Александр Бушков - Россия, которой не было — 2. Русская Атлантида Страница 44

С избранием двух сыновей Казимира на разные престолы уния распалась, но в 1501 году Ян I Ольбрахт, король польский, умер, и после избрания Александра польским королем польско-литовская уния оказалась восстановленной все тем же способом — путем соединения двух титулов в руках одного человека.

Младший сын Казимира IV, Сигизмунд I Старый, стал королем Польши и великим князем литовским в 1506 и оказался долговечен, правил до 1548.

Ему наследовал сын, Сигизмунд II Август. После его смерти в 1572 году и в Польше, и Литве династия Ягеллонов прервалась.

Именно на эти годы, на время правления Витовта и Казимира IV, приходится высший взлет государственности Великого княжества Литовского, Русского и Жмудского.

Потом, в XVI столетии, начались постоянные войны с Московской Русью и постоянные же отъезды в Московию православных князей и бояр.

А XV век — это век присоединений и территориального роста. В начале XV века великий князь Витовт присоединил к Великому княжеству Литовскому Смоленскую, Орловскую, Калужскую, Тульскую, Курскую земли. Граница государства проходила восточнее Вязьмы, совсем недалеко от Москвы, в районе Можайска.

Поход на татар по наущению Тевтонского ордена привел только к разгрому Литвы в битве на Ворскле в 1399.

Попытка сыграть роль в политике татар, посадить на престол хана Тохтамыша вопреки желанию Тамерлана, провалилась. Но сама затея, кстати, говорит о масштабе литовско-русской политики того времени. Ни одно государство того времени не посмело бы бросить Тамерлану вызов.

Но и проиграв одну кампанию, Витовт умел побеждать татар и присоединил к Великому княжеству Литовскому еще и Нижнюю Подолию — территорию между устьями Днестра и Днепра. Территория Великого княжества Литовского, Русского и Жмудского простерлась «от можа до можа»:

Балтийского на севере, Черного моря на юге. 90% территории и населения Великого княжества Литовского и в это время оставалось русским. Западная Русь стала могучей европейской державой и оставалась таковой до самого слияния Великого княжества Литовского с Польшей.

Это было государство, население которого пользовалось свободой, неслыханной для Северо-Восточной Руси.

Обитатели вассальных государств

Начать, вероятно, следует с того, что все русские княжества включались в Великое княжество Литовское строго на основаниях вассалитета. Князь становился подданным великого князя, но подданным своеобразным.

И великий князь, как сюзерен, и князь, как вассал, брали на себя обоюдные обязательства. Подчеркиваю — обоюдные.

Из отношений вассалитета вытекали по крайней мере три важнейших следствия, и все они имели прямое отношение к тому, как пошла дальнейшая история Великого княжества Литовского.

Во-первых, как бы ни велика оказалась по договору власть сюзерена, она обязательно имела ограничения. Вассал имел права, и по отношению к нему можно было далеко не все. Отношения вассалитета были договорными, были юридическими, и они воспитывали в духе уважения к договорам, к законности и порядку. И князей, и всех их подданных. В уставных грамотах — грамотах договора, по которому князь «держит» землю, договаривается великий князь с одной стороны, и князь от имени всей земли, всей вечевой земли — с другой.

И в этом нельзя видеть только некую идущую с Запада идею. Нет! Договорный строй государства восходит и к традициям Древней Руси. Привилеи, дававшиеся великими князьями князьям отдельных земель, — это не просто перечисления дарованных привилегий, как можно заключить из названия; это фактически договоры между князем и подданными, и эти привилеи обнаруживают несомненные черты «ряда», то есть договора времен Киевской Руси. Древняя Русь была несравненно более культурной страной, чем Аукшайтия, и ассимиляция шла в обе стороны.

А люди, правившие в городах от имени князя, до XVI века назывались наместниками и тивунами. Слово «тиун (тивун)» в Западной Руси вовсе не исчезает, как в Восточной.

Во-вторых, отношения вассалитета вполне можно было и разорвать, как и всякие договорные отношения. И сюзерен, и вассал, если они оказывались недовольны другой стороной, имели и право, и вполне реальную возможность прервать отношения. Вассал не мог безнаказанно совершить измену — бросить сюзерена во время войны, вступить в сговор с его врагом, соблазнить его жену, подбивать на бунт других вассалов. Это сурово осуждалось и кодексом рыцарской чести, и законами. И население тоже не прощало тому, кто отступался от правил игры.

Если вассал совершал недостойный, подлый поступок, низкий по мнению общества, в котором он жил, ему грозило не только и даже не столько преследование по закону.

Грозил и совместный поход сюзерена, и всех остальных вассалов на того, кто оказался недостойным.

Но было и другое, более важное. Вассалы нарушителя получали право тоже нарушить клятву верности. А без вассалов самый сильный князь сразу оказывался без войска.

Родственники нарушителя отворачивались от него; самые преданные уговаривали каяться, искать примирения с сюзереном. Жены отказывали в общей постели. И даже простонародье, всегда согнутые в покорности холопы, осуждали.

В темную голову забитого, нищего люда, до сих пор ломавшего шапки, могла вползти опаснейшая мысль, чреватая поджогом, бунтом, невыходом на барщину: а вдруг наш князь — вовсе не настоящий князь?!

Итак, отношения вассалитета были чем-то основополагающим для феодального общества, чем-то без преувеличения священным, и ни сюзерен, ни вассал не могли безнаказанно нарушить условий договора или нанести внезапный удар в спину.

Но вассал вполне мог поменять сюзерена и не становился от этого ни предателем, ни нарушителем обычая.

Вассалитет вовсе не требовал от него, чтобы вассал всегда, всю жизнь был предан только одному сюзерену. Испортились отношения с великим князем литовским? Можно пойти в вассалы Тевтонского ордена. Можно в вассалы Москвы. Можно — в вассалы польского короля. И Швеции.

И Чехии. И Венгрии. Все одинаково можно; все одинаково не будет позором.

В той реальности, в которой жила Западная Русь, князья могли выбирать между Великим княжеством Литовским и Московией. Отъезжая в Москву, князь вовсе не нарушал обычаев, законов и традиций. Он только пользовался своим правом — таким же очевидным, повседневным, как солнечный свет или плодородие земли.

А вместе с князем «отъезжала» и земля. Князь был только живым воплощением; чем-то вроде ходячего символа своей земли. Если разрывалась вассальная связь великого князя и князя Смоленской, Полоцкой и какой угодно иной земли, тем самым разрывалась связь этой земли и Великого княжества Литовского. Князь становился вассалом великого князя московского. Земля входила в состав Московского княжества, Московии. Все на законном основании, все в полном соответствии с традицией. Разрушение Великого княжества Литовского в XV—XVI веках происходило в полном соответствии с его собственными законами, обычаями и традициями.

В-третьих, неукоснительно действовал принцип «вассал моего вассала не мой вассал». Князь киевский, черниговский или пинский становились вассалами великого князя.

Но не их подданные. Русские земли продолжали историю, начавшуюся при Рюрике (а скорее всего и до Рюрика).

Ученые всерьез спорят, на кого распространялись привилеи и статуты великих князей литовских. Есть серьезные основания полагать, что в XIV и даже в XV веках к жителям русских княжеств их указы относились далеко не всегда.

Для русских князей это было и плохо, и хорошо. Плохо потому, что в результате они не получали права участвовать в управлении всем великим княжеством, не становились придворной знатью. Хорошо потому, что каждый из них оставался правителем своей земли; никто не лез в традиции управления русскими землями, и каждая земля продолжала свою историю.

Во всех русских городах сохранялся вечевой строй.

В том числе и в городах, где потом московские князья искоренят самую память о вече: в Смоленске, в Брянске. Не только в Новгороде и Пскове, но и в Смоленске, и в Пинске, в Киеве, в Турове роль князя становится «служебной». Земля договаривается с князем, и отношения земли и князя определяются «рядом». В Полоцке традиция договоров князей и вечевого строя так сильна, что начинают говорить о «полоцком праве» и «полоцком княжении», как об эталоне.

В 1471 году умирает последний князь киевский Семен Олелькович. Великий князь литовский пользуется этим, чтобы упразднить княжество, и сажает своего воеводу и наместника Мартина Яновича Гаштольда. Киевляне восстают, не желая принимать к себе католика. Но восстают очень цивилизованно, вовсе не устраивая русский бунт, бессмысленный и беспощадный. И это не бунт на коленях, подача челобитных и проливание слез. Киевляне собирают вече и предъявляют великому князю ряд требований, опираясь на традицию своей земли. И великий князь Казимир, сын Ягелло, вступает с Киевом в самые серьезные переговоры.