт». В журнале Шереметева за 1711 год записано: «И сей ночи (с 8 на 9 июля. – Е.А.) за несколько часов до свету от турок и от нас учинилась из пушек и из мелкаго ружья великая стрельба, от чего в обозе нашем многих людей и лошадей вредило». К туркам был послан парламентер с предложением о перемирии, но они молчали – говорила лишь их артиллерия. Был послан еще один парламентер. Дадим вновь слово Петру «Потом, когда ответом замешкалось, тогда послали к ним говорить, чтоб скоряя дали отповедь короткою, хотят ли миру или нет, ибо более ждать не можем. Потом, когда и на ту посылку отповедь замешкалась, тогда велели полкам выступать. И когда сие учинилась и наши несколько десятков сажен выступили, тогда от турков тотчас прислали, чтоб не ходили, ибо оне мир приемлют…»