Булач Гаджиев - Шамиль Страница 46

— Государь сделал фельдмаршалом Сардара? (А. Л. Зарятинского — Б. Г.).

— Сделал.

— За что он его сделал фельдмаршалом?

— За то, что совсем покорил Чечню и Дагестан.

— Так. Но за это следовало сделать фельдмаршалом еще одного человека!

— Кого же?

— Нашу Зайдет.

— Это почему?

Хаджио пустился объяснять причины поражения горцев, говорил об ошибках Шамиля по внутреннему управлению, в политических действиях и так далее. Но главной виновницей всех бед он считал Зайдет. В рассказе казначея Шамиля проступали ирония, явное преувеличение ее роли и собственная неприязнь к Зайдет. Однако то, что она в какой‑то мере могла влиять на своего мужа даже в делах политических, — несомненно.

В Калуге между Зайдет и сыном Шамиля Мухаммедом–Шеффи часто происходили конфликты. Шеффи ничего не говорил отцу, считал, что жаловаться недостойно мужчины, но интриги Зайдет выводили его из себя, и нередко он просто приходил в отчаяние и плакал от досады.

В таком же положении оказывалась и добродушная Шуанет. Оба они не раз просили Руновского, чтобы тот рассказал о поведении Зайдет Шамилю; пристав прекрасно понимал их, сочувствовал им, но помочь не мог, ссылаясь на параграф 9 инструкции, запрещавший вмешиваться в дела семьи имама, и оставался в стороне.

Так проходила жизнь этой женщины.

Климат Калуги не вредил здоровью Зайдет. Вместе с мужем она выехала за границу. В июне 1871 года, через три месяца после смерти Шамиля, она скончалась.

У Шамиля было пять дочерей: Нафисат, Патимат, Наджават, Баху–Меседу и Сафият.

Нафисат — старшая дочь Шамиля. Родилась в 1841 году от гимринки Патимат. Была красива. По решению родителей вышла замуж за Абду–рахмана, сына Джамалутдина Казикумухского — учителя Шамиля. Вместе со всей своей семьей она была на Гунибе, а затем была отправлена в Темир–Хан–Шуру. Через 4 месяца ее, как и других сестер, увезли в Калугу. У нее была возможность остаться с мужем в Дагестане, но Нафисат, как и другие дочери, заявила, что «скорее умрет, чем захочет остаться без отца». В Калуге Нафисат заболела чахоткой. Скончалась в марте 1866 года. Смерть дочери потрясла Шамиля. Над телом Нафисат было совершено богослужение.

Губернатор Калуги Чичагов принял участие в семейном горе Шамиля, он немедленно послал графу Милютину телеграмму: «Санкт–Петербург. Военному министру. Шамиль потерял старшую дочь Нафисат. Старец желает тело покойной похоронить на Кавказе на кладбище предков. По бывшему примеру с женой Кази–Магомеда, Шамиль просит отпустить Абдурахмана, мужа покойной, для сопровождения тела и командировать при нем офицера фельдъегеря. Генерал Чичагов».

Ответная телеграмма пришла в тот же день. Она гласила: «Калуга. Генералу Чичагову. Абдурахман увольняется в отпуск. Фельдъегерь для отвоза тела будет прислан. Издержки повелено отнести за счет казны. Генерал Карлгоф».

Земляки Шамиля с большим сочувствием отнеслись к горю сородича. Они в точности исполнили его наказ. Нафисат похоронили между могилами Кази–Магомеда и его жены Патимат.

После смерти Нафисат никто более не видел на лице Шамиля улыбку. Нам остается добавить, что от умершей осталась дочка — Магазат.

Патимат родилась на два года позже Нафисат и была похожа на нее и лицом и фигурой. Судьбы их были также схожи. Патимат выдали замуж за брата Абдурахмана — Абдурахима. В 1859 году она также была на Гунибе, а затем вместе с сестрою уехала в Калугу. Единственная радость, доставшаяся на ее долю, — встречи, беседы и прогулки со старшей сестрой Нафисат.

Наджават — дочь Шамиля от Зайдет — родилась в 1848 году. Красотой она превосходила своих сестер, но был у нее дефект, сводивший на нет все ее преимущества перед другими сестрами. В детстве, падая4?© ли с крыши, то ли со скалы, Наджават сильно разбилась, и в результате у нее сильно скривились ноги. Без опоры она не могла даже стоять. Пока она была маленькой, она не сознавала своей ущербности. Наджават была подвижной, шаловливой. Не каждый здоровый мальчишка мог повторить ее проделки. Она лазила с кошачьим проворством по заборам и крышам. Любимой игрой ее была беготня по двору с огнем в руках. Мать слегка бранила Наджават — и только. Отец же и этого не делал. Он буквально носил ее на руках. К семи годам Шамиль научил дочь читать и писать. Наджават оказалась способной; выучила некоторые места из Корана наизусть. Так, в играх и учебе проходило ее детство. Повзрослев, она стала замыкаться в себе, остро переживала свой недуг.

В Калуге пристав Шамиля Аполлон Руновский пригласил местного доктора Корженевского для осмотра ног Наджават. Доктор назначил лечение, и в доме имама поселилась надежда. Через два месяца дядя девочки Абдурахман констатировал: «Ноги Наджават совершенно выпрямились и, что удивительно, без всяких страданий. Теперь недостает ей, — писал зять Шамиля, — только–только вполне свободного движения ног, потому что наружные части стопы еще не совсем выпрямились»[128].

Сведений об окончательном результате эксперимента доктора Корженевского у нас не имеются.

* * *

В 1854 году Шуанет родила дочь. Сразу после родов Шамиль заходил к жене, или стоял у двери, справлялся о здоровье. На десятый день, когда Шуанет встала, состоялся обряд именования новорожденной. С утра в резиденции имама собрались жены наибов, затем пришел казначей государства Хаджио. Он прочитал положенные в таких случаях молитвы, а затем объявил, что с этого дня девочку, дочь Шамиля, будут именовать Сайдетой[129]. По этому случаю был устроен пир. Женам наибов и простым женщинам из Ведено по этому случаю было подано угощение, они ели плов с мясом, а также сласти, фрукты и конфеты, доставленные из Тифлиса.

В два года у девочки заболели глаза. В горах существовал обычай — промывать глаза больного молоком женщины, родившей первый раз, притом первенцем обязательно должна быть девочка. В молоко добавляли немного сахара. Так лечили и Сафият. Вначале это как будто помогало, но через некоторое время болезнь возобновилась.

В Калуге мать и сестры кормили девочку медом, конфетами, сахаром и жирными кушаньями, что еще более обострило болезнь.

Однажды пристав столкнулся с Сафият в коридоре. На глазах у семилетней девочки он увидел темные пятна и легкие бельма. Русский офицер тут же поспешил к имаму. Сразу же пригласили врача — В. Е.Кричевского. Его заключение оказалось зловещим: болезнь запущена и является последствием золотухи; если не будут соблюдаться режим и диета, которые он назначит, Сафият ослепнет[130].

В доме все переполошились. Шуанет послала к Руновскому человека сказать, что она как мать «готова изрезать дочь на части, лишь бы не дать ей ослепнуть».

Ребенку прописали мушку, рыбий жир и другие лекарства. Лечение русского врача стало давать хорошие результаты. Но стоило это заметить самой Шуанет, как она тотчас поломала и режим и диету. Теперь, как и прежде, исполнялись все капризы ребенка. Снова в пищу пошли мед и все то, что могло возбудить болезнь. Когда же Шуанет говорили о губительности такого питания для девочки, жена Шамиля ссылалась на то, что не может видеть слезы Сафият.

И настал день, когда младшая дочь имама стала болезненно реагировать даже на самый слабый свет и на вопросы об окружающих в комнате предметах затруднялась давать правильные ответы. Снова. вызвали Кри–чевского; врач ужаснулся. «Единственный выход — сказал он, — поместить девочку в лечебницу». Отец, не задумываясь, дал согласие, но Шуанет запротестовала.

Для Шуанет Сафият была живой нитью, связывавшей ее с Шамилем. Она думала, что, отдав девочку в лечебницу, своими руками разорвет эту нить и навсегда потеряет любимого человека. Обескураженный поступком жены имама, А. Руновский отметил в своем дневнике: «Таким образом, если дочь Шамиля лишится зрения, то причиной этого будет не отсутствие в докторе искусства или усердия, но единственно упорство Шуанет».

Дальнейшая судьба Сафият нам неизвестна, кроме того, что Шуанет в одном из писем из Медины летом 1871 года сообщила о смерти дочери.

ШАМИЛЬ ПОКИДАЕТ РОССИЮ

Мирно и довольно спокойно текли дня семьи Шамиля в Калуге. Но хотя условия жизни были неплохими и почти все окружающие старались доставить Шамилю и его семье разного рода удовольствия, чужбина все же оставалась чужбиной. Горцы тосковали по родине, по родным, по запаху своей земли, по синему небу, по зеленым горам. Обычно вокруг этого велись все разговоры, когда не было посторонних. Но если бы воспоминания могли утешить людей! Тоска по родине иногда превращалась в болезнь. Прошло совсем немного времени после приезда в Калугу, и земля ее приняла в свою холодную тьму первые жертвы из семьи Шамиля. Тогда Шамиль начал понимать, какое наказание их ждет впереди. Один из историографов пишет об этом: «Видно, не сладка была для него неволя, хотя и в золотой клетке».