Леонид Васильев - Древний Китай. Том 2: Период Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.) Страница 45

Цзинь относилось к Лу, несмотря на казусы вроде аннексии района Юнь у княжества Цзюй во время совещания министров в Го, с большим почтением. В источниках повествуется о том, что цзиньский сановник Хань Сянь-цзы, посетив Лу и неправильно назвав две горы (их наименования были табуированы, ибо совпадали с именами двух древних луских правителей), стыдился своей некультурности, нехватки знаний [85, с. 174; 29, с. 229]. Сообщается также, что сын Хань Сянь-цзы, Хань Сюань-цзы, прибыв с визитом в Лу в 540 г. до н. э., был восхищен лускими архивами и хроникальными записями, сохраняющими память о Чжоу-гуне. Но все это относилось к царству Лу, а не к его правителю Чжао-гуну. Стоит заметить, что Хань Сюань-цзы имел дело с принимавшим его Цзи У-цзы, с которым он легко нашел общий язык [114, 2-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 582–583]. Что же касается луского Чжао-гуна, то упоминаний о встрече с ним в «Цзо-чжуань» нет. Возможно, это следует понимать как проявление неуважения цзиньского сановника к лускому правителю. Это предположение косвенно подтверждается сообщением Сыма Цяня о том, что уже в следующем, 539 г. до н. э. цзиньский Пин-гун отказался принять луского Чжао-гуна, что в Лу было расценено как позор для царства [103, гл. 32; 71, т. V, с. 78].

Не вполне ясно, откуда взял свои сведения Сыма Цянь. В «Цзо-чжуань» об этом не упомянуто [114, 3-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 585–591]. Но его сообщение вписывается в длинный ряд примеров неуважительного отношения к лускому Чжао-гуну. Позже для этого были основания, но чем был мотивирован отказ принять Чжао-гуна в 539 г. до н. э., неясно. Разве что сыграла свою роль инфантильность правителя, еще не исчезнувшая и, возможно, бывшая притчей во языцех? Как бы то ни было, но неуважительное отношение к лускому Чжао-гуну существовало. Именно он, Чжао-гун из Лу, был единственным, кто прибыл на праздник в Чу в связи с окончанием строительства башни-замка Лин-ваном. Именно ему Лин-ван вначале сделал подарок, а потом вынудил вернуть его, чего с уважаемыми людьми, тем более правителями, обычно не делают [103, гл. 33; 71, т. V, с. 78].

Когда Чжао-гун в 537 г. до н. э. все-таки был принят в Цзинь, он тщательно следил за соблюдением всех норм церемониала и не допустил ни одного промаха, о чем после его отъезда говорил цзиньский Пин-гун со своим приближенным. Однако собеседник правителя тем не менее заметил, что в правила поведения входит не только церемониал и что Чжао-гун, будучи прихлебателем в собственном царстве, где он не в состоянии навести порядок и реализовать свою власть, не может претендовать на уважение к себе [114, 5-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 601 и 604]. Видимо, это мнение возымело свое действие. И когда в 530 г. до н. э. Чжао-гун вновь вознамерился посетить Цзинь, его там снова не приняли [114, 12-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 636 и 639]. Весной 521 г. ситуация повторилась. В Лу прибыл с визитом цзиньский посол, которого встретили недостаточно почтительно, приняв не по рангу (он был приравнен к послу из Ци, на что обиделся, заметив, что Цзинь важнее Ци и что его поэтому нужно встречать с более щедрыми подношениями, что и было в конечном счете сделано). А когда в конце того же года Чжао-гун вновь направился с визитом в Цзинь, его снова не приняли [114, 21-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 686 и 689; 103, гл. 32; 71, т. V, с. 78]. Чжао-гун не мог не знать о казусе с цзиньским послом весной, но все же поехал в Цзинь. Поехал явно не от хорошей жизни: только из Цзинь он в его нелегком положении бесправного пенсионера в собственном царстве мог ожидать реальной помощи. Чжао-гун явно надеялся на такую помощь — но не получал ее. Цзинь было сильным и влиятельным царством, но правители этого царства столь же явно не желали вмешиваться в чужие дела. Между тем ситуация в Лy неожиданно резко обострилась, так что Цзинь уже не могло оставаться в стороне.

Внутриполитические распри в царстве Лу

Как уже упоминалось, в результате раздела в 562 г. до н. э. сфер влияния в Лу между тремя могущественными кланами, Цзи, Шу и Мэн, каждый из которых создал свою армию, луский гун был лишен власти. Четверть века спустя, в 537 г. до н. э., одна из армий была расформирована, а оставшиеся войска (а вместе с ними и все имущество гуна) были заново поделены: половина всего досталась самому сильному из этих трех кланов, Цзи, а Шу и Мэн получили по четверти. В «Цзо-чжуань» специально подчеркнуто, что в результате этой реорганизации весь контроль за делами Лу попал в их руки, тогда как гун получал от них пенсию [114, 15-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 600 и 603].

Неудивительно, что второй демонстративный раздел царства Лу не мог ускользнуть от внимательного взора цзиньских сановников, один из которых и объяснил цзиньскому Пин-гуну, почему луский Чжао-гун не может претендовать на уважительное к нему отношение. Собственно, именно с этого начались злоключения к тому времени уже вполне повзрослевшего Чжао-гуна. Напомню, что последовавшие за вторым разделом Лу унизительный вояж в Чу к Лин-вану, включая историю с отобранным назад подарком, позорный (если принять во внимание данные Сыма Цяня — вторичный) отказ пустить его в Цзинь в 530 г. до н. э. и еще более позорное насильственное задержание в том же Цзинь в 527 г. до н. э., когда Чжао-гуна вынудили остаться на несколько месяцев для участия в похоронах цзиньского правителя [133, 15-й и 16-й годы Чжао-гуна; 212, т. V, с. 656 и 658, 660 и 663; 103, гл. 33; 71, т. V, с. 78], — все это звенья одной цепи. После того как очередная (в 521 г. до н. э.) попытка Чжао-гуна вновь нанести визит в Цзинь опять была пресечена [133, 21-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 685 и 687], ему и его окружению стало ясно, что необходимо как-то изменить положение дел. Они стали ждать подходящего повода, и он не замедлил представиться.

В сообщении «Цзо-чжуань» от 517 г. до н. э. [114, 25-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 704–712] подробно рассказывается о событиях в доме Цзи Пин-цзы, едва не приведших к его гибели. Вкратце суть дела сводится к тому, что после смерти одного из ближайших родственников Пин-цзы его вдова вступила в связь со своим поваром, но, боясь разоблачений, расцарапала себе лицо и обвинила брата покойного мужа в попытке насилия над ней. Пин-цзы приказал арестовать оклеветанного родственника, что вызвало в клане недовольство. Хотя вскоре ситуация прояснилась, а обвиненный был отпущен, недовольные не были удовлетворены. Более того, к ним примкнули кланы Хоу и Цзан. У каждого из них были на то свои причины. Клан Хоу повздорил с кланом Цзи из-за плутовства во время петушиных боев (см. также [103, гл. 33; 71, т. V, с. 79]), а клан Цзан обвинил Цзи в том, что для церемониала жертвоприношения и ритуального танца в честь покойного Сян-гуна не хватало танцоров, поскольку дом Цзи забрал их себе. Составился заговор, в который были вовлечены и сыновья Чжао-гуна. Сам Чжао-гун не сразу откликнулся на призывы заговорщиков — слишком уж опасным выглядело то, что они предлагали. Но в конечном счете он решился и, возглавив заговор, выступил против Цзи Пин-цзы.

Подвергнувшись осаде в собственном дворце, Пин-цзы предложил начать переговоры, попросив сперва разобраться в том, в чем его обвиняют, а затем разрешить ему уехать в ссылку или вообще покинуть Лу с пятью колесницами. Пока Чжао-гун колебался (одни советовали ему не соглашаться ни на что и убить Цзи, другие призывали к осторожности, ссылаясь на обилие сторонников у всесильного министра), сторонники Цзи из кланов Шу и Мэн прибыли на помощь Пин-цзы. Чжао-гун потерпел неудачу и вынужден "был бежать в Ци. Циский Цзин-гун принял его и предложил территорию близ западных границ княжества Цзюй с населением 25 тыс. человек (тысячу деревушек-общин шэ). Чжао-гун готов был согласиться, но его приближенный Цзы Цзя-цзы, всегда предостерегавший его от необдуманных решений, посоветовал ему отказаться, дабы не менять Лy на незавидное положение держателя у циского правителя. Лучше уж снова апеллировать за помощью к Цзинь.

Тем временем победители в Лу оказались в незавидном положении. Изгнание гуна грозило им немалыми осложнениями. Шу-сунь Чжао-цзы поехал в Ци с целью уговорить Чжао-гуна вернуться. Однако сторонники гуна воспрепятствовали этому, а сам Шу-сунь по возвращении в Лy вскоре умер. По словам Сыма Цяня, кланы Цзи-сунь и Мэн-сунь решили более не настаивать на возвращении правителя [103, гл. 32; 71, т. V, с. 80]. Между тем в 516 г. до н. э. циский Цзин-гун аннексировал восточные земли Лу, район Юнь, в котором и поселился возвратившийся теперь в Лу Чжао-гун. В начавшейся вслед за этим войне с Лу циские войска не добились заметного успеха [114, 26-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 713 и 716], зато предложенная лускими сановниками циским крупная взятка сыграла свою роль: циские советники Цзин-гуна убедили своего правителя, что Небо явно не на стороне Чжао-гуна (кто вступается за него, умирает, как то случилось с сунским Юань-гуном, поехавшим ради этого в Цзинь, или с луским Чжао Цзы) и что поэтому едва ли стоит торопить события. Циские войска ушли из Лу, а Чжао-гун остался в Юнь.