Александр Гогун - Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941-1944 Страница 48

Жительница с. Сопыч Глуховского района Сумской области Евдокия Лаукина рассказывала, что во время нападения на их село местная полиция в течение двух дней в феврале 1942 г. оборонялась в церкви, а партизаны в это время убивали членов семей полицаев — женщин, детей, стариков[606]. По ее словам, партизаны в ходе бесплодных атак на высокое и прочное каменное сооружение потеряли 150 человек, а полицейских погибло только два. В оперативном же отчете командир Червоного отряда Иванов утверждал, что партизанами в ходе этого боя было убито 83 полицая[607]. В приказе по отряду по итогам боя за Сопыч отмечалось, что общие потери партизан составили 13 человек убитыми и 9 ранеными. «Уничтожено путем сожжения более 50 домов полицейских»[608].

Сожжение жилья отвечало приказаниям руководящих центров об «уничтожении имущества изменников родины». Партизаны старались если не ликвидировать семейства полицейских и старост, то обречь их на страшные материальные лишения — зимовку в землянках. Заместитель Федорова Николай Попудренко 17 января 1942 г. записал в дневнике, что в ходе нападения на полицейский гарнизон в с. Орловка (Холменский район Черниговской области) партизаны сожгли 20 домов[609]. Информация о деятельности отряда А. Федорова доходила до высшего руководства НКВД СССР: «13. 3. 42 партизаны напали на расположившийся в с. И[вановка] венгерский карательный отряд и полицейских. В результате боя истребил 160 фашистов, из них: 92 солдата, 4 офицера и 64 полицейских… Партизаны… сожгли 10 домов, в которых проживали полицейские»[610].

Дневник партизана одного из отрядов соединения А. Федорова демонстрирует некоторые красноречивые подробности рейда на Черниговщину, проведенного летом 1942 г. После захвата села Перелюб в Корюковском районе федоровцы узнали о том, что часть партизанских семей уничтожена: «Кровью облилось наше сердце, хотя не было приказа сжигать построек полицейских, но партизаны бросились сжигать звериные гнезда. При этом из горящих строений часто выскакивали люди, которых мы давно искали. Расправа с ними была короткая»[611]. Спустя пару дней в том же отряде: «Командир… тов. Ба-лабай приказал выпустить три мины из батальонного миномета по райцентру Холмы. От взрыва мин возник пожар»[612]. Далее в дневнике описывается ряд операций против сельской полиции, после чего подводился итог: «По селам вились дымки пожаров, происходящих в результате боев»[613]. Немецкий документ сообщает о том, что 5 сентября 1942 г. в Севском Рейне Сумской области партизанский отряд в количестве 250 пехотинцев и 50 кавалеристов, имеющий на вооружении, среди прочего, 76-мм орудие, напал на с. Марчихина-Буда: «Гранатами повреждено 4 дома, из которых один сгорел. 2 других дома членов вспомогательной полиции были подожжены. 1 полицай погиб, 2 тяжело ранены. Кроме этого, 2 мирных жителя расстреляны, 1 ранен»[614]. В дневнике ведения боевых действий одного из отрядов соединения А. Сабурова упоминания о сожжении жилья полицейских только за период с 3 января по 29 октября 1942 г. встречаются 5 раз[615].

По рассказу жителя с. Землянка Глуховского района Сумской области Ивана Чогуна, сабуровцы в 1942 г., применив зажигательные пули, одновременно спалили 42 двора, убив десятки человек. Партизаны во время операции были пьяны[616]. Мотивом карательной акции послужило то, что местные полицейские убили одного сабуровского партизана. Сведения о том, что в тот день было сожжено более сорока дворов, подтвердил другой житель Землянки, ветеран Красной армии Алексей Кульша. По его словам, жертв было куда меньше -3-5 человек, но убиты они были неорганизованно: «Отряд заходил, а люди бежали, не знали, что он был, бежали люди из села, так их нагоняли, шашками рубили — понял? А некоторых, которые бежали, так забирали снова в партизаны»[617].

Корреспондент «Правды» Л. Коробов свидетельствовал: «Сабуров воюет жестче Ковпака. Полицию он выжигает буквально пламенем. Он говорит так — почему полиция выжигает партизанские семьи, почему же мы должны щадить ее? Где прошел Сабуров — там полиции нет»[618].

Гибель лояльно настроенных к немцам граждан, членов местной администрации и полицейских в 1941–1942 гг. на северо-востоке УССР и прилегающих территориях вызвала беспокойство оккупантов тыловых органов группы армий «Б», 9 августа 1942 г. отмечавших:

«Активность партизан остается неизменной. Они внезапно вламываются сильными группами в села, утаскивают с собой пригодных к военной службе мужчин, убивают бургомистров и других лиц, считающихся дружественно настроенными к немцам, принуждают население к сдаче продуктов питания. Население запугивается для готовности к сотрудничеству. В ночь с 12 на 13 июля около 40 вооруженных партизан ночевало 11 км северо-западнее Крупца (Орловской, сейчас Курской области. — А. Г.). В соседней деревне Ко-маровка они оставили написанные от руки плакаты: “Смерть немецким оккупантам, смерть предателям родины, не вставшим на борьбу, и смерть семьям, из которых дочери и сыновья завербовались на работу у немцев”.

Убийства многих бургомистров, руководителей районов и большого количества членов вспомогательной полиции настоятельно требует регламентации обеспечения семей, кормильцы которых погибли или стали нетрудоспособными во время выполнения своего задания…»[619]

По немецким данным, в декабре 1942 г. партизанские отряды, дислоцировавшиеся в Хинельских лесах и оттуда выходившие на стык Сумской области и приграничных районов РСФСР, истребляли полицию и старост, а также «после тяжелых истязаний» (т. е. пыток) — членов их семей: «765 человек, в особенности старосты и полицейские, убиты или уведены (в том числе мобилизованы в отряды. — А. Г.). В этом отношении больше всего пострадал район Эсмани»[620].

Если в 1941–1942 гг. партизаны в основном расстреливали пленных полицейских, в ряде случаев все же проявляя к ним милосердие, разоружив отпуская восвояси, то с зимы 1942/43 г. в основном старались перетянуть на свою сторону. Это отметила сводка СД, описавшая ситуацию в Украине, и, очевидно южных областях БССР, входивших в РКУ: «В увеличивающихся объемах банды выступают сейчас также против членов семей участников охранных формирований. Только на протяжении одной недели около 120 человек, у которых родственники были участниками охранных формирований, были убиты или уведены. Этим предпринимается попытка принудить охранные формирования к оставлению их службы при немецких полицейских органах. Листовка с содержанием: “У всех, кто идет против славянских народов, кто помогает немецкому врагу, будет расстреляна семья” показывает централизованное руководство этими действиями»[621].

Очевидно, специалисты СД несколько ошиблись, принимая довольно-таки широкую инициативу «на местах» за указания за-фронтовых органов управления. УШПД и ЦШПД в целом выступали против расстрела семей полицаев, а инструкция по разложению коллаборационистских формирований предписывала через местное население широко распространять сведения «о хорошем обращении с перешедшими на сторону партизан»[622].

Но террористические меры в отношении «антисоветских элементов» не ушли в прошлое. Та же инструкция требовала «строгого» контроля: «В целях проверки честности подобных намерений требовать от групп, подразделений, соединений, намеревающихся перейти к партизанам, предварительного проведения операций по разгрому и истреблению местных немецких гарнизонов»[623]. Житель села Купи-ще Коростеньского района Житомирской области вспоминал, что зимой 1942/43 г. местные партизаны (вероятно, один из отрядов вновь созданного соединения под командованием С. Маликова), снабдив 12 местных полицейских взрывчаткой, дали им задание разрушить расположенный поблизости железнодорожный мост. Немцы тщательно охраняли объект, поэтому полицейские в течение двух дней не выполнили требование партизан — последние всех их разоружили и расстреляли[624].

На заседании политбюро ЦК КП(б)У 3 апреля 1943 г. Никита Хрущев заявлял о результатах террора: «Рейды [партизан] дают положительные результаты и в том смысле, что вселяют страх у неустойчивых элементов из украинцев и русских, проживающих на оккупированной территории, которые бы хотели пойти на сговор, но боятся расправы со стороны наших отрядов»[625]. Опасения были небезосновательными. В листовке сабуровцев к жителям Житомир-щины содержались прямые угрозы родственникам коллаборационистов: «Всех изменников Родины и их семьи ожидает смерть»[626]. Согласно сообщению главы 4-го управления НКГБ СССР Судоплатова в ЦШПД, 25 июля 1943 г. соединение Сабурова разгромило Давид-Городок (БССР): «Когда ночью отряд ворвался в местечко, немецкие солдаты и полиция вышли из местечка в казармы, захватив с собой оружие и боеприпасы. Все они остались невредимы. Тов. Сабуров отдал, якобы, приказ дома жителей местечка разграбить, а само местечко сжечь. Бойцы тотчас же бросились по квартирам и, разграбив их, местечко сожгли»[627]. Разгром Давид-Городка выделял из других акций сабуровцев лектор ЦК КП(б)У Дубина: «Операция преследовала, кроме разгрома гарнизона, — хозяйственные цели: обуться, одеться и пр. В свое время немцы в Давид-Городке ограбили и уничтожили все еврейское население, а городок заселили полицаями и прочим холуйским сбродом. Поэтому отношение здесь [к] “населению” имело специфический характер»[628]. Ковпак так описывал возвращение своего соединения из Карпатского рейда в августе-сентябре 1943 г.: «Вся Станиславская и Тернопольская область, часть Каменец-Подольской (сейчас Хмельницкой. — А. Г.) и Львовской областей исхожены партизанами, которые, проходя по селам, оставляли после себя следы, агитируя против сдачи хлеба, уничтожая и раздавая запасы, расстреливая ненавистных народу немецких служак»[629]. Истребление коллаборационистов оставалось одним из значимых заданий партизан до самого конца войны.