Андрей Сахаров - Дипломатия Святослава Страница 44

Относительно позиции печенегов у нас есть известие как русской летописи, так и византийских источников. Говоря в Доростоле о необходимости заключить мир с греками, Святослав с горечью признал: «А Руска земля далеча, а печенези с нами ратьни, а кто ны поможеть?»56 Русская летопись почти дословно повторяет сообщение Скилицы, хотя это были совершенно независимые друг от друга источники.

Скилица также сообщает о просьбе Святослава к Цимисхию послать к печенегам посольство, которое (среди прочих условий) должно было обеспечить свободный проход русского войска через причерноморские степи на родину. Печенеги отказались57.

Наконец, и русские, и византийские источники рассказали о гибели Святослава на порогах под ударами печенегов, что подтвердило опасения русского князя, высказанные им в Доростоле.

Следовательно, в период напряженных боев с византийской армией руссы могли рассчитывать лишь на помощь болгар. Но и эта помощь слабела по мере успехов Цимисхия.

Когда окончательно распался болгаро-русский союз? После взятия Преславы или уже во время сражений за Доростол? Мы поддерживаем точку зрения А. Стоукса, который писал, что после ряда поражений руссов болгары частично перешли на сторону Византии58. Однако следует сделать оговорку. Г. Г. Литаврин совершенно справедливо указывал, что в этом случае речь должна идти не о болгарах вообще, а о части болгарской знати59. После поражения руссов и их болгарских сторонников под Преславой их совместная борьба против Византии и ее сторонников в Болгарии продолжалась, но обстановка уже менялась в пользу греков. Поэтому часть болгарских городов выразила свою лояльность Византии, хотя значительная часть болгар еще продолжала поддерживать Святослава и сражаться против греков.

Чем труднее было положение Святослава, тем больше колебания проявляла болгарская знать, особенно та ее часть, которая, хотя п пошла за руссами, но сделала это под давлением обстоятельств. Не случайно Святослав в целях предотвращения заговора казнил в Доростоле одних и заточил других.

Дипломатия Святослава в Болгарии исходила именно из наличия в стране двух борющихся враждебных группировок. Активно поддерживая одну из них, русский князь способствовал подавлению другой.

Византия в этом смысле проводила аналогичную политику, ориентируясь на своих сторонников в Болгарии. Страна была расколота внутриполитической борьбой, проходившей за спиной царя Бориса, который, опираясь в основном на провизантийскую группу, в 970–971 годах вынужден был править под давлением прорусски настроен ной знати, поддержанной Святославом.

Драматизм положения Болгарии заключался в том, что, занимая провизантийские позиции, царь и часть болгарской знати вели страну к гибели. Именно эта участь постигла ее после ухода руссов на родину. Расколотая, залитая кровью, ограбленная и униженная Восточная Болгария была окончательно сломлена Византийской империей.

Русско-византийский договор 971 года

Завершающим этапом дипломатической деятельности Святослава явилось заключение им в июле 971 года договора с Византией.

Как сообщает русская летопись, Святослав, убедившись в малочисленности своей дружины в развале антивизантийской коалиции и враждебности печенегов, направил своих послов к Цимисхию с просьбой о мире. Причем летописец убежден, что Святослав находился в это время в Переяславце, а Цимисхий в Доростоле.

«Се же слышавъ, царь, - отмечает далее летопись, - радъ бысть и посла к нему дары болына первых»1. Лев Дьякон, знавший подробности событий под Доростолом, сообщает, что наутро после последней битвы Святослав направил своих людей с предложением мира из Доростола в греческий лагерь под городом, однако о самих переговорах - заключении мира и благожелательной реакции Цимисхия на русское предложение (император «охотно принял предложение союза»2) византийский хронист пишет примерно то же, что и русский летописец.

Итак, мирные переговоры начались. Их ход и содержание, форма и значение самого договора 971 года стали предметом оживленной дискуссии в историографии.

Первые оценки этого дипломатического документа были даны еще в XVIII веке В. И. Татищевым и М. М. Щербатовым. В. Н. Татищев полагал, что договор 971 года лишь подтвердил соглашение 944 года3. М. М. Щербатов на основании данных византийских источников обратил внимание на то, что по русско-византийскому соглашению Святослав был признан «римским другом и союзником», а также подчеркнул обязательства обеих сторон, содержащиеся в договоре: Руси - не нападать на Византию, Византии - не покушаться на Болгарию4.

И. Н. Болтин, А. Л. Шлецер, Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев и другие историки XVIII - первой половины XIX веков в основном излагали содержание договора 971 года, рассматривая его как признание неудачи русских походов на Балканы5. М. П. Погодин считал этот договор вообще «тягостным» для Руси6. С. А. Гедеонов оценил его в ряду других русско-византийских соглашений как «совершенно полный документ» со вступлением, «договорными пунктами», заключением, а его краткость объяснил военными условиями, работой «походной канцелярии» Иоанна Цимисхия7. А. В. Лонгинов также рассматривал соглашение 971 года как стереотипный мирный договор, имеющий форму утвердительной или «обетной» княжеской грамоты. Автор считал, что и летопись, и Лев Дьякон говорят о двукратных переговорах руссов с греками по поводу договора, и представлял себе выработку договора следующим образом. В утвердительной грамоте, подготовленной руссами, содержались речи Святослава, сообщенные послам, которых он направил в греческий лагерь. На этой грамоте и присягнул позднее русский князь. Документ был передан Цимисхию, а в обмен Святослав получил императорский хрисовул. А. В. Лонгинов полагал также, что договор 971 года возвращал Русь и Византию к нормам отношений, сформулированным еще в 907 году8. Эту же мысль высказал и Д. Я. Самоквасов, подчеркнувший, что новым в договоре 971 года явилось русское обязательство не нападать на Болгарию. В основе и этого договора, считал автор, лежало обязательство империи уплачивать дань Руси9.

Таким образом, в дореволюционной историографии нашли отражение две оценки договора 971 года. Одни историки находили в нем свидетельство неудачи руссов и указание на их поражение в войне с Византией. Другие рассматривали это соглашение просто как документ, восстанавливавший прежние нормы отношений двух государств и включавший ряд новых обязательств Руси на Балканах.

Эти же точки зрения нашли отражение и в советской литературе. С. П. Обнорский рассматривал договор 971 года как свидетельство неудачи походов Святослава на Балканы10. М. Д. Приселков полагал, что документ, помещенный в летописи, вообще нельзя рассматривать как договор - это лишь обязательства Святослава по отношению к Византии11. Ф. И. Успенский оценил заключение договора 971 года как полный крах всей внешней политики Руси конца 60 - начала 70-х годов X в.12 Д. С. Лихачев высказал мнение, что договор «скорее представляет собою текст присяги», он носит следы неудачи похода13.

Б. Д. Греков занял в данном вопросе компромиссную позицию, подчеркнув, что договор 971 года является документом совсем иного типа, нежели договоры, заключенные с империей Олегом и Игорем. В соглашении, заключенном Святославом, речь идет не о взаимных обязательствах сторон, а лишь об обещании русского князя не нападать на Византию, Херсонес, Болгарию и оказывать грекам военную помощь. Однако Б. Д. Греков не поддержал точку зрения, высказанную ранее Обнорским, Успенским и некоторыми другими учеными, об отражении в договоре полной неудачи русского похода14.

Мысль об односторонних обязательствах Руси по договору 971 года проведена в «Очерках истории СССР», а сам договор назван «почетным для Руси миром»15. В «Истории Болгарии» также обращено внимание лишь на военные обязательства Руси16. Этой же точки зрения придерживается М. В. Левченко. Он объединил в один мирный договор условия мира, о которых рассказали византийские хронисты, и текст договора, заключенного в июле 971 года, хотя для этого не было никаких оснований. Византийские авторы изложили условия прекращения военных действий и дали общую оценку отношений Руси и Византии после заключения мира, русская же летопись привела конкретный текст соглашения, неизвестный греческим хронистам. В работе М. В. Левченко отсутствует четкая оценка договора 971 года. С одной стороны, он говорит о нем как о соглашении, возобновлявшем, по-видимому, «старый договор 944 года, регулирующий торговые и дипломатические отношения обоих государств»17, а с другой - характеризует итог похода Святослава против Византии как «полную неудачу»18, что не соответствует смыслу развернутого двустороннего, включающего взаимные обязательства договора 944 года, который, по мысли автора, был возобновлен в 971 году.