Елена Прудникова - Ленин – Сталин. Технология невозможного Страница 45

Наконец, «на большинстве фабрик для многих рабочих, по обыкновению, особых спален не дечают». Это значит, что спят рабочие в тех же цехах, где и работают. Ткачи (ручные) спят на станках, столяры – на верстаках, несчастные рогожники – на тех же самых мочалах и рогожах, которые они изготавливают, в тех же сырых и удушливых помещениях. Учитывая, что у рогожников еще и самый длинный в России рабочий день – до 18 часов, то вся жизнь их проходит в этих темных душных цехах. А работают здесь в основном, еще раз напоминаем, женщины и дети.

Доподлинно, любимицей господина Пажитнова была хлудовская мануфактура, та самая, где сортиры не чистили, чтобы рабочие в них не отдыхали. «Служа гнездом всякой заразы, миллионная фабрика Хлудова является в то же время образцом беспощадной эксплуатации народного труда капиталом», – так говорится в исследовании земской санитарной комиссии (1880 г.)... «Работа на фабрике обставлена крайне неблагоприятными условиями: рабочим приходится вдыхать хлопчатобумажную пыль, находиться под действием удушливой жары и переносить удуишивый запах, распространяющийся из дурно устроенных ретирад. Работа идет днем и ночью, каждому приходится работать 2 смены в сутки, через 6 часов делая перерыв, так что в конце концов рабочий никогда не может выспаться вполне. При фабрике рабочие помещаются в громадном, сыром корпусе, разделенном, как гигантский зверинец, на клетки или каморки, грязные, смрадные, пропитанные вонью отхожих мест. Жильцы набиты в этих каморках, как сельди в бочке. Земская комиссия приводит такие факты: каморка в 13 куб. сажен служит помещением, во время работы, для 17 человек, а в праздники ичи во время чистки машин – для 35–40 человек...

Эксплуатация детского труда производилась в широких размерах. Из общего числа рабочих 24,6% составляли дети до 14 лет, 25,6% составляли подростки до 18 лет. Утомление, сопряженное с трудом на фабрике, было так велико, что, по словам земского врача, дети, подвергавшиеся какому-нибудь увечью, засыпали во время операции таким крепким, как бы летаргическим сном, что не нуждались в хлороформе...

23 января 1882 года хлудовская мануфактура загорелась, и от громадного пятиэтажного корпуса остались одни каменные стены. Впрочем, Хлудов не оказался в большом убытке – он получил 1 миллион 700 тысяч руб. одной страховочной суммы, а потерпевшими оказались те же рабочие. После пожара остались семь возов трупов. По распоряжению директора Миленча, рабочие были заперты в горевшем здании, чтобы не разбежались и лучше тушили пожар, а сторожа снаружи даже отгонячи желавших помочь горевшим...

В заключение можно сказать, что чистый доход равнячся 45% в год»[105]. Маркс, кажется, говорил, что нет такого преступления, на которое не пойдет капиталист ради 500% прибыли? Право, он слишком хорошо думал о людях!

В биографии фабриканта Хлудова есть и такой случай: он сделал пожертвование на поддержание типографии, которая печатала богослужебные книги для раскольников-единоверцев, а затем, вернувшись домой, распорядился, в порядке компенсации, снизить своим рабочим жалование на 10% – таким было его понимание «христианского чувства».

Пока рабочие были сезонниками, приехавшими в города на заработки, они мирились с таким нечеловеческим существованием. Сто лет спустя многие вахтовики, шабашники и пр. тоже жили если не в таких условиях, то далеко не в самых лучших, и тоже работали по 16 часов и спокойно выдерживали все это, потому что потом возвращались с деньгами к семьям. Но все изменилось, когда рабочие стали отрываться от деревни, и это ужасающее существование становилось для них единственным. И тогда в их душах начинали созревать гроздья гнева. А как, скажите, должен реагировать человек, если хозяин жертвует 120 тысяч на типографию, а потом на 10% урезает нищенское жалованье рабочих?

И неправда, что рабочие начали бунтовать, соблазненные социал-демократами и прочими «интеллигентами». Первые стачки проходили сами по себе, тогда, когда эсдеки не только не нашли еще дорогу в рабочие казармы, но когда и эсдеков-то самих не было. Вернемся к нашему любимому герою миллионеру Хлудову. После того как он объявил о десятипроцентном понижении жалованья, терпение рабочих лопнуло. Они собрались и потребовали либо расчета, либо отмены сбавки (напомним, что расчет тоже было непросто получить). К толпе вышел хозяйский сын, который в ту пору случился на фабрике, и стал проводить «миротворческую акцию»: с одной стороны, приказал принести орехов и пряников из лавки и стал угощать рабочих, предложив им «погулять», а с другой – тут же послал за урядником. Урядник явился с плетью и начал стегать собравшихся. Возмущенные таким коварством, рабочие урядника избили – после чего были вызваны войска и приехал губернатор. Впрочем, губернатор оказался человеком умным и попытался уладить дело миром, посоветовав Хлудову отменить сбавку. Хозяин согласился было, но тут подоспели солдаты, заняли фабрику, арестовали зачинщиков, и бунт был усмирен. Результат – сбавка стала не 10, а 15%. Из 2200 человек бастующих 800 были отправлены по этапу «на родину», то есть в деревню, а 11 арестованы. Такими были первые стачки. Но рабочие быстро учились науке забастовок.

Начало 80-х годов было ознаменовано вспышкой стачечного движения, которая принесла результат, и еще какой! Правительство заметило факт существования рабочих!! Государственный совет (!!!) на своем заседании постановил, что «нынешние узаконения о найме рабочих действительно представляют более или менее существенные неудобства». И 1 июня 1882 года был издан закон, запрещающий принимать на фабрики детей моложе 12 лет. Работа подростков от 12 до 15 лет была ограничена 8 часами с запрещением для них ночных работ. Но закон законом, а жизнь жизнью. Хозяева не спешили выполнять новые правила, тем более что и контролировать их было некому. Фабричные инспектора назначались по одному на округ, а округ – это губерния. В 1885 году на одного инспектора с 1–2 помощниками приходилось, в среднем по стране, 1295 предприятий. Много тут наконтролируешь?

... А стачки тем временем продолжались, ибо запреты на работу малолетних, как нетрудно догадаться, не решали всех рабочих проблем. В 1885 году состоялась историческая стачка на мануфактуре благодетеля нашего Саввы Морозова в Орехово-Зуеве, в которой принимало участие 7–8 тысяч человек. Эта стачка отличалась значительно большей организованностью, во многом благодаря тому, что во главе ее стояли рабочие с политическим опытом – Моисеенко и Волков. Тут же были вызваны войска, но они ничего не могли поделать с такой толпой, а стрелять в рабочих не посмели. Все ж таки казаки арестовали 51 человека из рабочих, однако товарищи тут же почти всех отбили. А что самое главное, это был уже не просто стихийный крик по одному какому-то конкретному поводу – впервые рабочие сформулировали и вручили губернатору список требований. В него входили такие пункты, как требование, чтобы штрафы не превышали 5 копеек с заработанного рубля (напоминаем, что на мануфактуре Морозова они доходили до 40%), чтобы хозяин платил за простой по его вине, чтобы условия найма соответствовали закону и т.д.

Стачки возымели действие: уже 3 июня вышел закон... ну конечно же, снова о малолетних! Он воспрещал ночную работу подростков до 17 лет. Но 3 июня 1886 года появился наконец и закон о найме рабочих – зато тут же, в порядке компенсации, введено тюремное заключение за стачки на срок от 2 до 8 месяцев. Соединенное действие этих двух правовых актов привело к тому, что стачечное движение пошло на убыль. Чем мгновенно воспользовались хозяева: уже в апреле 1890 года вновь была узаконена ночная работа детей, подростков и женщин. Вообще именно вокруг положения детей на производстве шла основная законодательная борьба, именно право их найма отстаивали хозяева, пользуясь любым спадом стачечного движения. Можно себе представить, насколько выгоден был труд детей – дешевой и безответной рабочей силы! Работают они почти так же, как взрослые, платить им можно втрое меньше – и никаких стачек! А рабочие так яростно требовали отмены детского труда тоже не из гуманизма – дети сбивали цену на труд до совсем уж неприличного уровня. Вот и весь секрет борьбы вокруг положения малолетних. И никакая мораль тут ни при чем.

90-е годы вновь ознаменовались подъемом стачечного движения – и снова были изданы некоторые законы в защиту рабочих. Собственно, так все и шло. Ольденбург, автор известного промонархического труда «Царствование Императора Николая II», пишет о законах в защиту малолетних как о добром жесте правительства. Ничего подобного! Каждый такой закон и каждый рубль зарплаты вырывались в борьбе, которая становилась все ожесточеннее. В Лодзинской стачке в 1892 г. принимало участие 30 тысяч человек и закончилась она кровавым столкновением рабочих с войсками. В том же году на заводе Юза на юге России стачечники громили доменные печи и казармы, несколько человек были преданы военному суду и приговорены к смертной казни. В целом с 1895 по 1900 год число стачек ежегодно колебалось в пределах от 120 до 200 (по официальным данным), с числом участников от 30 до 60 тысяч человек. И в наступающем XX веке ничто не обещало успокоения. Рабочие – тоже люди. Они, в отличие от крестьян, каждодневно – или по крайней мере тогда, когда выползали в город – видели другую жизнь. И можно себе представить, сколько злобы было накоплено этими людьми за десятилетия их беспросветного существования. Блок сказал про нее «темная злоба, святая злоба». И должен был, непременно должен настать день, когда морлоки[106]вырвутся из-под земли, и день этот будет страшен!