Марк Солонин - Нет блага на войне Страница 47

В сентябре 1944 г. Красная Армия вышла к рубежу р. Висла, а армии западных союзников стремительно продвигалась к Рейну. Исход войны не вызывал уже ни малейших сомнений. До Тегеранской конференции гитлеровское руководство еще могло надеяться на «политическое решение», т. е. на раскол в лагере противников Германии и сепаратный мир с одним из них; до июля 1944 г. можно было надеяться на то, что высадившиеся в Нормандии англо-американские войска удастся окружить и уничтожить. Взрыв бомбы, прозвучавший 20 июля 1944 г. в Ставке Гитлера, сообщил всему миру о том, что высший командный состав вермахта расстался с последними иллюзиями. Причем это касалось не только генералов-заговорщиков. Начальник штаба Верховного командования Вооруженных сил Германии генерал-полковник А. Йодль на допросе от 17 июля 1945 г. дал следующие показания:

«Примерно в феврале 1944 г. я доложил фюреру, что если англичане и американцы высадятся во Франции и нам не удастся сбросить их в море, мы войну проиграем. Я сделал это заявление в письменном виде… Гитлер признал мою точку зрения правильной, но запретил рассылать этот меморандум командующим ВВС, армии и флота».

Предпринятые на рубеже 44–45 гг. две последние, отчаянные попытки вермахта перейти в контрнаступление (в Арденнах — против западных союзников, в районе венгерского озера Балатон — против Красной Армии) закончились сокрушительным поражением, потерей последних боеспособных танковых и авиационных частей. Крах немецкой военной машины стал совершенно очевидным.

И вдруг на Восточном фронте происходят разительные перемены. Немецкие войска словно обрели «второе дыхание», что незамедлительно отразилось и на темпе продвижения, и на уровне потерь Красной Армии.

Обратимся к вполне официальному и солидному источнику — статистическому сборнику «Гриф секретности снят», выпущенному в свет в 1993 г. под редакцией генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева. На стр. 157–159 приведены цифры безвозвратных среднесуточных потерь Красной Армии по периодам и кампаниям войны. Цифры эти ужасны — каждый день войны уносил тысячи жизней советских солдат. Отвлечемся, однако, от вполне понятных эмоций и обратим наконец внимание на динамику этих цифр:

Летне-осенняя кампания 1943 г. (1.7–31.12.43 г., Курская дуга, освобождение левобережной Украины, Киева и Смоленска); безвозвратные потери — 7,6 тыс. человек в день.

Зимне-весенняя кампания 1944 г. (1.1–31.5.44 г., освобождение Правобережной Украины и Крыма, Ленинградской и Новгородской областей); безвозвратные потери — 5,3 тыс. человек в день.

3. Летне-осенняя кампания 1944 г. (1.6–31.12.44 г., крупнейшие наступательные операции Красной Армии: Белорусская, Львовско-Сандомирская, Ясско-Кишиневская, Прибалтийская, Белградская); безвозвратные потери — 4,5 тыс. человек в день.

Итак: 7,6–5,3–4,5

Растет мастерство бойцов и командиров Красной Армии, непрерывно увеличивается её численное и огневое превосходство над противником, тают материальные и моральные ресурсы вермахта. Как результат — все более масштабное наступление советских войск на всех фронтах при неуклонно снижающемся уровне среднесуточных потерь.

Наступает 1945 год. Численное превосходство Красной Армии в танках и авиации выражается уже двузначными цифрами, германское комайдование бросает на фронт необученных мальчишек из «фольксштурма» — и при этом уровень людских потерь Красной Армии не только не сокращается, но заметно растет!

6,2 тыс. человек. Таков уровень среднесуточных потерь 45-го года. Добивая агонизирующий вермахт, Красная Армия несет потери на треть большие, чем в 1944 году.

Теперь посмотрим на цифры потерь неодушевленной техники (стр. 355–356).

В 1943 г. Красная Армия теряет в среднем 64 танка и САУ в день, в 1944 г. — 65 в день. Как видим, на протяжении двух лет войны среднесуточные потери танков и самоходок остаются почти постоянными. Наступает 1945 год. С 1 января по 10 мая 1945 г. потеряно 13 700 танков и САУ. 105 (сто пять) в день. Среднесуточные потери выросли почти в два раза.

Что же случилось с советской бронетехникой? Она стала хуже, чем в 43–44 годах? Да ничего подобного, именно к 1945 г. в основном завершилось перевооружение на новую, гораздо более мощную модификацию «тридцатьчетверки» (Т-34/85); в большом количестве стали поступать в войска новейшие тяжелые танки серии ИС и тяжелые самоходки, вооруженные чудовищными 122-мм и 152-мм пушками (не путать с короткоствольной 152-мм гаубицей на предвоенном КВ-2), способными пробить лобовую броню любого немецкого танка, до «Королевского тигра» включительно. Статистика свидетельствует, что если по состоянию на 1 января 1944 г. в Красной Армии числилось 1,6 тыс. тяжелых танков и 0,8 тыс. тяжелых САУ, то к 9 мая 1945 г. их уже было, соответственно, 5,3 тыс. и 2,7 тыс. единиц.

С другой стороны, никакого противотанкового «чудо-оружия» у немцев в 1945 г. не появилось. Слухи о перевороте в технике вооружений, совершенном «фаустпатроном», сильно преувеличены. Обращаясь к составленной по горячим следам войны работе полковника П. Игумнова («Исследование поражаемости отечественных танков», 1947 г.), мы обнаруживаем следующие цифры распределения потерь танков в последние месяцы войны:

1-й Белорусский фронт, январь — март 1945 г.; от фаустпатронов — 5,5 %;

1-й Украинский фронт, январь — март 1945 г.; от фаустпатронов — 8,9 %;

4-й Украинский фронт, январь — май 1945 г.; от фаустпатронов — 9 %;

1-й Белорусский фронт, апрель — май 1945 г.; от фаустпатронов — 10,5 %.

Основным средством поражения танков была и осталась ствольная артиллерия, на долю которой приходится более 90 % всех потерь. Даже в Берлинской операции (т. е. в условиях ожесточенных уличных боев в огромном городе) потери танков 2-й Гвардейской танковой армии распределились так: от огня ствольной артиллерии 77 %, от фаустпатронов —23 %.

Что же касается артиллерии, то здесь ничего нового на вооружении вермахта в 1945 г. не появилось. Те же самые 75-мм и 88-мм «стволы». Если и были изменения, то только в худшую для немцев сторону: дефицит вольфрама заставил к концу 44 г. полностью свернуть производство подкалиберных бронебойных снарядов; дефицит бензина резко снизил количество боеспособных танков и САУ; таким образом, самым массовым средством борьбы с советскими танками снова — как и в начале войны — стала буксируемая противотанковая пушка, расчет которой был защищен от пуль и осколков только гимнастеркой и шинелью. И при всем при этом — двукратный рост числа потерь советских танков!

Самые же парадоксальные, на мой взгляд, события произошли не на земле, а в воздухе. После провала контрнаступления в Арденнах немецкая авиация практически «закончилась». Бензина и летчиков хватало лишь на несколько сотен самолетов, да и те, что еще оставались в строю, были задействованы в системе ПВО рейха. Весной 45-го увидеть в небе над Восточным фронтом немецкий истребитель можно было лишь в весьма редких случаях. И при этом среднесуточные потери советских самолетов по категории «сбиты в воздушном бою» почти не уменьшились: 7,95 самолета в 1944 г. и 7,49 — в 1945 г. (здесь и далее приведены данные из сборника «Советская авиация в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. в цифрах»; составлен с грифом «Сов. секретно» Главным штабом ВВС СССР в 1962 г.). Если же посмотреть на статистику потерь еще внимательнее, то окажется, что суммарные потери в воздушных боях бомбардировщиков и штурмовиков даже выросли (3,3 в день в 1944 г. и 4,3 — в 1945 г.). Потери же бомбардировщиков и штурмовиков по категории «от зенитного огня» возросли в 1,7 раза (5,8 в день в 1944 г. и 10 — в 1945 г.).

Так что же произошло на Восточном фронте весной 45-го года? Чем объяснить такой рост потерь Красной Армии?

Эти факты традиционная советская историография старалась не замечать, неизбежные вопросы — не задавать. Но при случае могли прозвучать слова про «фанатиков-эсэсовцев, готовых защищать Гитлера до последнего», про «врожденную дисциплинированность» немецкого солдата, который не может прекратить стрелять без приказа… Отрицать наличие этих факторов не приходится. Но они не должны закрывать от нашего внимания главное — то «чудо-оружие», которое вручил Сталин немецкому солдату. Да, именно так: Геббельс только кричал про загадочное «вундерваффе», которое перевернет ход войны, но обманул. Зато товарищ Сталин не подкачал, он дал вермахту самое главное — цель.

После Неммерсдорфа (и сотен других подобных «дорфов») немецкому солдату на Восточном фронте не надо было объяснять, за что он воюет. Цель была очевидная (ее можно было увидеть невооруженным глазом) и — что чрезвычайно важно — вполне достижимая. Солдат видел бесконечные колонны беженцев, идущих на запад, безбрежное людское море у причальных стенок балтийских портов, видел корабли, один за другим уходящие с тысячами беженцев к берегам Дании и Западной Германии. Каждый день и даже каждый час задержки наступления Красной Армии увеличивал число немецких женщин, стариков и детей, спасенных от насилия и гибели. С этого момента вермахт вновь обрел смысл и цель продолжения борьбы.