Андрей Сахаров - Дипломатия Святослава Страница 48

И конечно, наиболее веским аргументом в пользу русского происхождения грамоты (и на это также было обращено внимание в историографии) является ее изложение 01 первого лица - от лица русского князя Святослава: «Азъ Святославъ, князь руский, яко же кляхъся, и утвержаю на свещаяье семь роту свою...»48.

Что касается множественного числа первого лица в м.нце грамоты как свидетельства того, что она впервые составлена в греческом лагере, то действительно здесь видны следы процедуры, в которой русские послы приняли участие в греческом лагере: они запечатали грамоту своими печатями, но это вовсе не исключает создания оригинала грамоты в Доростоле. И в основе летописного текста договора 971 года лежит не перевод копии с греческой записи (зачем нужно было идти таким сложным путем, если имелся текст грамоты на русском языке?), а русский оригинал договора, или его рабочая копия.

Понимание всех этих тонкостей необходимо для того, чтобы представить себе истинный смысл дипломатических переговоров относительно важного межгосударственного русско-византийского соглашения. Оно вырабатывалось на протяжении нескольких дней, в течение трехкратных русско-византийских переговоров. Русская сторона была не только их полноправным участником, но и взяла на себя выработку начального проекта договора, который позднее был представлен Иоанну Цимисхию и одобрен в греческом лагере.

А теперь о наиболее спорной стороне проблемы: содержании и историческом значении договора 971 года.

Как отмечено в историографии, этот договор имеет форму княжеской грамоты: он составлен от имени Святослава. И недаром ее называли «обетной» грамотой Святослава, первой русской княжеской грамотой. Однако в данных оценках форма подчас заслоняла собой смысл документа. По своему содержанию соглашение 971 года имеет все черты межгосударственного соглашения.

Прежде всего следует отметить, что, как и в договорах 907, 911, 944 годов, сторонами, заключившими соглашение 971 года, являются два государства. Князь Святослав выступает от имени Руси, «боляр и прочих» («и иже суть подо мною Русь, боляре и прочий», «Яко же кляхъся ко царемъ гречьскимъ, и со мною боляре и Русь вся»)49. Конечным адресатом грамоты является не только Иоанн Цимисхий, но и его соправители - византийские императоры Василий и Константин «со всеми людьми вашими».

Необходимо иметь в виду и то, что Русь обязуется, а Византия, следовательно, это принимает, и впредь соблюдать «мир» и «свершену любовь» «до конца века». Таким образом, договор охватывает не только живущее поколение, но и поколения будущие, что также является чертой основополагающего государственного соглашения.

В свое время Эверс, Карамзин, Лавровский и некоторые другие историки затруднялись объяснить вышеприведенную фразу о сохранении Русью «мира и любви» со «всяким» греческим императором. Делалась даже попытка объявить это место фальсифицированным и заменит], «неверное» «всякимъ» на «верное» «высоким»50. Между тем договаривающиеся стороны просто согласились на пролонгированное действие договора и при будущих правителях обоих государств.

Хотя грамота действительно составлена от первого лица и идет от русских к грекам, в этом межгосударственном соглашении выступают две договаривающиеся стороны. II это видно не только из того, что в документе представлены русская и греческая стороны, но и из самого содержания пунктов договора.

Первой статьей данного соглашения является восстановление между воюющими сторонами довоенного состояния «мира и любви», то есть возвращение Руси статуса «друга» и «союзника» Византийской империи. Святослав клянется сохранять «до конца века» к Византии «мир и свершену любовь». Рассказ летописца о начале переговоров между руссами и греками также ведет нас в этом же направлении. Русскому посольству, посланному наутро после решающей битвы к Цимисхию, было наказано передать желание Святослава утвердить с греками «мир и любовь». Тут же летописец устами Святослава расшифровывает одно из основных для Руси условий такого соглашения - уплата империей дани Руси. В ответ на согласие греков заключить мирный договор и на появление в русском лагере византийского посольства с дарами Святослав заявил дружине: «Но створимъ мнръ со царемъ, се бо ны ся по дань яли, и то буди доволно намъ»51. А это значит, что греки во время первых переговоров в своем лагере дали согласие возобновить уплату ежегодной дани Руси, той самой, за которую боролся Олег, ратовал в 944 году Игорь, которую получал Святослав от Никифора Фоки, сидя в Переяславце, и которой он добивался и добился от Цимисхия летом 970 года. Дань, как мы показали выше, являлась непременным условием заключения «варварскими» государствами договоров «мира и любви» с Византийской империей, тем более речь о ней шла при заключении договора о «дружбе» и «союзе» между империей и тем или иным «варварским» государством.

Скилица и Зонара совершенно определенно писали о том, что по миру 971 года восстанавливался статус Руси как «друга» и «союзника» Византии. А это означало целый комплекс обязательств сторон по отношению друг к другу и первое из них со стороны империи предусматривало уплату дани Руси. Есть на этот счет свидетельства и в тексте договора 971 года. Там говорится, что Святослав поклялся вместе с «болярами» и всей Русью «да схраним правая съвещанья»52, то есть первые договоры. Большинство ученых, занимавшихся данным сюжетом, в том числе и Д. С. Лихачев, Б. А. Романов, в академическом издании «Повести временных лет» переводили слова «правая съвещанья» как «прежний (или первый) договор»53, между тем как правильный перевод этих слов - «прежние (или первые) договоры». И это ясно не только из формы множественного числа слова «свещапье» (договоренность, совещание, договор), но и из последующей за этим словом фразы: «Аще ли от техъ самехъ прежереченыхъ не схъранимъ», то есть, если «мы тех самых вышеупомянутых (договоров) не будем соблюдать»54. Как видим, множественное число слов «тех самехъ прежереченыхъ» относится к предыдущему понятию - «правая съвешанья». А это значит, что Святослав ссылается, на все предшествующие «прежние договоры» Руси с Византией, в том числе и на основополагающий среди них договор 907 года. Именно в нем впервые в развернутом виде были определены принципиальные условия взаимоотношений двух государств, говорилось о «мире и любви» между двумя странами, об уплате империей дани Руси, определялся статус русских послов и торговцев в Византийской империи55. В ходе последующих за договором 907 года военных конфликтов между Русью и Византией нарушались не конкретные статьи, скажем, соглашений 911 или 944 годов, а именно принципиальные положения первого развернутого русско-византийского соглашения, на основе которого строились конкретные отношения в политической, военной, экономической и юридической сферах. В июле 971 года Русь и Византия возвращались к изначальным отношениям, определенным условиями соглашения 907 года, которые были повторены и несколько откорректированы в части статуса русских послов и купцов в 944 году.

Русь и Византия возвращались к нормам отношений, определенным не одним каким-то договором, а всеми прежними русско-византийскими соглашениями, и прежде всего соглашением 907 года, поскольку именно в нем было сформулировано условие об уплате империей дани Руси. Оставались в силе и принципиальные положения договора 944 года, определяющие отношения между двумя странами. Однако не все они остались без изменений. Договор 971 года, сохранив принцип отношений между Русью и Византией, внес в них новшества, касающиеся тех политических и военных противоречий, которые вызвали конфликт между двумя государствами в 966–967 годах и в дальнейшем привели к русско-византийской войне 970–971 годов. Святослав заявляет: «Яко николи же помышлю на страну вашю, ни сбираю вой, ни языка иного приведу на страну вашю и елико есть подъ властью гречьскою, ни на власть корсуньскую и елико есть городовъ ихъ, ни на страну болгарьску. Да аще инъ кто помыслить на страну вашю, да и азъ буду противенъ ему и борюся с нимъ»56. Этим и отличается новый договор от соглашения 944 года. Святослав обязуется не нападать на Византию и на территории, ей подвластные - на Херсонес и подчиненные ему населенные пункты, а также на Болгарию силами русского войска или войск иных стран и народов - союзников или наемников Руси. Одновременно русский князь подтверждает сформулированное еще в договоре 944 года условие о русской помощи империи по просьбе последней («Аще ли хотети начисть наше царство от васъ вой на противящаяся намъ, да пишемъ къ великому князю вашему, и послетъ к намъ, елико же хочемъ...»)57. Но насколько действительно новыми являются приведенные выше обязательства русской стороны?

Еще в договоре 944 года есть пункт, запрещающий Руси «имать волости» в «Корсуньстей стране»58. В договоре 971 года он повторен и усилен тем, что Херсонес здесь стоит в одном ряду с самой Византией и Болгарией, а также тем, что обязательства Святослава касаются не только русского войска, но и иноязычных союзных Руси войск. Практически повторен и пункт о союзной военной помощи Руси по отношению к империи59. Заметим, что в договоре не пересмотрено обязательство империи оказывать военную помощь Руси по ее просьбе, сформулированное в договоре 944 года. Подлинно новыми являются обязательства Руси не нападать на Византию и Болгарию и не использовать против Византии, Херсонеса и Болгарии своих союзников. По существу яти обязательства означают отказ (по крайней мере формальный) Руси от своей балканской политики и прекращение антивизантийских действий совместно с венграми, печенегами и другими возможными союзниками. Эти пункты договора 971 года, несомненно, являются следствием военных неудач Святослава в этом же году.