Ефим Черняк - Химеры старого мира. Из истории психологической войны Страница 46

По мере того как сужалось кольцо окружения вокруг войск Паулюса, усилия фашистских комментаторов найти приемлемые объяснения случившемуся стали явно побивать друг друга. Одни комментаторы снова и снова талдычили о «генерале Зима», тогда как другие спешили порадовать слушателей, что на фронте температура остается на нуле. Правая рука Геббельса в это время Ганс Фриче утешал немцев тем, что решающие сражения войны происходят вдалеке от германских границ, а в середине января 1943 года генерал Гессе объяснял, что прорывы, которых удается добиться русским зимою, не имеют серьезного стратегического значения и будут легко ликвидированы с наступлением тепла. Вместо мифа о непреодолимости вермахта в наступлении слушателям теперь преподносился подправленный вариант легенды о непреодолимости атак гитлеровской армии в летние месяцы и, конечно, о неспособности советских войск наступать иначе, чем в зимние холода. «Посмотрим, весна покажет, что осталось от советской ударной мощи», — подбадривал генерал Гессе свою аудиторию.

Через две недели закончилось Сталинградское сражение — закончилось самой крупной военной катастрофой в истории Германии, многими тысячами убитых, раненых и попавших в плен. Германские средства информации лишь глухо сообщили о прекращении борьбы в Сталинграде, «потерявшей военный смысл». Официально было запрещено упоминать о том, что кто‑либо из трехсоттысячной армии Паулюса остался в живых и попал в плен, подразумевалось, что все они сложили голову за фюрера. Даже в своем дневнике Геббельс кривлялся и стремился скрыть истину: «Мы восторжествовали в борьбе за спасение от гибели на Востоке». И еще он заносит в дневник слова, сказанные в беседе с ним по — прежнему бахвалившимся Гитлером. «Сейчас его беспокоит, — сказал он, — только состояние его здоровья…»[302]

Геббельс, конечно, отлично понимал, насколько неубедительны официозные объяснения обстоятельств, приведших к разгрому под Сталинградом. Опытный демагог, он счел более полезным отказаться далее вообще от каких‑либо истолкований беспримерного поражения и утопить напрашивавшиеся вопросы в тоже невиданных по масштабам траурных торжествах. Они были выдержаны в духе мрачного поминания умерших в древнегерманском эпосе, или, точнее, в трагических операх Вагнера, и по своему размаху и помпезности напоминали победные празднества летом 1940 года после капитуляции Франции. Эта новая пропагандистская постановка была рассчитана, прежде всего, на то, чтобы увести немецкий народ от мыслей о причинах катастрофы. Геббельс обещал, что они будут изучены позднее, но, мол, что уже сейчас ясно — «жертва» шестой армии под Сталинградом имеет огромное историческое значение (такое значение действительно имела советская победа, определившая коренной поворот в ходе войны!). В речи, произнесенной на собрании функционеров нацистской партии, Геббельс уверял, что гибель шестой армии «не была напрасной. Почему? Это покажет будущее». Уклонившись при помощи такого наглого трюка от всяких объяснений, Геббельс с не меньшим цинизмом уверял, будто народу сообщена вся правда, ибо он может выстоять, узнав всю правду. Геббельс голословно отрицал сведения, что немцы устали от войны и утеряли веру в победу. Он задавал тщательно подобранной, нафанатизированной до предела толпе заранее составленные вопросы: хотите ли вы вести тотальную войну, готовы ли вы воевать до победного конца? и т. д. В ответ раздавался тысячеголосый рев: «Да, да, да!», который, как и вся эта сцена, был донесен радио до каждого немецкого дома, до каждой семьи.

Началась «тотальная мобилизация» всех людских и материальных ресурсов. В связи с этим германская пропаганда изобрела, наконец, и объяснение поражения под Сталинградом: все дело, оказывается, было в том, что советские войска обладали огромным численным превосходством — это была новая, неизвестно уж какая по счету ложь. Но главное, из нее делался вывод, что Германия может изменить положение в свою пользу, если, как говорил Геббельс, перестанет вести войну «одной левой рукой» (ею неожиданно оказался цвет вермахта, перемолотый советскими войсками на Восточном фронте). Главным оружием большевиков было их численное превосходство, развивал по радио эту линию главный военный комментатор генерал — лейтенант Дитмар.

«Пришел момент, когда мы можем и должны дать Советам достаточную дозу их собственного крепкого лекарства. Законная основа для мобилизации резервов создана, но проводимые меры требуют внутреннего согласия на них всего народа». Далее следовали излияния о превратностях войны, приличествующая скорбь о погибших, уверения, будто Сталинград только исключение из правила, подтверждающее это «правило», что победа будет принадлежать Германии. Лозунгом стало, что тотальная война приведет к тотальной победе. Одновременно Геббельс приказал развернуть пропаганду будущего возмездия англичанам и американцам за бомбардировки германских городов и особенно пропаганду страха — страха перед советским народом, с прозрачными намеками на то, что действия, совершенные нацистскими войсками, ожесточили русских и наверняка породили у них стремление отплатить той же монетой и даже с лихвой немецкому народу.

В феврале 1943 года Фриче утверждал в своем радиообзоре, что «Советы планируют, как во времена переселения народов и монгольского нашествия, заполонить Европу, разрушить ее цивилизацию, выселить ее население, чтобы обеспечить себя рабским трудом для освоения сибирской тундры». Эти фантастические измышления имели, между прочим, одну характерную особенность, представляя собой отражение действительно существовавших людоедских нацистских планов физического истребления одних народов и переселения других в интересах утверждения «тысячелетнего господства» германской расы, — планов, к осуществлению которых гитлеровцы уже приступили в оккупированных странах.

Личный врач и доверенное лицо главаря СС и гестапо Гиммлера Керстен рассказывает в своих мемуарах, что, например, в 1941 году Гитлер собирался «очистить» территорию Нидерландов от голландцев, переселив половину из них на Украину, а куда остальных, там видно будет. «Фюреру надоело допускать дальнейшее существование истеричной, дегенерировавшей Франции», — передает далее Керстен со слов Гиммлера. Французов, согласных с новым порядком, Гитлер предполагал объединить в государство «Бургундию», а менее благонадежных — в другое вассальное государство, «Галлию»[303]. «Приказ об организации и функциях военной администрации в Англии» от 9 сентября 1940 года за подписью главнокомандующего гитлеровской армии генерала Браухича предусматривал после занятия Британских островов депортацию из страны почти всех взрослых мужчин [304]. Более страшная участь была уготовлена полякам и другим славянским народам, в особенности русскому. Розенберг планировал уничтожение русского населения и вытеснение его из Европы. Начальник управления колонизации министерства восточных областей, возглавлявшегося Розенбергом, писал: «Речь идет не только о разгроме государства с центром в Москве. Достижение этой исторической цели никогда не означало бы полного решения проблемы. Дело заключается, скорее всего, в том, чтобы разгромить русских как народ, разобщить их»[305].

На территории Советского Союза нацистские полчища сожгли 1710 городов и более 70 тысяч других населенных пунктов, предали мучительной смерти более 6 миллионов людей. Всего в нацистских лагерях смерти было уничтожено не менее 12 миллионов человек.

Клеветнически приписывая Стране Советов бесчеловечные планы нацистов, Геббельс одновременно решил более активно, чем прежде, заполнять мехи своей пропаганды фразеологией сторонников «объединения Европы», Этот заряд был рассчитан не только на немцев, но также на население оккупированных стран и государств — сателлитов.

ДОКТОР ГЕББЕЛЬС — ЗАЩИТНИК «СВОБОДЫ»

Уже во время Сталинградского сражения Геббельс разразился целой серией статей в духе проекта Пан — Европы. 4 октября в «Дас райх» появилась его статья «Новая Европа». Кровавый фашистский зверь, заливший кровью весь континент, снова прикидывался невинной овечкой, только и мечтающей о примирении и добрососедском сотрудничестве народов. Геббельс уверял, что новая Европа — добровольное объединение, что она будет приносить народам взамен небольших уступок в области суверенитета порядок, «обеспечивающий экономическую, социальную и общественную безопасность»[306]. Прибегал Геббельс и к своему излюбленному оружию социальной демагогии, обращаясь как раз к тем слоям населения, настроения которых в особенно большой степени определялись событиями на советско — германском фронте и которые, может быть, вспоминая опыт 1918 года, начинали задумываться о приближавшемся конце фашизма. 1 ноября 1942 года в «Дас райх» Геббельс печатает статью «Война как социальная революция», в которой делает очередной обманный маневр: «Как некогда мы должны были потерпеть поражение в мировой войне, чтобы начать революцию, так же ныне мы должны выиграть эту войну, чтобы иметь возможность довести революцию до конца»[307].