Элисон Уэйр - Французская волчица — королева Англии. Изабелла Страница 43

Затем Мелтон поспешно собрал отряд из монахов и стариков, и храбро выступил навстречу Черному Дугласу. Но в военном отношении они были не ровня шотландцам и 12 сентября потерпели сокрушительное поражение в битве при Митон-ин-Суолдэйл; из-за того, что на поле брани погибло много клириков, эта битва получила название «Митонской кафедры».{636}

Если замысел похищения Изабеллы был отвлекающим тактическим приемом, то он сработал, поскольку 17 сентября, как только до короля дошли известия о том, что жена его чудом спаслась от плена, он оставил осаду Бервика и поспешил в Йорк, а победители-шотландцы тем временем отправились домой, не встречая сопротивления, по землям Ланкастера и затем на север через Уэстморленд, сжигая попутно урожай на полях.{637}

С наступлением зимы, 22 декабря, Эдуарду пришлось заключить с Брюсом перемирие на два года.{638} Теперь его репутация пошла прахом, и в дальнейшем, согласно Роберту Редингскому, бесчестье стало неприкрытым, так как всем отныне были очевидны апатия Эдуарда, его трусость и безразличие к судьбе своей короны и страны. В народе снова заговорили о том, что он — подменыш.

Провал шотландской кампании вызвал шквал раздражения и гневных обвинений. Завистливые бароны указывали пальцем на младшего Деспенсера как на изменника, предавшего королеву — что, возможно, указывает на известное современникам недоброе отношение его к Изабелле, — но он и его отец «в защиту от клеветы» винили Ланкастера, высказывая предположение, что Брюс подкупил графа с целью осуществления диверсии против Изабеллы, и многие сочли это обвинение верным.{639} Невозможно было обойти тот факт, что кто-то, знавший местонахождение короля и королевы, передал эти сведения шотландцам. И все же сложно понять, какой мотив мог бы побудить Ланкастера или Деспенсера саботировать осаду; да и сама Изабелла не обвиняла в этом Деспенсера, даже когда, позже, у нее была и основательная причина, и возможность. А что касается Ланкастера, «имелись одни только слухи, но не было никаких очевидных признаков преступления».{640} Кроме того, есть свидетельства, согласно которым настоящим виновником был, возможно, сэр Эдмунд Дэйрел, «воин на службе короля», которого называют предателем и Роберт из Редин-га, и «Анналы святого Павла» («AnnatesPaulini»).{641} Дэйрел был рыцарь родом из Йоркшира, прежде служивший семейству Перси, известный противник короля. В 1313 году он был арестован за причастность к убийству Гавестона; в 1322 году его снова задержали за соучастие в вооруженном сопротивлении воле короля и в наказание посадили на два года в Тауэр.{642} Финансовые затруднения могли подсказать Дэйрелу идею — передать шотландцам нужные сведения. Мы знаем, что незадолго до того он устроил набег на земли своего соседа и ограбил его — а значит, переживал тогда тяжелые времена; более того, говорили, что шотландцы щедро заплатили за сведения, необходимые для похищения королевы.{643} В «Анналах святого Павла» утверждается, что еще в мае, когда Парламент заседал в Йорке, Дэйрела арестовали за предательство королевы, но отпустили за недостатком точных доказательств. Однако король уволил его со службы.{644} Отсюда следует, что заговор с целью захватить Изабеллу возник на несколько месяцев раньше, а затем Дэйрел, обозленный увольнением и по-прежнему испытывающий нехватку денег, сделал вторую попытку в сентябре.

Эдуард провел Рождество того года в Йорке и пригласил туда учащихся колледжа Кингс-Холл. Изабелла присоединилась к Эдуарду в Йорке около 1 января 1320 года, так как в этот день она раздавала дорогие подарки, в том числе и драгоценности.{645} Эдуард уже договорился касательно того, чтобы ехать во Францию приносить оммаж Филиппу V, и королева, несомненно, предвкушала это путешествие, приготовления к которому начались сразу после празднования Нового года{646} — ведь она уже шесть лет не была на родине.

Ланкастер теперь выжимал все, что можно, из провального выступления Эдуарда под Бервиком. Когда Парламент 20 января собрался в Йорке, он отказался участвовать в заседаниях под предлогом, что «король и его сторонники вызывают у него какие-то подозрения, и он открыто объявил их своими врагами».{647} Не стоит сомневаться, что он имел в виду Деспенсеров.

В отсутствие Ланкастера, который мог бы сыграть сдерживающую роль, Парламент произвел перетасовку должностей и выдвинул членов придворной партии, пользующихся фавором у короля — а также у Деспенсеров. 27 января Роберт Болдок, чиновник Гардероба, был назначен хранителем Личной печати. Болдок был обязан своим избранием не столько блестящим административным талантам, сколько покровительству Деспенсера-младшего, чьим «мозгом и рукой» он был в общем мнении.

Уолтер Стэплдон, епископ Эксетерский, возглавил казначейство. Он был образованным человеком, основал Стэплдонский (впоследствии — Эксетерский) колледж в Оксфорде и был беззаветно предан королю. Но вскоре он вызвал в обществе отвращение к себе из-за вымогательства и предполагаемой дружбы с Деспенсерами, которым он, возможно, бил обязан назначением на пост казначея. Ясно, что Изабелла вскоре возненавидела Стэплдона, не доверяла ему, и эта враждебность с ее стороны в свой срок имела для него пагубные последствия.

В конце января Эдуард и Изабелла вернулись в Вестминстер{648}, откуда в феврале отправились в Дувр. Однако добравшись до Кентербери, они внезапно повернули обратно в Лондон; кажется, Филипп не выдал или не успел прислать им охранную грамоту.{649}

Примерно в это же время Томас Кобхем, епископ Вустерский, заметил улучшение в поведении короля, которое выразилось в том, что он стал раньше, чем прежде, вставать по утрам, чтобы заняться делами, и «уважительно, благоразумно и рассудительно выслушивал с терпением всех, кто желал что-нибудь ему сказать, чего прежде за ним не водилось».{650} Эдуард заслужил также похвалы за то, что изгнал со двора прихлебателей, известных своей наглостью и жадностью.{651}

Король, очевидно, чувствовал потребность отрешиться от всех забот, поскольку в это время начал перестраивать небольшую хижину или домик вблизи Вестминстерского аббатства под личное убежище. Домик прозвали «Бургундией», и король всем рассказывал, что предпочитает «называться королем Бургундии», чем пользоваться «великолепными титулами своих прославленных предков».{652}

В марте Эдуард вернулся в Кент и 12-го числа посетил Кентербери.{653} Наконец 24 марта Филипп V снабдил короля и королеву Англии охранной грамотой для проезда по Франции,{654} но 7 апреля Эдуард снова вернулся в Вестминстер.{655}

Эдуард и Изабелла отбыли во Францию только 17 июня{656}, оставив Пемброка в качестве Хранителя государства. Деспенсер-младший и Роджер д'Амори были включены в свиту Эдуарда, а супруга Пемброка Беатрис де Клермон, дочь коннетабля Франции, была среди наиболее приближенных дам королевы; в том же году Беатрис умерла. Старший Деспенсер, Бартоломью Бэдлсмир и Эдмунд Вудсток, граф Кентский, младший сын Эдуарда I от Маргариты Французской, присоединились к окружению короля уже во Франции.{657}

20 июня Эдуард принес оммаж Филиппу перед главным алтарем Амьенского собора, а взамен Филипп предпринял шаги, чтобы французская партия в Понтье не представляла более угрозы власти Изабеллы.{658} Филипп также пообещал Эдуарду военную помощь против Ланкастера.{659} Во время этой встречи Изабелла просила брата помочь одному английскому купцу, который ранее просил короля Эдуарда заступиться за него. Очевидно, Эдуард подумал, что добьется большего успеха, если просьбу купца передаст брату Изабеллы она сама.{660}

Король и королева провели во Франции целый месяц. 20 июля они присутствовали на посвящении вновь избранного епископа Линкольнского, Генри Бергерша, в Булонском соборе. Бергерш, скупой и нещепетильный прелат,{661} родственник и Мортимерам, и Бартоломью Бэдлсмиру, еще не достиг тридцати лет, но уже высоко взлетел во мнении короля из-за заступничества за Эдуарда при папском дворе, благодаря которому понтифик освободил короля от обещания подчиняться Ордонансам; Эдуард израсходовал не менее 15 000 фунтов на подкуп Святого престола, добиваясь назначения Бергерша, что вызвало скандал и сомнения в его законности.{662} Позднейшие свидетельства показывают, что Изабелла также была высокого мнения о Бергерше.

Через два дня после вступления нового епископа в должность королевская чета вернулась в Англию,{663} и 2 августа совершила торжественный въезд в Лондон, где их тепло встретили лорд-мэр и горожане, выехавшие им навстречу верхами в церемониальных костюмах «в самом изысканном стиле».{664}