Татьяна Бирюкова - В Москве-матушке при царе-батюшке. Очерки бытовой жизни москвичей Страница 44

Первым патриаршим собором Москвы (до постройки храма Христа Спасителя) был Большой собор Успения Богородицы. Колокольней при нем и двух других кремлевских соборах: Архангельском и Благовещенском — служил Иван Великий со своей звонницей.

Как же начиналась пасхальная служба в столице?

Основанием для всеобщего начала благовеста был звон Ивана Великого. В отдаленные времена момент первого звона определялся по-разному. Чаще всего он начинался в четвертом часу утра по старому отсчету времени, что по-нынешнему соответствовало двенадцати — началу первого часа (ночного времени). Благовест же к обедне в пасхальный день звучал в седьмом часу утра, а иногда — и в начале девятого часа. Утреня оканчивалась, начавшись во второй половине первого часа, иногда ровно в час ночи, иногда в шесть часов утра.

Полуночный благовест к пасхальной заутрене узаконил митрополит Московский Филарет, предписавший в марте 1849 года всем московским церквам: не начинать благовеста к церковным службам ранее благовеста Успенского собора, и первый удар Успенского колокола «прослушать в молчании, а по второму начинать благовест». Это распоряжение в следующем году было напечатано и разослано всем московским соборам, монастырям и церквам. По указанию митрополита Филарета в день Святой Пасхи было положено к утрени благовестить в 12 часов пополуночи, а к литургии — в 6 часов утра.

Пример Москвы вскоре повлиял на благовест всей России. И после того можно считать, что на второй удар Большого колокола на Иване Великом отзываются не только «сорок сороков» московских церквей, но и звонницы всех русских храмов.

В этот момент ощущение единства россиян во всей стране было восхитительно, торжественно и необыкновенно патриотично. Без всяких трибунных речей весь русский народ чувствовал непоколебимость своей веры, силу и возможность к сплочению в трудный для России час.

Звонарное дело

День Пасхи в 1899 году пришелся на 18 апреля.

Все площади Кремля, все скверы и спуски к реке у храма Христа были переполнены народом. С замиранием сердца православные ожидали начала благовеста на Иване Великом. Вдруг за полчаса до полуночи кто-то ударил в средний колокол Ивановской колокольни… Произошла ошибка, народ зашептался: «Нельзя кого попало допускать в звонницу».

Потом отбили часы Большого Кремлевского дворца — полночь. Зазвонили колокола ближайших к Кремлю церквей, за ними начался перезвон по всей Москве. Торжественная тишина была нарушена.

Спустя 2–3 минуты пробили полночь часы на Спасской башне Кремля. Сразу после того на Ивановской колокольне раздался первый удар в Большой колокол. Все православные мужчины в огромной Москве обнажили головы и вместе с женщинами, в косынках и платках, осенили себя крестным знамением. В их руках зажглись тысячи свечей. Ночная картина была величественной.

Через 20 минут на Иване Великом зазвонили и все другие колокола.

Начался крестный ход.

И опять в нарушение традиции, не по времени, а ранее, в воздух взвилась ракета, началась пальба из пушек, чему немало москвичи удивились. Пушечных залпов, как повелось еще издавна в торжественных случаях, было 101. Горожан смутило то, что в этот год отсутствовали четкость и порядок, известные в таком деле.

Масленица

Нынче масленой недели —Шумный, праздничный разгар.И совсем «осоловели»Мы от масленичных чар.От утра до поздней ночи(Спать приходится едва)Веселится что есть мочиДобродушная Москва.С бубенцами мчатся тройки,Жизнь столичная шумна.Учиняются попойки…При участии блина —

Тогда все рестораны, как в центре, так и на окраинах города, «ломились» от посетителей. В Петровский парк, например, зазывал ресторан «Эльдорадо». Его хозяин, И. А. Скалкин, празднично и роскошно отделал помещение. Ресторан имел чудный зимний сад с живыми растениями. У Скалкина в распорядителях работали господа с красивыми фамилиями: С. Н. Разумовский и А. И. Крылов. Кухня была — «под наблюдением Д. В. Чубукова». На сцене пели хоры: «Русский соединенный», «Большой малороссийский», цыганский Я. С. Рожкова. Играли разные оркестры, в том числе и «Венский дамский».

На Масленице все театры делали полные сборы. А поскольку «в одну руку всего не загребешь», даже захудалым из них в эти дни бывал приличный доход, хотя в другие они могли представлять из себя пустыни со случайными посетителями. Частные же театры, зная такую ежегодную ситуацию, ставили пьесы кое-как, спустя рукава. Актеры ленились, расслаблялись. Потому играли в театрах паршиво, спектакли шли какие-то «серенькие».

Что касалось публики, то и она чудила в масленичные представления. Многие торговцы, рабочий люд, каждый, кто приходил в театр, приносил в него, сообразно своим возможностям, кульки орехов, сладостей, «яблоков», часто — сытные пироги. Созерцая сцену и переживая за героев, зрители поедали все принесенное, наслаждаясь буквально «всласть». Они часто смеялись, находя смешное там, где того и вовсе не было.

Широкое городское гулянье устраивалось ежегодно в московском Манеже. Там собиралось несметное количество публики со всего города и его окраин: ежедневно Манеж могло посетить около 5 тыс. человек.

К примеру, на масленичных гуляньях 1902 года в Манеже особенным успехом пользовались акробаты Григори, проделывавшие поразительные пируэты, наездник Энрико Писсиути, клоун Брагин со своими дрессированными собаками. Здесь выступал лучший итальянский цирк под управлением Оресто Писсиути. Под куполом здания летали дрессированные орлы Дрейфюса, а на сцене показывались пантомимы.

В Манеже тогда в Сырную неделю (с 17 по 24 февраля) «дирекция приложила все старания, чтобы заставить смеяться всех» (так писали газетчики). Выступали: Георгий Фабич — «единственный одноногий феномен», гладиатор господин Аполлон, чтец и рассказчик В. М. Днепров, певец-балалаечник Ушканов, характерные комики трио Вадимовых, три оркестра музыки, ансамбль балалаечников, многие другие.

Завлекательным и чудесным было предпринятое грандиозное шествие «Обозрение Москвы в лицах». По идее дирекции Манежа, прошедшее в предыдущих годах представлялось зрителям в картинно-карикатурном виде, но не по-злому, никого не обижая.

Порядок шествия костюмированных образов был следующий: 1) «Матушка Москва»; 2) «Декадентская выставка картин»; 3) «Клубы»; 4) «Водопровод»; 5) «Канализация» (!); 6) «Бани, цена 6 копеек» (!! Конечно, нагих демонстрантов не было); 7) «Прогресс освещения»; 8) «Улицы»; 9) «Дачные местности»; 10) «Охотный ряд»; 11) «Толкучка»; 12) «Готовое платье в рассрочку»; 13) «Пожарный кум»; 14) «Извозчик-лихач»; 15) «Разносчики — уличные певцы»; 16) «Капризный домовладелец»; 17) «Ресторан 1-го разряда»; 18) «Широкая Масленица»; 19) «Итоги Масленицы». То есть здесь промелькнула история московского быта начала ХХ века. Видимо, не было проблемы с юмором, и фантазии имели широкий размах.

Вход оплачивали: днем — по 55 копеек, вечером — по 1 рублю 10 копеек. Дети пропускались только в дневное время, за ребенка платили по 30 копеек.

Топонимика старой Масленицы

Издавна русские люди праздник Масленицы называют: «честная Масленица», «широкая Масленица», «веселая Масленица».

А в церковных книгах Масленица обозначена как Сырная неделя.

В нашем городе в старину по набережным Москвы-реки проходили масленичные катания. А праздничные горы и балаганы строились на самой реке напротив Воспитательного дома (огромного здания, ныне занимаемого Военной академией имени Петра Великого). Все это пространство, между Москворецким и Устьинским мостами, наполнялось многочисленным народом, специально пришедшим сюда погулять.

Зимы в Москве часто бывали снежными и морозными. Но вот в начале 1840 года на Масленицу была такая оттепель, что вода выступила поверх льда и грозила разрушить раскинутые здесь балаганы и карусели. Комедианты и содержатели увеселительного зверинца вынуждены были перебраться на время Масленицы в лежавшие напротив этой местности лабазы и там показывать своих зверей и разнообразные фокусы.

С того года, во избежание возможных несчастий, московские власти запретили устраивать балаганы на москворецком льду.

Широкое празднование Масленицы перевели на Новинский бульвар, и гулянье стали называть «Подновинское».

Тогда Новинское от самого Кудрина до Смоленского рынка почти сплошь покрывалось различными палатками, балаганными сооружениями. В конце рынка ставили большой театр, прозванный в народе «Колокола».